Мадонна в ящике. Как нашли сокровища Дрезденской галереи в 1945 году
"Это был глубокий туннель, точнее говоря – штольня, горизонтальная горная выработка, заброшенная давным-давно.
Когда-то добытый песчаник подвозили к выходу при помощи вагонеток. Теперь мы бежим, спотыкаясь в темноте о шпалы; впереди, в глубине штольни, на ржавых рельсах стоит вагон. Обычный темно-красный товарный вагон узкоколейного типа. <...> Прямо против двери – плоский некрашеный ящик, уходящий под самую крышу".
В этом ящике хранилась "Сикстинская Мадонна" Рафаэля. Человек, который ее нашел, – лейтенант советской армии Леонид Рабинович. Обоих его родителей нацисты убили в Бабьем Яре под Киевом, он сам был в плену, воевал в партизанском отряде, чудом избежал ареста (после плена военнослужащие нередко попадали в фильтрационные лагеря или даже в систему ГУЛАГ – по обвинению в сотрудничестве с противником) и вернулся в действующую армию.
Пока младший офицер Рабинович шел пешком через Европу с армией маршала Конева, картины старых мастеров – Рубенса, Ван Дейка, Рембрандта, Тициана – лежали в заброшенных каменоломнях Саксонской Швейцарии и на чердаках замков. Их прятали туда сотрудники музеев, а потом тайники минировали бегущие на запад солдаты вермахта и эсэсовцы.
В этих тайниках картины пережили бомбардировку Дрездена. В 75-ю годовщину уничтожения этого немецкого города авиацией союзников Настоящее Время рассказывает историю спасения одного из главных его сокровищ – и историю человека, который обнаружил пропавшие шедевры.
Лейтенант Рабинович
Эту фотографию 32-летний лейтенант Рабинович сделал в мае 1945 года в Германии. Она хранится в личном архиве его внучки. На обратной стороне – карандашная надпись: "Здесь я нашел Сикстину"
До войны Леонид Рабинович жил в Киеве. Был художником-оформителем, участвовал в постановке спектаклей в Киевском театре оперы и балета, был главным художником в Киевском еврейском театре. Женился, родилась дочь Вера. В 1941 году, когда отец ушел добровольцем на фронт, Вере было пять лет.
Раиса Рабинович с маленькой дочкой и своей мамой успела уехать на одном из последних поездов: они эвакуировались в Саратов. Родители Леонида остались в занятом немцами Киеве. 29 сентября 1941 года Софу и Наума Рабиновичей и еще нескольких родственников и членов семьи вместе с десятками тысяч киевских евреев расстреляли в Бабьем Яре.
Леонид знал, что семья погибла, а до 1944-го считал умершими и жену с дочкой, и младшего брата Исаака. Но оказалось, что они выжили. Сам он тогда же, в сентябре 1941 года, попал в окружение – Киевский котел – и оказался в немецком плену.
Плен, партизаны, Дрезден
"Удар палкой заботил меня лишь постольку, поскольку надо было ухитриться не расплескать при этом баланду", – позже, когда война закончится и Леонид Рабинович вернется в Киев, он напишет несколько книг – в том числе о том, что пережил на войне. Из плена он убежал, снова попался и снова сбежал, прятался в крестьянских избах, присоединился к партизанскому отряду в Полтавской области.
Когда линия фронта стала меняться и село Глобино, где он скрывался, снова заняла советская армия, Рабинович явился к своим. Пройти проверку СМЕРШ, избежать ареста и не оказаться в лагере ему помог удивительный документ – характеристика-справка от руководства партизанского отряда и сельсовета.
Так Леонид Рабинович снова стал кадровым советским военным: специалистом по фронтовой маскировке, младшим техником-лейтенантом. Вместе со 164-м отдельным рабочим батальоном 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта в мае 1945 года он оказался в Дрездене.
У молодого лейтенанта был фотоаппарат, и он снимал все, что видел на улицах Дрездена. Вот Рабинович на фоне руин и трамвая. Вот он с однополчанами на берегу Эльбы. Вот Рабинович в разрушенном Цвингере – музейном сердце города, который превратился в груду камней.
До войны он никогда не был за пределами Союза, но как человек с художественным образованием и широким кругозором, конечно, знал, что в Дрезденской картинной галерее хранятся – если уцелели – "Сикстинская Мадонна" Рафаэля и "Спящая Венера" Джорджоне, триптих Яна Ван Эйка и автопортреты Рембрандта, полотна Вермеера и Рубенса.
