«Она возненавидела нас за то, что мы ее нашли». Зачем усыновленные в 90-е дети возвращаются в Россию из США

12 августа 2019 года
Алла Константинова

В 1990-е годы американские семьи усыновили более 60 тысяч российских сирот. В 2000-е в США каждый год уезжали в среднем по 3-5 тысяч детей, оставшихся без родителей, пока в 2012 году Россия не приняла закон, который стал известен как "Закон Димы Яковлева" и запретил усыновление для американских граждан.

Корреспондент Настоящего Времени поговорила с тремя героинями, которые воспитывались в приемных семьях в США, а взрослыми приехали в Россию – на время или навсегда.

"Я не смогла бы усыновить детей из России"

Елена Дейдра О`Хулахан родилась в Ульяновске 32 года назад. Девочке было три года, когда ее и двух младших братьев забрали у матери. Женщина родила четверых детей от трех разных мужчин и подолгу оставляла малышей одних, запирая в квартире. Младшему был всего год. Родственники потом говорили, что такое поведение матери было вынужденным, она должна была ходить на работу. Но Елена говорит, что у нее эта версия вызывает сомнение.

Так или иначе, но однажды о запертых детях узнали соседи и сообщили в соцслужбу. Двух братьев и Лену отправили в детдом. Еще одна девочка, младшая сестра Елены, осталась с матерью. Почему приняли именно такое решение – троих детей "изъять", одного оставить – Елена не знает. Их с братьями в детском доме ни разу никто не навестил. Так прошло долгих восемь лет.

Елена с братьями. Фото: личный архив
Елена с братьями. Фото: личный архив

"Все, что я всегда знала о своих родителях, – что они алкоголики и плохие люди, – вспоминает Елена. – Но в детском доме тоже было невыносимо. Я до сих пор не могу понять, почему никто из родственников не захотел нас оттуда забрать. О нас как будто забыли. Видите шрам на лбу? Это я сидела за столом, у меня что-то упало и я потянулась это достать. Воспитатель подошла и наотмашь меня ударила. Без какой-либо причины. И подобные вещи происходили со мной и братьями постоянно. Работники детдома нас били, словесно унижали, отбирали полагающиеся нам вещи: одежду из соцпомощи, подарки на Новый год..."

Елена говорит, что она и братья пережили и сексуальное насилие. Братья, повзрослев, сухо об этом вспоминали, не вдаваясь в подробности. Сама Елена только в зрелом возрасте осознала, что с ней происходило. Воспоминания нахлынули на нее внезапно:

"Я не понимаю, что послужило триггером, но я вдруг четко вспомнила того мужчину. Не знаю, кем он был: то ли работал там, то ли приходил к кому-то. Он насиловал меня несколько лет, когда мне было шесть или семь. Подлавливал меня везде: в детском доме, на улице, в школе. Трогал. Я не могла ничего поделать, ведь никто не объяснял мне, что нормально, а что – нет".

Елена с братьями. Фото: личный архив
Елена с братьями. Фото: личный архив

Лена и ее братья уже не надеялись, что их усыновят: девочке было 11 лет, а иностранцы, как правило, останавливали свой выбор на совсем маленьких детях. Клэнси О`Хулахан, 50-летний военный, приехал в Ульяновск и усыновил сразу восемь детей – в том числе и Лену с братьями. Она вспоминает, как они впервые ели в Макдоналдсе в Москве, гуляли, фотографировались, а затем долго летели на самолете.

Так русские дети и американец стали жить вместе. Не без проблем, конечно: Лена говорит, что приемные дети между собой воевали, в доме порой были "настоящие бои". Но Клэнси это не пугало: у него уже было трое приемных детей, позже он усыновил еще нескольких – Елена вспоминает, что в какой-то момент число приемных детей в доме достигло 18 человек. Отцу-одиночке помогали справляться его друзья и родственники.

Сейчас Елена в разводе, работает адвокатом в правительственной организации для пенсионеров, у нее маленькая дочь. Около трех лет назад Елена с помощью знакомой в Ульяновске отыскала родную сестру. Ее удочерила другая семья. Оказалось, что она не знала о том, что у нее в Америке есть сестра и два брата. Девушки начали переписываться в фейсбуке: так Елена выяснила, что ее биологическая мать еще жива.

