Валерия Федоренко, Ирина Лагунина
Майор внутренних войск из Владивостока Игорь Матвеев, уволенный и оказавшийся за решеткой после видеообращения к президенту Путину о коррупции в воинской части, намерен добиваться восстановления на службе и оправдательного приговора. Матвеев вышел на свободу 8 февраля и в тот же день отнес заявление в военно-следственный отдел, чем, похоже, напугал военных чиновников.
Несмотря на то, что через полтора месяца истекает срок давности по тем обвинениям, которые выдвигал Матвеев в 2011 году против своих начальников, он не намерен прекращать борьбу с коррупцией и за свое доброе имя. Практически сразу после разоблачительного обращения, в котором майор рассказывал Путину, что солдат кормят собачьими консервами, а в казармах селят гастарбайтеров, сам Матвеев был обвинен в избиении двух военнослужащих, в результате на 4 года 5 месяцев угодил за решетку. В беседе с корреспондентом Радио Свобода Игорь Матвеев рассказал, как его встретили в военно-следственном отделе:
– Военно-следственные органы – это правоохранительные органы, и прием граждан в военно-следственных органах ведется ежедневно в рабочее время. То, с чем мы столкнулись 8 февраля, – это вызывающий момент. Нас не пропускали в 304-й военно-следственный отдел. Но самое главное, что дежурный по КПП нам заявил, что руководитель, полковник Васильев, отсутствует и прибудет только после обеда. А когда я все-таки настоял, чтобы меня туда пропустили, потому что мне необходимо было зарегистрировать заявление, выяснилось, что руководитель военно-следственного отдела находится на месте. Все кабинеты были закрыты, я постучался к полковнику Васильеву и сказал: "Полковник Васильев, открывайте, я знаю, что вы здесь". Было слышно, как за дверью кто-то ходит. И вот так я бродил по 304-му военно-следственному отделу и искал хотя бы кого-то, кто мог бы принять у меня заявление. В этом заявлении 8 февраля я обращаюсь в адрес руководителя военно-следственного отдела, полковника Васильева, и прошу его ознакомить меня с окончательным процессуальным решением, которое должно быть принято по моему заявлению о преступлении. Заявление я подал еще 3 мая 2011 года. По состоянию на сегодня никакого законно обоснованного решения так и не принято по этим фактам, а напротив, принимаются систематически явно незаконные, необоснованные решения, выносятся постановления об отказе в возбуждении уголовного дела под предлогом отсутствия наличия состава преступления в действиях лиц, которые подозреваются в совершении преступлений, и делается это все целенаправленно. Преступления, о которых было заявлено в моем видеообращении еще в мае 2011 года, частично были совершены в марте 2010 года, это злоупотребления должностными полномочиями и превышение должностных полномочий. Срок давности уголовной ответственности за эти преступления истекает через шесть лет с момента совершения преступления. То есть в конце марта. Если сегодня даже будет возбуждено это уголовное дело, то до суда оно уже не дойдет. Поданное мною 8 февраля 2016 года заявление было зарегистрировано. В отличие от руководителя, его заместитель подполковник Белогуров, который зарегистрировал документ, нигде не прятался. По закону они имеют право его рассматривать в течение 30 суток. Я более чем уверен, что никакого законного и обоснованного решения по моему заявлению принято не будет, и, полагаю, когда эти сроки истекут, необходимо будет уже вести речь об ответственности лиц, которые допустили эту возможность.
– То есть следователя, который этим занимался.
– Совершенно верно, да. Несет ответственность и руководитель военно-следственного отдела, который спрятался 8-го числа, закрылся у себя в кабинете, боялся выходить. Такая позиция руководства только подтверждает, что не все там хорошо.
Россия по восприятию уровня коррупции, согласно исследованию международной антикоррупционной организации Transparency International, в этом году немного поднялась, но все равно находится рядом с той группой стран, где коррупция составляет угрозу безопасности. Что это означает на практике, поясняет вице-президент организации Елена Панфилова.
