До конца ноября четвертый энергоблок ЧАЭС, разрушенный во время Чернобыльской аварии 30 лет назад, накроют новым безопасным конфайнментом (НБК). Об этом сообщает руководство Чернобыльской АЭС и представители французского концерна Novarka, который строил это защитное сооружение. Арка конфанймента, высотой 109 и шириной более 257 метров, строилась на средства 28 государств-доноров и обошлась примерно в 1,5 миллиарда евро. Она считается крупнейшим наземным подвижным сооружением в мире: на постоянное место над старым «саркофагом» конфайнмент будут передвигать с помощью системы мощных домкратов.
Накануне надвижения конфайнмента Радiо Свобода смогло побывать в части помещений четвертого энергоблока, которые остались доступными после аварии. В некоторых из помещений мы были первыми журналистами с момента провозглашения Независимости.
В начале ноября завершилось строительство нового безопасного конфайнмента (НБК), который должен накрыть старый саркофаг (известный как объект «Укрытие») четвертого энергоблока ЧАЭС, разрушенного во время ядерной катастрофы 26 апреля 1986 года. Сейчас идут последние работы по проверке системы надвигающейся НБК на объект «Укрытие», а само надвижение начнется ориентировочно в середине ноября и продлится несколько дней, сообщил Радiо Свобода заместитель генерального директора госпредприятия «Чернобыльская АЭС» по кадрам и режиму Евгений Катунин.
До того, как арка нового укрытия окажется над саркофагом, представителей медиа под нее не пустят, чтобы посетители не мешали проверке всех систем и передвижению нового безопасного конфайнмента. На Чернобыльской АЭС для Радiо Свобода сделали исключение.
Евгений Катунин показал съемочной группе Радiо Свобода механизмы, передвигающие арку НБК на ее постоянное место.
«Перед нами система из 56 домкратов, которая будет выполнять такую функцию: передняя часть домкрата будет тянуть сопротивление на себя, а задняя толкать ее. Таким способом мы будем перемещать опоры арки по системе специальных подложек, которые имеют тефлоновое покрытие, смазанное графитовой смазкой. Таким образом мы за несколько дней должны переместить НБК на четвертый энергоблок. Планируется 3-4 суток для того, чтобы НБК переместилось на свое штатное место. Но нужен определенный запас времени, чтобы все операции прошли в штатном режиме. Мы не будем форсировать события, ‒ уверяет заместитель директора Чернобыльской АЭС. ‒ Потому что в первую очередь ‒ это безопасность персонала и сооружения».
Домкраты, которые будут передвигать НБК, уже прошли проверку при монтаже арки: первую ее половину двигали по строительной площадке с помощью домкратов, чтобы освободить место для монтажа второй половины, а затем двигали назад.
Новый безопасный конфайнмент считается самой крупной подвижной наземной постройкой на планете.
По словам Евгения Катунина, первая задача, которая будет стоять перед Чернобыльской АЭС после надвижения нового безопасного конфайнмента ‒ это демонтаж неустойчивых конструкций объекта «Укрытие», в частности его временной кровли. Представитель ЧАЭС уточнил, что НБК полностью защитит окружающую среду от возможных выбросов радиоактивной пыли в атмосферу во время демонтажа конструкций объекта «Укрытие», или в случае, если часть конструкций обвалится. Кроме того, конфайнмент сделает невозможным попадание в разрушенный реактор атмосферных осадков.
Арку должны надвинуть на саркофаг четвертого энергоблока ЧАЭС до 29 ноября этого года.
Вместе с разрушенным реакторным залом под конфайнментом окажутся и другие помещения, связанные с четвертым энергоблоком. Среди них ‒ блочный щит управления четвертого энергоблока (БЩУ-4), из которого руководили реактором в ночь аварии. А также поврежденная взрывом и радиоактивными обломками, но полностью не разрушенная часть машинного зала, граничащая с помещениями реактора. Журналистов и большинство официальных делегаций сюда не пускают из-за высоких уровней радиации. Впрочем, съемочная группа Радiо Свобода смогла побывать в некоторых помещениях четвертого энергоблока до того, как на них надвинут новый конфайнмент.
Мы с Евгением Катуниным и работниками, сопровождающими съемочную группу, движемся по коридору, идущему через всю станцию, до четвертого энергоблока. Его после аварии обшили желтыми алюминиевыми панелями, после этого его стали называть «золотой коридор». Он ведет к большинству объектов, которые нас интересуют.
Перед входом в помещения четвертого энергоблока, которые уцелели, группа раздевается до белья и получает спецодежду. Кроме белья и робы ‒ обязательные шапка, каска, перчатки, бахилы, респиратор и обувь. Все белого цвета, чтобы было видно загрязнения: пыль может содержать радиоактивные частицы. Маски подгоняют, чтобы не оставалось и щелочки. Наибольший вред наносят радиоактивные частицы, попадающие в легкие или желудок и остающиеся в организме, объясняют работники станции.
Каждый имеет дозиметр-накопитель. Но перед входом в опасные зоны добавляют еще один, с монитором и звуковым сигналом: он сработает, если доза будет приближаться к опасной.