Елена с дочкой. Фото: личный архив
Елена с дочкой. Фото: личный архив

"Моя сестра поддерживала с ней отношения, которые нельзя было назвать благополучными, – с горечью говорит Елена. – Но когда мама узнала о том, что мы друг друга нашли, она практически перестала с сестрой общаться. Через сестру я посылала маме фотографии, письма, в которых говорила о том, что не держу зла и хотела бы общаться. Она не ответила ни на одно из них. Такое ощущение, что она возненавидела нас за то, что мы ее нашли".

Увидеться так и не удалось: мать Елены умерла в ноябре прошлого года, оставив после себя только одно фото – на паспорт. Когда Елена узнала о ее смерти, она отправила сестре деньги – помочь с похоронами. Сейчас сестры продолжают общаться, американка все еще жадно пытается найти информацию о своем прошлом. Она надеялась поговорить с бабушкой – но та умерла пару месяцев назад. Есть другие родственники, через которых, возможно, удастся хоть что-то выяснить. Например, жив ли биологический отец Елены – о нем вообще ничего не известно.

"Конечно, потерять прошлое – это ужасно, – говорит Елена. – Даже врачи в Америке спрашивают меня: "Было ли у вас в роду это заболевание?" Я отвечаю: "Я не знаю, я – приемный ребенок".

Три года назад во сне скончался младший брат Елены. У него с детства были проблемы со здоровьем. Сестра очень тяжело перенесла его уход. Но, привыкнув брать себя в руки, продолжила жить.

Елена и ее бойфренд. Фото: личный архив
Елена и ее бойфренд. Фото: личный архив

"Я могла бы забиться в воображаемый "угол" и до конца своих дней жить с тем, чтобы думать о своем горе, тем самым его продлевая, – говорит она. – Но это бесполезно. Оглядываясь на свой опыт, могу сказать точно: я не смогла бы усыновить детей из российских детдомов. Их жизнь настолько тяжела, они так сломлены и не приучены к семье и самостоятельности, что почти всегда становятся проблемой для своих новых семей. Да, с момента нашего отъезда прошло 20 лет, но – о, Боже! – в России всё тот же президент, о каких переменах можно говорить? Поэтому я уверена: с тех пор в системе ничего не изменилось".

"Наконец-то я дома"

Летом 2019 года 29-летняя Маша Кук из Миннеаполиса приехала в маленький карельский город Суоярви. Там до сих пор живет ее биологическая мать. Найти ее удалось благодаря группе для приемных детей из России и Украины в фейсбуке: Маша вступила в нее три года назад, рассказала свою историю – и уже через несколько дней с ней связались организаторы.

Маша Кук. Фото: личный архив
Маша Кук. Фото: личный архив

"Мне написали ночью: сказали, что нашли моих биологических родителей и что я могу поговорить по скайпу с мамой прямо сейчас, – взволнованно рассказывает Маша. – Ее нашли благодаря соцсетям: какая-то женщина в местном сообществе написала, что помнит нашу семью, и дала контакты мамы. Я увидела ее у себя на мониторе: мама плакала, говорила: "Боже мой!" – и просила меня приехать в Россию, чтобы она мне могла все объяснить. Тогда я еще не изучала русский язык, наш разговор переводила моя знакомая. С тех пор я три года жила только этими мыслями: учила русский, готовила документы и думала о том, как встретят меня на родине".

Отец Маши не дожил до встречи: он умер в 2017 году. Когда девушка приехала в родной город, то не смогла найти его могилу. До последнего дня он пил. Сильно пьет и биологическая мать Маши. Девушка очень торопилась в Россию: ей намекали, что мама может не дожить до ее приезда.

Маша и ее старшая сестра Вика. Фото: личный архив
Маша и ее старшая сестра Вика. Фото: личный архив

Детство Маши, ее брата Владика и сестры Вики было страшным. Их родители, которым на тот момент не было и тридцати, неделями пропадали, пьянствовали и приводили чужих людей в дом. Мать занималась проституцией, дети часто видели посторонних мужчин. Они насиловали старших детей. Маша этого не помнит, но знает по рассказам брата и сестры, что незнакомцы делали с ними непозволительные вещи. Владику было семь лет, Вике – пять, Маше – три года.