И Рабинович решил их найти.
Записки Рагны Энкинг
"Жутко было в вечерних сумерках пробираться через город, облака быстро проносились мимо луны, в нос била вонь гари и трупов, громыхало железо,<...> однако еще больший ужас наводили погребальные костры, которые десять дней беспрерывно горели на Старом рынке".
Хранительница музея Альбертинум Рагна Энкинг была одной из сотен тысяч жителей города, потерявших близких и свой дом, когда в ночь с 13 на 14 февраля 1945 года военно-воздушные силы США и Великобритании разбомбили Дрезден. В бомбардировках погиб отец Энкинг, а квартира сгорела. После этого Рагна переехала в частично разрушенный музей, охранять все, что осталось от ее прежней жизни, – коллекцию подлинных античных скульптур.
"Все произведения искусства останутся в Германии, мы хотим лишь удостовериться, что в хранилищах с ними ничего не случится", – пообещал ей молодой русский лейтенант, появившийся в Альбертинуме в начале мая. Его фамилия Рабинович, запомнила Энкинг: через несколько лет она опишет события в Дрездене 1945-1946 годов в автобиографических записках, где изобразит себя под псевдонимом "Георга".
"Сколько Георгу предупреждали: представитесь русским как руководительница музея – и вам, интеллектуалке, пуля в затылок обеспечена! Лейтенант, прощаясь, поцеловал ей руку, – писала Энкинг. – Вскоре он вернулся с несколькими солдатами, один из которых притащил и вытряхнул у ног Георги полную наволочку мясных консервов и буханок хлеба".
В своих записках Рагна не упоминает, как именно "русский лейтенант" узнал, где хранятся картины. Сама "Георга" якобы лишь рассказала ему о спрятанных в подвале скульптурах: "Собрание скульптур замуровано здесь в подвале, а где Мадонна, мне не известно".
Немая карта
В записках Рагны Энкинг есть рассказ о том, что музейщики Дрездена начали эвакуировать ценности еще в 1943 году. "Рыцарские залы и часовни, туннели железных дорог и шахты заполнялись ящиками, но картины ставились свободно, чтобы они не заплесневели. Встраивали печи, вешали гигрометры, ведь ни одна картина не вынесет сильных перепадов температуры и влаги... <...> Самым надежным и несокрушимым хранилищем считалась крепость Кёнигштайн, в то время как замок Веезенстен (так в переводе; чаще встречается вариант "Веезенштайн" – НВ) играл наиболее важную роль благодаря своей защищенности: в нем можно было даже продолжать научную работу".
Хранилищ-тайников разного размера и наполнения было более полусотни, пишет Энкинг.
Леонид Рабинович в книге, которую он опубликует через 13 лет после дрезденских событий, рассказывает о "секретной" и "немой" (то есть без подписей и легенды) карте, которую он якобы нашел в ящике шкафа-секретера в подвале Альбертинума. Он дважды упоминает о ней и в официальных докладах в ЦК КПСС – в 1946 году и 1955-м, прилагает к одному из этих отчетов фотокопию. Но немецкие историки ставят под сомнение эту часть рассказа лейтенанта: никаких сведений о существовании такой карты и указаний на то, кем она могла быть составлена, нет. Рагна Энкинг пишет, что списки хранилищ Рабиновичу передали в замке Веезенштайн представители Министерства культуры, которые там скрылись.
Впрочем, полагает исследовательница, редактор Всемирной энциклопедии искусства (Allgemeines Künstlerlexikon), доктор философских наук Ирина Альтер из Бамбергского университета, некая карта все же могла существовать, хотя, возможно, и не она сыграла ключевую роль в поисках. Что же касается мест, где Рабинович обнаружил картины, – их местонахождение в книге и в документах совпадает.
Первый пыльный холст в каменоломне вблизи поселка Гроскотта (в книге – "Гросс-Кот") – "Автопортрет с Саскией на коленях" Рембрандта. Тут же – рембрандтовское "Похищение Ганимеда". За "Ганимедом" – "Спящая Венера" Джорджоне. Малые голландцы, Ян Брейгель. И, наконец, она – мадонна Рафаэля.