Перед входом к стенам саркофага и в машзал ‒ повторное переодевание и усиленные средства защиты от радиации. До и после каждого опасного помещения ‒ комплексный дозиметрический контроль, так называемый «счетчик излучения человека»: проверка на нем длиннее, чем на обычном дозиметре, которых много на станции.
«Вы чистый», ‒ улыбается специалистка дозиметрического контроля после финальной проверки. Мы увидели все, что планировали. За окном уже темно.
25 апреля 1986 года на блочном щите управления четвертым энергоблоком (БЩУ-4) заступила на дежурство смена, которая должна была выполнить плановую остановку реактора, а во время нее провести ряд испытаний. Во время этих испытаний, в ночь на 26 апреля, началось неконтролируемое увеличение мощности реактора и прогремели два взрыва ‒ как предполагают исследователи катастрофы, из-за недостатков конструкции стержней его аварийной защиты и отсутствия в советской ядерной отрасли достаточных знаний о таких рисках.
Смена 25-26 апреля, которая работала в БЩУ-4, пыталась остановить неконтролируемый разгон реактора, а затем вместе с пожарными погасила пожар и минимизировала последствия катастрофы. БЩУ отделяли от реактора бетонные стены высокой прочности, поэтому он не пострадал от взрыва. Однако после аварии уровень радиации здесь многократно превысил норму, но работники щита управления реактором остались на рабочем месте, заплатив за это своим здоровьем, а то и жизнью. Заместитель генерального директора Чернобыльской АЭС по кадрам и режиму Евгений Катунин провел Радiо Свобода на БЩУ-4, куда представителей СМИ пускают крайне редко.
«На табло оператор мог увидеть какие-то отклонения: или поле энерговыделения, или расход воды. Мог проводить определенные манипуляции, после чего по датчикам посмотреть, привел ли параметры в соответствие с требованиями, или нет», ‒ объясняет представитель ЧАЭС.
По словам Евгения Катунина, на многочисленных табло и световых панелях работники видели состояние реактора, а кнопками могли включать насосы, передвигать управляющие стержни, которые меняли мощность реактора. Отдельно ‒ кнопка аварийной остановки 5-го уровня, так называемая АЗ-5. Когда во время эксперимента старший инженер управления реактором нажал ее, вместо остановки мощность реактора возросла, и раздался взрыв, его разрушивший.
Часть машинного зала ЧАЭС, которая обслуживала четвертый энергоблок: здесь содержатся седьмая и восьмая паровые турбины, которые производили ток с ядерного реактора. В момент взрыва 26 апреля 1986 года это помещение получило частичные разрушения от падения радиоактивных обломков, которые пробили крышу машзала. Взрывная волна повредила и опоры стен. На крыше машзала начался пожар. Руководитель смены турбинного зала Александр Лелеченко лично пошел в машинный зал: его действия не дали радиоактивному пожару распространиться дальше. Но Александр получил очень высокие дозы радиации, от которых скончался 7 мая, рассказывает тогдашний старший инженер управления четвертым энергоблоком Алексей Бреус. Он был свидетелем событий: его смена началась 26 апреля вскоре после аварии.
«В турбинах четвертого энергоблока в первые часы после аварии оставалось около ста тонн масла, которое могло загореться. А рядом в генераторах ‒ водород, который мог взорваться. Удалить водород, слить масло можно было только вручную. И Александр Лелеченко, хотя и мог послать туда своих подчиненных, пошел сам. Сделал эти очень длительные операции, получил большое облучение, из-за которого вскоре умер», ‒ вспоминает Бреус.
В первые недели после аварии погибли 20 работников ЧАЭС, которые ликвидировали последствия взрыва в ту ночь.
На помещение машинного зала взрывом бросило куски графитовой кладки и другие радиоактивные обломки из разрушенного реактора, пробило крышу и повредило стену. Сейчас эта часть входит в объект «Укрытие»: поврежденную стену подпирают металлические конструкции, сверху над турбинами четвертого энергоблока ‒ временная крыша «саркофага». Съемочная группа Радiо Свобода попала внутрь через 30 с половиной лет после аварии. По словам Евгения Катунина, мы первые журналисты, которые смогли увидеть и снять это место на фото и видео с момента провозглашения Независимости. Вместе с нами зашли специалисты ЧАЭС с дозиметром, рассчитанным на высокие поля радиации.
Седьмую и восьмую турбины от другой, чистой и целой, части машзала, отделяет массивная защитная бетонная стена «саркофага». Подходим к стене, переступая через осколки. В ней ‒ дверной проем, в темноте видны очертания турбин.
«Можно идти сюда, но идти придется через очень высокий фон», ‒ говорит дозиметрист. Евгений Катунин просит провести нас через другой, радиационно безопасный вход. В небольшое пространство между дверью и заклинившим ролетом, вжимаемся внутрь.
