Есть такое словосочетание – «империя духа». Оно означает нечто огромное, разнообразное, со справедливой иерархией и счастливыми обитателями. Талантливыми и свободными. И разумной властью самых мудрых, где гениальным и отважным воздаются высшие почести, а подлые и низкие занимают презренное положение. Важно цветущее разнообразие, потому и империя – должно быть много непохожих, но равнопрекрасных частей, подведенных под единый скипетр Красоты и Блага. Это такие мечтания.
И эти мечтания тонко, но настойчиво, оживают у иных людей, когда им говорят об империях вещественных, конкретно-исторических. Мерзости оттеняются идеальными образами, и тогда произносятся фразы: «Но бывают и просвещенные империи... Но именно империи создают большой стиль... Они аккумулируют в себе огромные культурные силы... И они способны к грандиозным цивиллизаторским явлениям...» Теоретически все верно.
Идеальным империям противопоставляются «духовные провинции» и «мещанские республики» – сонные, спекулятивные, заплывшие жирком. А в империях проживают аристократы духа.
Возможно, из таких истоков проистекает приверженность к империям у Бродского. Высказывается мнение, что эмигрируй он в какую-нибудь тихую европейскую страну, его талант бы там измельчал. И потому он счастливо избрал великую Америку, соразмерную его дарованию.
Ленинград, где Бродский сформировался, конечно же, город имперский; отодвинутый на вторые роли, он зарезервировал себе место культурно-художественной, а не административной столицы. Даже эдакой хранительницы памяти, важно, что памяти имперской. В нем менее заметна та сущность России, которая состоит из наглости, вранья, пушек, немых крестьян, испитых рабочих и спесивых генералов. Там она прикрыта великолепным покрывалом живой и умирающей культуры. И Бродский под империей понял огромный просвещенческий механизм.
В такой централизованной и унифицированной стране, как Россия, – как-то писал он – каким широким можно бы сделать просвещение масс! Можно бы в школах глубоко, серьезно и долго изучать Цветаеву и Платонова, что привело бы к подлинной эстетической революции. В масштабах десятков миллионов! Но такого не делалось, совсем напротив, и Бродский считал это преступлением.
Я не очень удивился, узнав недавно о том, что Бродский точно заявил бы сейчас – Крым их. Вернее, удивился, но не был потрясен
И потому я не очень удивился, узнав недавно о том, что Бродский точно заявил бы сейчас – Крым их. Вернее, удивился, но не был потрясен. Ранее сугубо филологическая проблема «Бродский и Крым» приобрела более широкие рамки. То, что Бродский радовался бы краже Крыма, сообщил близкий друг поэта, поэт Евгений Рейн.
В одной из недавних передач Радио Свобода Рейн так и сказал, добавив, что не раз при общении с ним Бродский заявлял: «России надо вернуть Крым».
Вот так! Заявлял, вероятно, в 90-е, когда Крым стал не их, когда ощутилась потеря. Не верить Рейну оснований нет, его воспоминания всегда очень фактологически точны. Раньше про Крым в жизни Бродского Рейн как-то не упоминал, а вот вспомнилось. Еще более 20-ти лет назад Нобелевский лауреат считал нероссийский Крым делом неправильным.
Но и сейчас он выкрикнул бы этот пошлый лозунг? Может быть, Рейн ошибается? А что Бродский говорил бы сейчас про уважаемую им Америку, тоже гнусные шуточки, что так нравятся российской толпе? Бродский 20 лет назад еще не знал о грядущем Путине, но когда-то очень хорошо знавал ленинградское КГБ. Он не видел этих праздников Победы, НТВ, попов, освящающих новенькие бюсты Сталина. Цифры потерь среди мирного населения не видел. Или, может быть, пренебрег бы всем ради Крыма, тонко или грубо оправдывал? Могло бы такое быть? Его друг Евгений Рейн вот уверен.
Иван Ампилогов, русский писатель из Крыма
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