"Когда нас изъяли органы опеки, я была на грани смерти, – говорит Маша. – У меня развилась мышечная дистрофия: даже встать с кровати не могла, кожа как будто гнила, плюс сильное обезвоживание. Мне потом говорили, что от голода я уже не могла даже плакать. Еду мне приносили брат с сестрой – их подкармливали соседи, люди на улицах. Нас все знали, поэтому доводы родителей в суде о том, что "у нас все хорошо и дети сыты", очевидно, не сработали".

В больнице девочку выхаживали несколько месяцев, а потом отправили в детский дом, где уже находились Владик и Вика. Отец навещал детей, но редко: после решения опеки он, по словам знакомых, стал горевать и запил еще сильнее.

"Конечно, в провинциальном детдоме в 90-е годы было, мягко говоря, несладко, – вспоминает Маша. – Спустя три года после того, как мы туда попали, нам объявили, что американская семья хочет нас усыновить".

Крейг и дети. Фото: личный архив
Крейг и дети. Фото: личный архив

Позже их американский отец Крейг рассказывал приемным дочерям и сыну, что увидел трех русских детей во сне: двух девочек и мальчика. Поэтому, когда знакомая из агентства по усыновлению между делом показала ему фотографию Вики, Владика и Маши, он закричал: "Это же они! Это мои дети!"

"Джуди, наша мама, была только "за", – добавляет Маша.

Первое, что поразило русских детей в Америке, – это жвачка. Новая и вкусная. В Суоярви Владик и Вика, бродяжничая, отлепляли жвачку от тротуаров. Главное, к чему американским родителям приходилось приучать детей, – это к любви. Они не знали, что это такое. Спустя два года Крейг и Джуди усыновили еще троих детей из России, а спустя еще некоторое время – одного серьезно больного ребенка из Миннесоты.

Маша и ее американская семья. Фото: личный архив
Маша и ее американская семья. Фото: личный архив

"Когда мой самолет приземлился этим летом в России, я поймала себя на ощущении, что, наконец-таки, дома, – делится Маша. – Мне не казалось непривычным то, что я видела вокруг. Это как хороший друг, с которым ты почему-то потерял связь на долгие годы: он все равно внутри тебя, ты с ним разговариваешь. В Суоярви я поехала с друзьями: старалась ехать туда без ожиданий, чтобы потом не расстраиваться. Мама знала, что мы приедем, но, несмотря на это, была уже пьяна. Увидев меня, она подбежала и стала рыдать. Я тоже, конечно. Но поговорить мы все равно не смогли: я только учу русский, а она уже с трудом произносит слова. Когда я показала наш альбом из Америки с детскими фото, то по ее отсутствующему взгляду поняла: где я, а где Вика, она не понимает".

Встреча Маши и ее биологической матери. Фото: личный архив
Встреча Маши и ее биологической матери. Фото: личный архив

Вика умерла прошлой осенью. Ей было 30 лет, она много пила, и печень не выдержала. К сожалению, ни Вика, ни Владик, повзрослев, не смогли справиться с прошлым, говорит Маша. Брат перестал общаться с сестрами несколько лет назад.

"Он сказал, что при взгляде на нас вспоминает всё то, что с ним происходило в России. Вике тоже было очень тяжело, я видела это. Но, когда я в Суоярви сказала о ее смерти, реакции почти не было. "А-а, умерла?" – только и сказала наша мать".

Маша и Вика в детстве. Фото: личный архив
Маша и Вика в детстве. Фото: личный архив

После встречи с биологической матерью Маша вернулась разбитой, началась настоящая депрессия. Она почему-то не перестала чувствовать пустоту, а ощутила ее только сильнее. Но в Суоярви она встретила своего дядю, брата отца, и тех самых соседок, что помогали детям в детстве. Маша говорит, что мысль об этих людях ее согревает и она надеется поддерживать с ними связь.

"Конечно, все эти годы я жила с печалью и размышляла, думает ли мама хотя бы иногда о нас, вспоминает ли? Но она уже не совсем человек, увы. И не чувствует того, что все эти годы чувствовали мы. Прощаю ли я ее? Уже давным-давно простила. Моя американская мама написала ей письмо, друзья его переведут на русский и отдадут ей. Мне хотелось бы, чтобы ей было не все равно".