– Этот уровень коррупции, который держит страны в нижней трети индекса, как правило, сказывается на двух видах безопасности – на личной безопасности человека, и здесь речь идет о бытовой коррупции, когда за взятку могут отпустить пьяного водителя, а он потом устроит ДТП, за взятку могут договориться о том, чтобы в полицейских органах возбудили или закрыли дело, за взятку либо окажут, либо не окажут медицинскую помощь, либо дадут хорошее образование, либо нет. Это все связано непосредственно с личной безопасностью людей. Но дело в том, что, поскольку в системной коррупции все взаимосвязано, то и административная коррупция начинает сказываться на безопасности людей. Даются откаты при строительстве, дома строятся из плохого бетона, они падают, под завалами погибают люди. Вроде бы виноваты строители, но виновата и коррупция. Потому что деньги ушли не на стройку, а в карман алчному застройщику, алчному чиновнику или им обоим. Это первая большая группа проблем с личной безопасностью, когда человек не вполне может быть уверен, что абсолютно все службы, которые окружают его, которые строят, чинят, лечат, учат, охраняют, расследуют, работают исключительно в защиту его безопасности.
Но это не единственная причина, по которой Россия находится в нижней трети списка. Значительно более печальная проблема заключается в верхушечной коррупции – когда чиновники принимают решения, учитывая не столько интересы страны, сколько интересы личного обогащения, тот самый пресловутый конфликт интересов. Это когда уже речь идет о крупных инфраструктурных проектах, которые зачастую не нужны и тем самым ставят под угрозу нашу безопасность, скажем, с точки зрения долгосрочных пенсионных программ, программ социальной защиты. Вместо них деньги тратятся на постройку непонятно чего и непонятно зачем, но при этом обогащают чиновников от районного до федерального уровня. И это уже безопасность нашего будущего, это причина того, что у нас по-прежнему не будет пенсий, дорог, устойчивого развития, но при этом у людей, принимающих решения, происходит такое вот, по 20-й статье Конвенции ОНН, незаконное обогащение (20-я статья Конвенции ООН против коррупции предусматривает наказание за незаконное обогащение. – Прим. РС).
Но самое страшное – это то, что мы все знаем, что большая коррупция трансгранична. Никто не тратит деньги там, где он их ворует, это абсолютное правило для всех стран, не только для России. Если вы посмотрите на всю нижнюю треть рейтинга – то обнаружите, что у всех так же: гадят в одном месте – удовольствие получают в другом. Покупают собственность за рубежом, отправляют детей за рубеж, через офшоры или через фирмы-прокладки открывают счета за рубежом, пользуются, живут, наслаждаются жизнью. И тут встает вопрос национальной безопасности. Все эти, скажем, чиновники, в общем-то, привязаны финансовыми интересами к интересам других стран, и не дай бог, к такому человеку подойдут какие-то неприятные люди, которые задумывают что-то нехорошее против страны, родом из которой чиновник, и скажут: слушай, мы вот тут вот нашли у тебя счет, квартиру, дачу, виллу, замок, и на этом твое благостное существование на родине может закончиться, давай договоримся, а ты нам кое-что расскажешь, примешь решение в наших интересах. Вот это вот всем страшно, это угроза национальной безопасности.
– Сколько последнее время вскрывал Фонд Навального – замков и счетов, и преступлений против личности в России, которые привели к обогащению и вывозу капитала на Запад, и эти люди продолжают себе спокойно существовать, и никакой угрозы для национальной безопасности, судя по реакции официальных российских структур, нет.
– Надо помнить одну очень простую истину: борьба с такой запущенной системной коррупцией – дело не быстрое. Оно не быстрое и в расследовании, в правовых инструментах, в появлении в стране той самой политической воли, которая в какой-то прекрасный момент говорит: нет, все, стоп, мы начинаем все делать немножко по-другому. Я приведу пример Перу, где господин Хакимори в конце 90-х построил режим, очень сильно похожий на российский, где были кланы, где были элиты, где была коррупция, где чуть-чуть, может быть, на бытовом уровне что-то расследовалось, но политические фигуры не затрагивались. И в один прекрасный день один прокурор, а потом один судья, а потом один политик, а потом один журналист... И постепенно все кончилось. Я спросила того самого прокурора Хосе Угаса, ныне он президент "Трансперенси Интернешнл": "А сколько тебе потребовалось времени на то, чтобы сделать то, что ты сделал?" И он сказал: "Я начал думать об этом в 18 лет, совершил все это в 42". Вот и считайте.
– До того, как возникнет это поколение, в России уже сейчас развивается экономический кризис, и заметно, как "сдулись" все "стройки века". Каких-то глобальных новых проектов не видно. Нет разговоров о строительстве новых объектов для Чемпионата мира по футболу в 2018 году, не затеивается ничего подобного Сочи. Но зато слышны разговоры о других проектах – очень аморфных и воздушных. Какая-то патриотическая программа для молодежи, на которую требуются миллионы рублей, какое-то мобильное приложение местного мэра, для того чтобы общаться с избирателями, на которое тоже несколько миллионов рублей требуется. Как кризис изменяет коррупционные схемы?
