Мустафа Джемилев. Враг молчаливой совести

В феврале 1984 года, после нескольких месяцев ареста, лидера крымскотатарского народа Мустафу Джемилева приговорили к 3 годам лишения свободы в лагерях строгого режима. В «клевете на советский государственный и общественный строй» его обвинили за шефство над нелегальным «Информационным бюллетенем инициативной группы крымских татар имени Мусы Мамута». Это дело стало шестым (!) судебным процессом Мустафы Джемилева. В день 70-й годовщины депортации крымских татар приводим текст «последнего слова» лидера крымскотатарского народа, провозглашенного в суде 15 февраля 1984 года.

Через некоторое время будет зачитан приговор, который формально будут считать следствием шестидневного судебного разбирательства. Однако многим и, конечно, мне тоже, хорошо известно, что сначала был приговор, а уже потом весь этот двухактный спектакль, который называют следствием и судом.

Конечно, в тексте приговора будут в какой-то степени и в своеобразной интерпретации отражены слова, которые говорили здесь. Но их подберут так, чтобы обосновать уже давно продиктованную резолютивную часть приговора: «Признать виновным... Осудить...». И все это повторится в моей жизни в шестой, а по формальным обвинениям в клевете на советский государственный и общественный строй – в третий раз.
На каждом аналогичном процессе мне приходилось хлопотать и требовать, и каждый раз напрасно, чтобы расследовали те конкретные факты и события, изложенные в заявлениях, обращениях или других материалах, в составлении или распространении которых меня обвиняли. Ведь действительно клеветническим можно назвать тот или иной документ только в том случае, если будет проверено и доказано, что тех событий и фактов, о которых говорится в документе, на самом деле не было. Но приходится снова и снова убеждаться, что на процессах, где рассматриваются политические вопросы, существует другая мерка.

Здесь неопровержимой истиной считают только то, что считает истиной власть и средства массовой информации и пропаганды, которые ей служат. Правильными считают лишь те общественно-политические взгляды, которые исходят от кремлевских руководителей или тех пропагандистских центров, которые призваны обосновывать и прославлять их власть. Если кто-то посмеет сказать или написать, пусть даже родной дочери, что-то не то, что противоречит их догмам и установкам, то он – клеветник и уголовник, которого следует загнать в тюрьму и за колючую проволоку.

Сколько же надо иметь лицемерия и какое должно быть пренебрежение к истине, чтобы утверждать, например, что никакой проблемы крымских татар нет, а заявления о том, что попирают их права, – это клевета на мудрую политику советского руководства. Народ, которого лишили своей родины, государственности, своей созданной веками национальной культуры, своих святынь; народ, потерявший в результате ужасающего преступления такой большой процент своего состава, находится на грани полной ассимиляции и исчезновения как нация, – оказывается, не имеет никаких проблем и не должен иметь претензий к тем, кто обрек его на такое положение.

Возмущенный до предела циничным произволом и издевательством властей Крыма, Муса Мамут (крымский татарин, который в июне 1978 года совершил самосожжение – ред.) приходит к отчаянному решению – живьем сжечь себя в знак протеста, чтобы хоть ценой своего горящего тела и мученической смерти пробудить совесть в тех, кто творит беззаконие. Но совесть молчит. Вместо прекращения беззакония, репрессируют тех, кто решил информировать об этом широкую общественность.

Здесь было много вопросов о том, какое имеет отношение к национальной проблеме крымских татар злоупотребление психиатрией, судьба Сахарова, Орлова, процессы адвентистов, события в Афганистане и другие проблемы, затронутые в обнаруженных у меня во время обысков – или тех, что я написал, – письмах и документах. Здесь давал показания и человек крымскотатарской национальности, которого держали в сумасшедшем доме только за то, что он обращался со своими национальными проблемами в центральные органы власти; многим известны выступления Сахарова, Орлова и других в защиту прав крымских татар. Кто-то подсчитал, что только в Самаркандской области в Афганистане убиты более 130 молодых крымских татар. Но не в этом дело.

Справедливость – так же, как и свобода, – понятие неделимое. Нельзя добиваться справедливости только для себя и заставить молчать свою совесть, когда нарушают справедливость относительно других. Здесь не может быть места для расчетов типа «ты – мне, я – тебе».

Попытки органов расчленить и разъединить все правозащитные силы, конечно, понятны, ведь справиться с каждым движением отдельно значительно легче. Поэтому лицемерные наставления о том, что нам нужно заниматься только своими вопросами, не вмешиваться в другие проблемы, и мы, таким образом, быстрее решим свою проблему, могут быть убедительными для очень недалеких людей.

В обвинительном заключении говорится, что, несмотря на многократные осуждения, я не сделал для себя надлежащих выводов. Это, конечно, неправда. После каждого своего процесса я делаю для себя выводы или делаю соответствующие коррективы к тем выводам, которые уже сделал. Сегодня будет зачитан приговор, согласно которому меня снова надолго отделят от моих соотечественников, родных и близких, а затем, как обычно, отправят так далеко, чтобы были максимальные трудности не только для меня, но и для моей семьи. Из этого тоже, конечно, я сделаю соответствующие выводы. Вопрос только в том, какие выводы считать надлежащими. Органы, конечно, хотели бы, чтобы я наконец склонился перед их силой и властью, примирился и ограничил свои запросы шкурными интересами.

Но этого не будет. 14 лет назад в конце того же процесса в Ташкентском городском суде в своем последнем слове я поклялся, что никто, никогда и ни при каких обстоятельствах не заставит меня отказаться от выполнения своего долга и обязательств, которые накладывает честь, совесть и национальное достоинство. Сегодня я снова могу повторить эту клятву и надеюсь, что у меня хватит душевных сил, чтобы не предать этот принцип до конца моих дней.

Выражаем благодарность Музею шестидесятничества за содействие в подготовке текста​.