Алексей Цветков
В 1967 году, семь лет спустя после обретения Нигерией независимости, ее восточная провинция восстала. Предводители этого восстания обвинили центральное правительство в коррупции и провозгласили свою территорию независимой республикой Биафра. Гражданская война, беспрецедентная по жестокости, продолжалась два с половиной года и унесла, по некоторым оценкам, до трех миллионов жизней.
Мы, тогдашние жители Советского Союза, практически не имели о ней сведений, хотя наше собственное государство было одним из косвенных закулисных участников этой резни. Каковы бы ни были официальные мотивы этой и некоторых последующих войн на африканском континенте, их реальной причиной была племенная рознь. Нигерия в том виде, в каком она образовалась после деколонизации, была произвольным политическим образованием, состав и границы которого определялись не столько исторической общностью и эволюцией проживавших в ней народов, сколько случайно проложенными в свое время границами колониальных империй.
Беда в том, что именно так были определены рубежи практически всех африканских государств, обретших независимость, и прецедент Биафры был крайне опасным для всего постколониального консенсуса. Пересмотр этих границ стал бы поводом к нескончаемой войне всех против всех с целью разъединения и воссоединения по племенному признаку. Поэтому консенсус обрел поддержку не только бывших колонизаторов, но и самих африканских правительств – он в целом строго соблюдается с тех пор даже в отсутствие формальных международных соглашений.
Африка, впрочем, только один из возможных примеров, хотя и неприятно наглядный. Карта современной Европы в том виде, в каком она сложилась в результате распада двух империй и двух мировых войн, мало чем отличается от африканской. Когда принцип национального самоопределения был провозглашен государствообразующим, мало кто мог толком понять, что именно считать нацией, и в результате этого полураспада образовались наследные мини-империи вроде Чехословакии с ее тремя-четырьмя народами, Югославии, неминуемо обреченной на распад, или Ирака и Палестины, уже за европейскими пределами. Сюда следует добавить послевоенные этнические чистки, самые массовые в истории, смещение Польши к западу и оккупацию Советским Союзом государств и территорий к западу от своих границ.
Европа куда ближе к мировому центру внимания, чем Африка, по крайнем мере так было до последнего времени, и поэтому во избежание этнических взрывов и взаимных претензий решили закрепить сложившуюся ситуацию законодательно – в этом и заключался смысл Хельсинкских соглашений 1975 года, которые с энтузиазмом подписал и Советский Союз, закрыв глаза на не слишком приятные пункты о правах человека и воссоединении семей. Смысл заключался в том, что даже если ты возмущаешь поверхность воды в своем тенистом затоне, бросая в нее камешки, расходящиеся круги могут навести на аналогичные мысли наблюдателей в самых отдаленных концах.
Обязательство не бросать впредь камешков взяли на себя 35 государств. Они, конечно, не могли предвидеть, что в самом ближайшем будущем их ожидает распад еще одной империи. Трудно судить, насколько хельсинкский прецедент влиял на руководство постсоветских государств, которые обрели проведенные Сталиным на глобусе произвольные границы, зачастую поперек племен и народов, но в целом, если закрыть глаза на сравнительно короткие эпизоды, Тирасполь, Абхазию или узбекскую резню в Кыргызстане, этикет был соблюден и массового передела территорий не предпринимали.
Однако в марте этого года вся кропотливо выстроенная международная структура была обрушена, и дело здесь не просто в аннексии путинской Россией части украинской территории. Аннексия стала чем-то гораздо большим, чем она представляется ее кремлевским авторам. Она взорвала хельсинкский консенсус. И наверняка даже многие из тех, кто не осудил агрессию или просто промолчал, внесли важные поправки в свои долгосрочные политические планы. Легко догадаться, что некоторые из этих поправок – не в пользу России.
Реакцию Запада, и далеко не только Запада, на крымские события необходимо понимать и прогнозировать именно в хельсинкском контексте. Попытки России оправдать свои действия фиктивным референдумом дипломаты, отбросив вековые условности, открыто называют ложью, но еще более неуклюжей выглядит попытка ссылки на косовский прецедент. Запоздалое вмешательство НАТО в тамошний конфликт было мотивировано начавшейся в крае этнической чисткой, но никакой суверенитет не стал поводом к аннексии Косова Албанией: независимо от взаимных симпатий населения обеих территорий все участники отвергли такую версию развития событий, понимая, какую банку со скорпионами это вскроет. Все прецеденты крымского аншлюса – строго предвоенные, и наверняка кто-нибудь, глядя на расходящиеся круги, начинает понемногу собирать камни.