Главное, чтобы люди не очень вдавались в циферки в платежках ЖКХ и не пересчитывали их на калькуляторе, потому что тогда вообще наступит конец
– Это не мы, это древние римляне придумали, что, если нет хлеба, давайте зрелищ. Если нечем накормить, давайте развлечем – этой методике тысячелетия. А что касается того, как кризис меняет коррупцию, – плохо он ее меняет, потому что аппетиты у коррупционеров остались те же, а кормовая коррупционная база сжимается, и, соответственно, количество людей, которые готовы прижаться и брать поменьше, не самое большое. А тех, кто привык жить на широкую ногу, по-прежнему считают, что это им положено, потому что они занимают те или иные кресла, довольно много. И именно поэтому уже в голос кричат российские первые лица, то на встрече с "Народным фронтом", то с "Единой Россией": прекратить кумовство, воровство, уменьшить аппетиты, прекратить это, прекратить то! Но проблема заключается в том, что срабатывает синдром "волки, волки": все эти слова говорились так долго и так давно, но при этом ничего не происходило, что те люди на местах, которые их слышат, думают: ну, да, конечно, спасибо, примем во внимание, проведем кампанию, напечатаем буклетики, повесим плакатики "Стоп, коррупция", но будем делать все как раньше. Люди не верят в серьезность намерений власти прекратить растаскивание и так вполне себе кризисной материальной базы, бюджетной базы страны.
– Возможно, логика не в хлебе и зрелищах, а в том, что если создается проект глобальной стройки, то там хотя бы 50 процентов денег надо потратить на то, чтобы что-то построить, а остальные 50 можно украсть, а когда создается глобальный проект создания мобильного приложения для общения губернатора с местным населением, там можно 80 процентов взять себе в карман, а 20 потратить, может быть, на само мобильное приложение, которое и так уже создано.
Самая удобная купюра, чтобы брать взятки, – 500 евро, потому что она одна и маленькая, а стоит очень много в рублях
– Это всегда так. Но самое главное – это отвлечь людей, чтобы они смотрели в смартфоны, а не по сторонам. Как только они посмотрят по сторонам, у них начнут возникать вопросы. Главное, чтобы люди не очень вдавались в циферки в платежках ЖКХ и не пересчитывали их на калькуляторе, потому что тогда вообще наступит конец.
– Радио Свобода недавно провело расследование, из которого вытекало, что курс взятки в России определяется курсом доллара. То есть в рублевом исчислении взятка растет столь же быстро, сколь падает рубль. Есть этому предел? Когда наступает та критическая масса, когда взятка уже не может соответствовать доллару?
– На самом деле, в последние годы взятки больше привязываются к евро. Потому что, во-первых, евро устойчивее, и есть корреляции сумм средних зафиксированных взяток в евро, потому что людям проще конвертировать. Одно время даже цифры полученных рублевых взяток удивительным образом совпадали с курсовыми показателями евро. Самая удобная купюра, чтобы брать взятки, – 500 евро, потому что она одна и маленькая, а стоит очень много в рублях. А к доллару коррупция привязана в рамках макроэкономических показателей, поскольку к доллару привязаны нефтяные цены, и это больше имеет отношение к большой, той самой, инфраструктурной коррупции, где идет речь не о взятках, скорее, а об откатах, злоупотреблении конфликтом интересов, принятии приватизационных решений.
– А когда наступит критическая масса купюры в 500 евро?
– Да она уже давно наступила! России просто очень повезло с какими-то макроэкономическими трендами в прошлое десятилетие. Были периоды в начале нулевых, когда казалось, что дошли до этого самого критического момента, но потом он отступил. Сейчас – посмотрим. Предсказать довольно сложно, потому что российская экономика во всех смыслах этого слова очень сильно завязана на международную экономику, внутренняя политика – на международную политику. Санкции, контрсанкции, товарные потоки, изменение структуры товарных потоков с учетом этих самых санкций и контрсанкций – на этом тоже возникает дополнительная коррупция, таможенная или товарная. Так что здесь очень много других факторов, которые на это все влияют.
Оригинал публикации – на сайте «Радио Свобода»