Следующий тайник – на чердаке замка Веезенштайн. Три портрета кисти Веласкеса, работы Рембрандта, "Рай" Лукаса Кранаха-старшего, "Святой Иероним" Луки Джордано. "А вслед за Рубенсом появляется Ян Вермеер – неповторимый Вермеер, писавший всю жизнь одни и те же комнаты и чистые, промытые до блеска улицы и дворики своего родного Дельфта и открывший в них столько тихого очарования".
В замке Кёнигштейн – пастели Антона Рафаэля Менгса. В сарае вблизи села Барниц – дюссельдорфская школа. И, наконец, в самом труднодоступном тайнике, в деревянном бараке внутри старой известняковой шахты Покау-Ленгефельд – "Динарий кесаря" работы Тициана.
"Эта небольшая, размером семьдесят пять на пятьдесят шесть сантиметров, картина лежала в дальнем, сплошь залитом водой конце школьни, и вот результат: глубокие длинные шрамы рассекли сверху донизу красочный слой, как бы отмечая ход продольных слоев дерева ("Динарий" тоже написан на доске). Кое-где в глубине рубцов обнажился грунт. Вся поверхность между рубцами покрыта сетью мелких трещинок..." – напишет об этой находке через 13 лет отставной лейтенант Рабинович, художник и автор книг. Популяризатор искусства, как сейчас бы сказали: он писал в основном для издательства "Детгиз".
Трофейные бригады
О том, что поиск картин Дрезденского собрания стал личной инициативой Рабиновича, которая не сразу нашла поддержку командования, пишет не только он сам в книге "Семь дней". Упоминание о "трудностях" (проще говоря, Рабиновичу не давали для поисков людей и солярку) есть и в мемуарах командующего фронтом – маршала Ивана Конева:
"Не буду приписывать себе какую-то особенную инициативу в розысках Дрезденской галереи, но внимание, которое я смог уделить этому делу в то горячее время, я уделил. Поинтересовался, занимаются ли розысками, кто занимается, и выяснил, что в трофейной бригаде 5-й гвардейской армии есть художник Рабинович, проявляющий большой энтузиазм в розысках картин; он натолкнулся на множество трудностей; необходимо было оказать ему помощь: дать для розысков специальную команду, а также выделить из органов разведки опытных людей, которые могли быть ему полезны".
В этих воспоминаниях, будь они написаны самим Коневым или записаны за ним, есть неточность: Леонид Рабинович не служил в трофейной бригаде, когда начал разыскивать картины. Трофейная бригада во главе с искусствоведом Натальей Соколовой из Москвы прибыла в Дрезден только 14 мая, к этому времени и "Сикстинская Мадонна", и многие другие полотна уже были найдены. Кроме того, есть документ: рапорт Соколовой о включении Рабиновича в трофейную бригаду. И произошло это только 17 мая 1945 года.
Чтобы понять, почему это важно – был или не был Рабинович с самого начала в трофейной бригаде, – необходимо разобраться, что эти бригады собой представляли. Ирина Альтер, в круг научных интересов которой входит исследование судьбы музейных коллекций Саксонии после 1945 года, напоминает, что еще в 1943 году в Советском Союзе была создана подкомиссия по вопросам потерь в области культуры, известная также как Бюро экспертизы при ЧКГ. В эту подкомиссию входил, в частности, художник и искусствовед Игорь Грабарь. Сохранилась стенограмма заседания бюро, на котором, по иронии судьбы, Грабарь в 1943 году, рассуждая еще совершенно гипотетически о том, что мог бы потребовать СССР взамен разрушенного и уничтоженного в стране, называет как раз "Сикстинскую Мадонну":
"...Самым простым было бы, если бы можно было взамен такого памятника, как Спас-Нередица, взять да и привезти какой-то Реймский собор. Это немыслимо, поэтому придется компенсировать при помощи каких-то Сикстинских Мадонн. И как только встанете на эту почву, так встретитесь с необычайно трудным вопросом о расценке. <...> Если мы за Нередицу потребуем 10 Сикстинских Мадонн, то они должны быть расценены".
И расценки определили. Искусствоведы со всего СССР по поручению бюро составили списки – что уничтожено, сожжено, разбомблено, украдено. А потом они же составили списки "эквивалентов": какие ценности хранятся в музеях Дрездена, Берлина, других немецких городов. Дрезденская галерея тоже была в таком списке – 103 наименования, включая Рафаэля, Веласкеса, Тициана.