Маша и ее американские родители, Джуди и Крейг. Фото: личный архив
Маша и ее американские родители, Джуди и Крейг. Фото: личный архив

Несмотря на то, что призраки детства до сих пор атакуют Машу: она очень плохо спит, постоянно случаются панические атаки – девушка настроена на счастливую жизнь. В сентябре она выходит замуж за друга детства.

Переписать воспоминания

29-летняя Александра (имя героини изменено по ее просьбе – НВ) помнит о матери лишь то, что у нее были волосы красно-рыжего цвета. С тех пор, как ее удочерили американцы, Саша не видела своих биологических родителей. Отец умер вскоре после того, как две его дочки попали в детский дом. Он работал в одном из университетов Петербурга. Узнав, что бывшую жену и мать его детей лишили родительских прав (в свидетельства о рождении он вписан не был), запил и скончался.

Родители и две старших сестры Саши. Фото: личный архив
Родители и две старших сестры Саши. Фото: личный архив

Мама девочек умерла спустя четыре года после того, как у нее забрали детей. Опека пришла за ними из-за постоянных побоев, пьянок и голода. Саша рассказывает, что ее голова тогда, в четыре года, была "в два раза больше тела". И всё время хотелось есть. Всего у их матери было пятеро детей: у отправленных в детдом двух девочек были брат и три сестры, одна из которых умерла. Но старшие дети дома уже не жили.

Саша помнит, как сотрудники опеки пришли, чтобы их увести, а мама положила к двери пачку фотографий и велела дочкам "идти с тётями отдыхать", пообещав, что догонит их. Но не догнала. И ни разу не пришла потом в детский дом. А пачку фотографий так и забыли у порога.

Саша с сестрой. Фото: личный архив
Саша с сестрой. Фото: личный архив

В последние годы жизни их мать бродяжничала, пила – в итоге ее нашли мертвой на улице. Похоронили за счет государства. На скромной могиле – маленькая табличка с именем и фамилией. Когда Саша, подняв архивы в 2016 году, разыскала кладбище в родном Петергофе, то не сразу и нашла, где покоится мама.

"Помню, я накричала на нее, – рассказывает девушка о своем визите на могилу. – Рыдала, выла, старалась высказать все то, что хотела произнести в течение этих лет. Но в то же время говорила ей "спасибо", что не обвиняю её в том, что произошло, не держу зла. Тот разговор на кладбище был важным шагом к моему психологическому восстановлению".

Саша и ее американская семья. Фото: личный архив
Саша и ее американская семья. Фото: личный архив

Мать умерла еще в 1998 году, но Саша узнала об этом только спустя 16 лет. Все эти годы она воображала, как приедет в Россию, найдет маму и спросит, почему их с сестрой бросили.

Девочки переехали в США в 1995 году вместе с еще тремя детьми из России, которых усыновили их новые родители. В семье просили не вспоминать Россию: "Вы теперь в Америке, у вас новая жизнь". Саша полагает, что это имело обратный эффект: в 11 лет она решила, что обязательно вернется на родину и будет работать в детском доме. В университете поступила на факультет, где преподавали русский язык. А потом поехала в Россию учиться по обмену – спустя 16 лет после отъезда в Америку.

Саша и ее американская семья. Фото: личный архив
Саша и ее американская семья. Фото: личный архив

"Я приехала в Петербург и страшно испугалась, – вспоминает Саша. – Помню, как на улице меня накрыла волна знакомого запаха, которую я ощутила так глубоко, что пришла в ужас. Дни шли, а это состояние не уходило. Я училась, заводила новых друзей, ходила в кафе, но не могла избавиться от этого ощущения. В конце концов я поехала в тот самый детский дом. Там меня помнили и висела моя фотография на стенде, посвященном иностранным приемным семьям. Я стала заниматься волонтерством, была репетитором английского языка, и мне как будто стало легче: я чувствовала, что могу рассчитывать там на помощь. Но чем дольше я в детдоме находилась, тем глубже погружалась в эмоциональную яму, где было темно и жутко. Я испугалась и перестала ездить туда".

Саша еле дотянула до конца того учебного года. Ее душевное состояние оставляло желать лучшего: она напивалась до беспамятства и позабыла о безопасности. Ничего о биологических родителях тогда узнавать не стала – не было сил. Решила, что отстраниться получится только в Америке. Там, слегка придя в себя и начав ходить к психотерапевту, Саша подала документы на стипендию, которая после окончания университета позволила бы поехать в Россию и в течение года преподавать там английский.