Турбины, трубопроводы, датчики давления, подъемный кран практически целые, но покрыты ржавчиной. На видео можно увидеть белые вспышки и синеватое свечение пола ‒ так техника реагирует на высокие радиационные поля. Поток нейтронов создает эффект старого архивного видео. Радиационный фон на тот момент был от 2840 до 6560 микрозивертов в час (до полрентгена в час), то есть примерно в 25-60 тысяч раз больше, чем средние уровни в Киеве. В той части помещения, где находится седьмая турбина, фон еще выше, но это место журналисты снимали на расстоянии. После надвигающейся НБК на объект «Укрытие» поврежденная часть машзала окажется под аркой конфайнмента: она скроется от людских глаз и не будет представлять угрозы для окружающей среды.
«Мы уже набрали половину допустимой суточной дозы для работника ЧАЭС, выходим!» ‒ обрывает нашу съемку дозиметрист. Мы по очереди ныряем в отверстие на улицу.
Бывшие работники ЧАЭС Александр Купный и Сергей Кошелев несколько раз обходили помещение саркофага вдоль и поперек в 90-х и смогли зафиксировать свои экспедиции на видео и фото. Александр Купный, бывший дозиметрист ЧАЭС, рассказал, что видел внутри разрушенного реакторного зала, и позволил использовать свой фото- и видеоматериал в этом сюжете.
«Мы заходили в реакторный зал четвертого энергоблока семь или восемь раз. Находились там каждый раз от 10 до 15 минут, больше ‒ риск слишком велик. Накопительные дозиметры ставили на два режима, чтобы они срабатывали на уровнях 10 и 50 рентген. А еще высокие уровни радиации сопровождались запахом озона. Если «запахло весной», как после грозы, ‒ надо бежать! Важно знать порядок доз, которые мы получали. Ни разу мы не ходили по поручению начальства. Тогдашнее руководство электростанции смотрело на наши походы сквозь пальцы, поскольку пользовалось отснятыми фото для буклетов, пользовалось даже видеоматериалами. Мы были мысленно благодарны за то, что благодаря этому нас не наказывают за самодеятельность», ‒ объясняет Купный.
Он рассказал и о том, как меняется ситуация внутри.
«За прошедшие несколько лет ситуация внутри саркофага меняется незначительно. Становится суше. И больше пыли. Ранее много где вода стояла. А сейчас сухие ржавые металлоконструкции крошатся под рукой. Меняются топливосодержащие массы. Сначала «слоновая нога» (застывший поток смеси расплавленного металла, камня, графита и ядерного топлива ‒ ред.) была настолько твердой, что от нее откалывали образцы для анализов, стреляя в них из огнестрельного оружия: об этом мне рассказывали старшие работники станции. А сейчас топливосодержащие материалы стали хрупкими», ‒ рассказывает очевидец.
Фильм экс-сотрудника ЧАЭС Крупного, который лазил в изуродованный блок
В реакторный зал четвертого энергоблока, заваленный ржавым металлом, обломками бетона и ядерного топлива (ТВЭЛов), персонал станции сейчас не ходит. Но это уже и не нужно: на ЧАЭС видят положение дел внутри разрушенного взрывом энергоблока 24 часа в сутки. Датчики, установленные в разных точках четвертого энергоблока, передают информацию в интегрированную автоматизированную систему контроля за ситуацией в объекте «Укрытие» (ИАСК). Игорь, инженер системы контроля, рассказал, что датчики спустили на тросах сверху или продвинули к реакторному залу снизу через специальные скважины: работникам для этого подходить к реактору не пришлось. Сейчас на мониторе можно увидеть уровень излучения в остатках ядерного реактора, в подреакторных помещениях, куда стекали расплавленные топливосодержащие массы, и в других точках «саркофага».
«Радиационный фон у реактора превышает 4 зиверт (400 рентген в час), то есть он остается опасным для жизни человека. В местах, куда стекал расплавленный металл, смешанный с радиоактивным топливом, в том числе на так называемой «слоновой ноге», радиоактивность превышает 1500-1800 рентген (в час ‒ ред.), свидетельствуют данные ИАСК», ‒ показал Игорь Радiо Свобода текущие показатели изнутри саркофага
В целом, по словам Игоря, уровни радиации в реакторе с годами уменьшаются. Однако после сильных дождей, когда через щели в крыше в помещение попадала вода, поток нейтронов несколько возростал: вода ускоряет реакции в ядерном топливе и топливосодержащих массах, объясняют специалисты ЧАЭС.
Чтобы мы имели лучшее представление о том, каким был реакторный зал четвертого энергоблока внутри, Евгений Катунин повел нас к первому энергоблоку, очень похожему на разрушенный четвертый.
Под прямоугольными блоками биологической защиты, по которым можно ходить, ‒ технологические каналы реактора, в которые вставлялись топливные сборки, и каналы системы защиты ‒ для управляющих стержней. Сейчас ядерного топлива в реакторном зале не осталось. Массивная загрузочная машина висит над головой. В четвертом энергоблоке все это оборудование было разрушено, многотонные детали взлетали вверх на несколько метров. Первый и второй энергоблоки ЧАЭС после аварии были полностью исправными, и несколько лет после этого работали. Однако их остановили под давлением международного сообщества.
Сейчас главной целью работы ЧАЭС станет обслуживание нового безопасного конфайнмента: сюда планируют перевести значительную часть персонала.