Когда война подходила к концу, появились специальные трофейные бригады. В них входили искусствоведы, реставраторы, художники. Их задачей было оценить, обеспечить сохранность и вывезти в Советский Союз культурные и художественные ценности.
Ирина Альтер полагает, что лейтенант-техник Рабинович не был осведомлен о работе трофейных бригад, пока не стал их частью. О том же в рапортах сообщают и члены бригады: приехали, видим инициативного офицера, он нашел картины, пригодится в дальнейшей работе. Об этом же пишет и Рагна Энкинг: она верит, что Рабинович был искренен, когда обещал, что картины оставят в Германии. А когда их начали готовить к отправке в Союз, "лейтенанта сменили другие офицеры, а сам он уже несколько недель не появлялся в Альбертинуме".
Спасение картин или "сбор добычи"?
В книге Рабиновича, воспоминаниях Конева и других советских источниках дается однозначная оценка действиям лейтенанта и трофейной бригады: картины нужно было спасать, достать из сырых тайников как можно быстрее, начать реставрацию, вывозить в Москву.
У сотрудников музеев Дрездена, если судить хотя бы по дневнику Рагны Энкинг, был другой настрой: они надеялись, что смогут понемногу восстановить собрания, но лишались одной ценной коллекции за другой. Лишались того, чему посвятили всю свою жизнь. "Сбор добычи", – так описывает Энкинг последние дни июля 1945-го, когда картины и скульптуры увозила из Дрездена советская армия.
Но в то же время сама хранительница Альбертинума признает: картины были в опасности из-за неработающих систем регулировки влажности и температуры. "Дольше месяца ни одна картина не выдержала бы хранения без кондиционера", – писала Рагна Энкинг. Увидев, что происходит с "не взятыми под контроль трофейной команды хранилищами", она и коллеги были вынуждены "только приветствовать такую оперативность", признает она.
"Само хранилище оставалось нетронутым, как и деревянный ящик, где находилась картина, однако уже восемь дней как отключилось электричество и с ним климат-контроль", – рассказывала Энкинг о "тоннеле Т", где нашли "Сикстинскую Мадонну". В этом тоннеле была система обогрева и проветривания, были гигрометры и термометры – но тем не менее уже с лета 1944 года смотрители замечали на некоторых полотнах плесень. Электричество и система кондиционирования отключились в самом начале мая 1945-го, после одной из последних бомбежек.
Проблемной была и шахта Покау-Ленгефельд: туда картины из коллекции, по данным немецких историков Макса и Рут Зейдевиц, срочно перевозили в апреле 1945 года и подготовить ничего не успели.
Еще один фактор, который подчеркивает в книге "Семь дней" Леонид Рабинович: все хранилища и тайники, где он находил картины, были заминированы или буквально набиты взрывчаткой. "Доннерит-желатин" и связанная с дверью система детонаторов в замке Кёнигштейн. Взрывчатка в шахте Покау-Ленгефельд. Заминированный подвал под Альбертинумом.
Его слова частично подтверждают и записки Рагны. Она, например, рассказывает о чиновнике Министерства культуры, который говорил ей, что лучше взорвать коллекцию скульптур, чем передавать ее американским офицерам; она же упоминает о минах-ловушках в Альбертинуме.
Забирая картины из подземелий, бараков и шахт, советские военные свозили их во дворец Пильниц под Дрезденом. А когда картины увезли, в этом же дворце Рагна Энкинг с коллегами открыли первую после войны большую экспозицию – "Центральный музей Саксонии". Это произошло в 1947 году, а уже через два года Энкинг отправили на пенсию, последовательно сместив со всех должностей. Через несколько лет Рагна уехала на запад, а потом в Италию, где работала в Римской академии искусств. Она умерла в 1975 году и похоронена на католическом кладбище в Риме.
С русским лейтенантом Рабиновичем после июля 1945-го они никогда не виделись.
Наградить коробкой красок
Леонид Рабинович в июле 1945-го возвращался в Советский Союз. Но не домой, в Киев, а в Москву: ему доверили сопровождать часть найденных в Дрездене картин.