Алексей Цветков – нью-йоркский политический комментатор, поэт и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
В 1967 году, семь лет спустя после обретения Нигерией независимости, ее восточная провинция восстала. Предводители этого восстания обвинили центральное правительство в коррупции и провозгласили свою территорию независимой республикой Биафра. Гражданская война, беспрецедентная по жестокости, продолжалась два с половиной года и унесла, по некоторым оценкам, до трех миллионов жизней.
Мы, тогдашние жители Советского Союза, практически не имели о ней сведений, хотя наше собственное государство было одним из косвенных закулисных участников этой резни. Каковы бы ни были официальные мотивы этой и некоторых последующих войн на африканском континенте, их реальной причиной была племенная рознь. Нигерия в том виде, в каком она образовалась после деколонизации, была произвольным политическим образованием, состав и границы которого определялись не столько исторической общностью и эволюцией проживавших в ней народов, сколько случайно проложенными в свое время границами колониальных империй.
Беда в том, что именно так были определены рубежи практически всех африканских государств, обретших независимость, и прецедент Биафры был крайне опасным для всего постколониального консенсуса. Пересмотр этих границ стал бы поводом к нескончаемой войне всех против всех с целью разъединения и воссоединения по племенному признаку. Поэтому консенсус обрел поддержку не только бывших колонизаторов, но и самих африканских правительств – он в целом строго соблюдается с тех пор даже в отсутствие формальных международных соглашений.
Африка, впрочем, только один из возможных примеров, хотя и неприятно наглядный. Карта современной Европы в том виде, в каком она сложилась в результате распада двух империй и двух мировых войн, мало чем отличается от африканской. Когда принцип национального самоопределения был провозглашен государствообразующим, мало кто мог толком понять, что именно считать нацией, и в результате этого полураспада образовались наследные мини-империи вроде Чехословакии с ее тремя-четырьмя народами, Югославии, неминуемо обреченной на распад, или Ирака и Палестины, уже за европейскими пределами. Сюда следует добавить послевоенные этнические чистки, самые массовые в истории, смещение Польши к западу и оккупацию Советским Союзом государств и территорий к западу от своих границ.
Европа куда ближе к мировому центру внимания, чем Африка, по крайнем мере так было до последнего времени, и поэтому во избежание этнических взрывов и взаимных претензий решили закрепить сложившуюся ситуацию законодательно – в этом и заключался смысл Хельсинкских соглашений 1975 года, которые с энтузиазмом подписал и Советский Союз, закрыв глаза на не слишком приятные пункты о правах человека и воссоединении семей. Смысл заключался в том, что даже если ты возмущаешь поверхность воды в своем тенистом затоне, бросая в нее камешки, расходящиеся круги могут навести на аналогичные мысли наблюдателей в самых отдаленных концах.
Обязательство не бросать впредь камешков взяли на себя 35 государств. Они, конечно, не могли предвидеть, что в самом ближайшем будущем их ожидает распад еще одной империи. Трудно судить, насколько хельсинкский прецедент влиял на руководство постсоветских государств, которые обрели проведенные Сталиным на глобусе произвольные границы, зачастую поперек племен и народов, но в целом, если закрыть глаза на сравнительно короткие эпизоды, Тирасполь, Абхазию или узбекскую резню в Кыргызстане, этикет был соблюден и массового передела территорий не предпринимали.
Однако в марте этого года вся кропотливо выстроенная международная структура была обрушена, и дело здесь не просто в аннексии путинской Россией части украинской территории. Аннексия стала чем-то гораздо большим, чем она представляется ее кремлевским авторам. Она взорвала хельсинкский консенсус. И наверняка даже многие из тех, кто не осудил агрессию или просто промолчал, внесли важные поправки в свои долгосрочные политические планы. Легко догадаться, что некоторые из этих поправок – не в пользу России.
Реакцию Запада, и далеко не только Запада, на крымские события необходимо понимать и прогнозировать именно в хельсинкском контексте. Попытки России оправдать свои действия фиктивным референдумом дипломаты, отбросив вековые условности, открыто называют ложью, но еще более неуклюжей выглядит попытка ссылки на косовский прецедент. Запоздалое вмешательство НАТО в тамошний конфликт было мотивировано начавшейся в крае этнической чисткой, но никакой суверенитет не стал поводом к аннексии Косова Албанией: независимо от взаимных симпатий населения обеих территорий все участники отвергли такую версию развития событий, понимая, какую банку со скорпионами это вскроет. Все прецеденты крымского аншлюса – строго предвоенные, и наверняка кто-нибудь, глядя на расходящиеся круги, начинает понемногу собирать камни.
Алексей Цветков – нью-йоркский политический комментатор, поэт и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