"Я отправляла заявление, мучаясь. Не знала, справлюсь ли еще с одним годом в России, потому что предыдущий вылился в эмоциональную и физическую катастрофу, в настоящую психотравму. Так и не приняв решения, я попросила Бога дать мне знак. И когда стипендию одобрили, за неделю до отъезда я услышала его голос у себя в голове на служении в церкви. Он сказал мне, что не нужно бояться. Я перестала. И, уезжая, испытывала полный покой".

В языковом лагере, где она работала в России, Саша повстречала своего будущего мужа. Спустя 2,5 года отношений на расстоянии Саше подтвердили российское гражданство и паспорт, и она с пятью чемоданами переехала в Россию и вышла замуж. На церемонию приехали и американские родители. Изначально они были против Сашиных намерений вернуться, но познакомившись с ее женихом и его семьей, потеплели. На свадьбе был и биологический старший брат Саши, которого удалось найти.

Саша с мужем. Фото: личный архив
Саша с мужем. Фото: личный архив

"Восемь лет назад, когда я впервые поехала в Россию и стала задумываться о переезде, родители переживали за меня: они опасались, что всё это принесет мне боль, – говорит Саша. – Но спустя несколько лет они, видя, как я рада тому, что вернулась и как наладилась моя жизнь на родине, успокоились. Я регулярно езжу к ним в гости и звоню".

Старшие дети их мамы, избежавшие детдома, сейчас общаются с Сашей. Одна из сестер живет под Москвой, одна – за границей. Брат, как и Саша, в Петербурге.

"Как сестры и брат сейчас живут? Не буду вдаваться в подробности, скажу лишь, что им не удалось еще до конца справиться с эмоциональным грузом, который взвалило на них наше детство. Но мы стараемся поддерживать связь".

Живя в Петербурге, Саша работает в той самой организации, которая помогла другим героиням этого материала, Елене и Маше, приехать на родину. Оформляет новые документы и помогает исправить ошибки в старых, а также эмоционально поддерживает выросших социальных сирот. Люди приезжают в Россию и Украину со всего света: в группе состоят больше тысячи человек не только из Америки, но и из Канады, Франции, Италии, других европейских стран. Есть те, кто не едет на родину, а просто общается в группе. Саша говорит, что поддержка для приемных детей, пусть и давно повзрослевших, очень важна. Как и для приемных родителей – с ними Саша тоже работает.

"Большинство усыновленных когда-то детей до сих пор испытывают огромную боль, – говорит она. – Увы, не бывает так: тебя перевезли в другую страну – и жизнь твоя резко изменилась. Нас, например, не водили в детстве к психологам. Поэтому поговорить про свое прошлое, узнать его, не бояться обсудить – это важно. Я сама прошла через это состояние, поэтому знаю, как поддержать таких же, как я".

Саша. Фото: личный архив
Саша. Фото: личный архив

Саша упоминает про "закон Димы Яковлева", принятый в 2012 году и запретивший усыновление российских детей гражданами США. Говорит, что двояко к нему относится: с одной стороны, она ничего не имеет против того, чтобы искренне желающие того американцы могли усыновлять русских детей, с другой – знает, что такое потерять связь с прошлым.

"Утратить свое детство, свою культуру, народ, личность, в конце концов – такого врагу не пожелаешь. В идеальном мире все дети страны должны оставаться в ней, но хотелось бы, чтобы в России чаще усыновляли детей. Только тогда можно будет говорить о настоящем восстановлении нации, я считаю".

Сейчас Саша на пятом месяце беременности. Говорит, что материнство ее не страшит, потому что "отпустила" грехи своей матери и "переписала" воспоминания о биологических родителях:

"Я хочу стать мамой, которая оставит своим детям веру, любовь и покой в наследство, а не страх и боль, которые достались мне. Моё детство было сложным, когда-то оно было сложным и у моей родной матери. Но она не справилась с собой, предпочитая пить и принимать наркотики, чтобы ничего не чувствовать. А я справлюсь. Потому что благодаря Богу я хочу и могу жить на родине".

Читайте далее