За участие в их спасении лейтенанта представили было к ордену "Красной звезды". "Сикстинская Мадонна" Рафаэля, ряд полотен Рембрандта, Ван Дейка, Рубенса и других великих мастеров, ювелирные изделия большой ценности, в том числе много драгоценных металлов – всего около шести вагонов, коллекция художественного фарфора в количестве около двенадцати вагонов, большая коллекция драгоценных медалей и монет в количестве около 25 000 экземпляров, собрание скульптур, в том числе около 1000 ценных оригиналов", – перечислял его заслуги командир 164-го батальона капитан Перевозчиков.
Но строчка "после плена", подчеркнутая в этом же документе красным карандашом, оставила Рабиновича без ордена. Его наградили медалью "За боевые заслуги". А еще выдали из трофейных запасов в Москве краски и пастельные мелки.
Рабинович становится Волынским
В Киеве Леонид Рабинович воссоединился с женой и подросшей дочерью, снова стал работать художником. В конце 1940-х Советский Союз начал "бороться с космополитизмом": убитых нацистами евреев на памятниках и в книгах заменяли на "советских граждан", "разоблачали" интеллигенцию под псевдонимами – и в то же время не печатали литераторов и не брали на работу художников с еврейскими фамилиями. Рабинович остался без работы и начал "халтурить": рисовать марки, этикетки для вина и обертки для шоколадок.
В 1950-х он стал печататься в газетах и журналах – правда, для этого ему пришлось подписываться псевдонимом "Волынский". Именно под этой фамилией в 1955 году он опубликовал беллетризованный мемуар "Семь дней" про поиски сокровищ Дрездена. Под этой же фамилией написал несколько книг об искусстве для подростков и молодежи: о Ван Гоге, французских импрессионистах, о художниках-передвижниках.
Волынский дружил в Киеве с писателем Виктором Некрасовым, вместе с ним и женой Раей путешествовал по Союзу. Сохранилась статья Некрасова, которую он в 1960 году пытался опубликовать в "Литературной газете" – но редакция ее не пропустила. Статья называется "Кто же спас, а кто присутствовал?" – в ней писатель возмущается, что искусствоведы и хранители советских музеев присваивают себе славу спасения Дрезденской коллекции, забывая об офицере Рабиновиче и солдатах, нашедших картины.
Сам Леонид Рабинович не писал жалоб и обращений. В 1955 году он побывал в Москве на выставке найденных им в Дрездене шедевров. В 1967-м съездил за границу в социалистическую Болгарию. В 1969 году Леонида Волынского (Рабиновича) не стало. Ему было 57 лет.
Сокровища Дрездена
Привезенные лейтенантом в июле 1945-го полотна старых мастеров в Государственном музее изобразительных искусств имени Пушкина в Москве встречала его будущая директор, а тогда майор медицинской службы и недавняя выпускница МГУ Ирина Антонова. В 1985 году Ирина Александровна опубликовала статью на английском языке в журнале Museum International, в которой упоминает и лейтенанта Рабиновича.
В этой же статье Антонова пишет о реставрационных работах, которые после прибытия картин провели в Пушкинском музее. Одна из самых известных и сложных реставраций – "Динарий кесаря" Тициана. Ее выполнял художник Павел Корин, автор витражей на московской станции метро "Новослободская" и мозаичных плафонов на "Комсомольской". Корин вспоминал, что ни разу не использовал при реставрации краски и кисть: фрагмент за фрагментом он возвращал на доску краски Тициана. В 1955 году "Динарий кесаря" передали Германии вместе с остальными шедеврами Дрезденской коллекции. Правда, из-за разницы во влажности в галерее Земпера в Дрездене и в Пушкинском музее "Динарий" снова стал разрушаться и потребовал реставрации. Теперь он выставлен в специальной "климатической" витрине.
Перед тем как Никита Хрущев торжественно передал коллекцию руководству дружественной Восточной Германии, в Москве провели выставку старых мастеров – до этого картины 10 лет лежали в запасниках. Вместе с "Динарием" в 1955 году в Дрезден вернулись 1240 полотен.
По данным Галереи старых мастеров, после Второй мировой войны пропавшими числятся 450 картин.
В публикации использованы документы из личного архива семьи Леонида Рабиновича (Волынского) и воспоминания смотрительницы музея Альбертинум Рагны Энкинг. Редакция благодарит внучку Волынского Елену Костюкович за консультации и помощь в подготовке материала.