Доступность ссылки

Юрий Ильченко: В СИЗО били на допросах и в камере


Юрий Ильченко
Юрий Ильченко

Житель Севастополя Юрий Ильченко до аннексии Крыма Россией был владельцем частной школы изучения иностранных языков. Летом 2015 года, через год после аннексии, он был арестован по обвинению в экстремизме и призывах к экстремистской деятельности за тексты, размещенные в социальных сетях. В своих постах Ильченко призывал усилить блокаду полуострова и ограничить в правах тех жителей Крыма, которые согласились получить российский паспорт. В Симферопольском СИЗО Ильченко провел 11 месяцев. Он провел 11 месяцев в СИЗО, а когда его перевели под домашний арест, бежал на материковую Украину. Что с ним было в тюрьме и как ему удалось бежать?

Недавно украинским правозащитникам удалось также вывезти с полуострова родителей Ильченко, поэтому сам он больше не боится рассказывать о том, что с ним произошло.

****

– Расскажите, как вы отказались от российского гражданства после аннексии.

– Наша семья была первой в Севастополе, которая отказалась от российского гражданства. Сразу после референдума было объявлено: "Кто не откажется в течение месяца, будет признан гражданином России". Но первые две недели после этого отказаться было невозможно: когда я пришел, мне ответили, что не знают, как провести эту процедуру, нет определенных форм, бланков.

Только спустя две недели начался этот процесс. Причем он происходил лишь в нескольких местах, сначала в двух, потом в четырех или пяти. Хотя на полуострове десять городов, не говоря уже о поселках, селах. Ехать нужно было минимум два раза – в первый раз, чтобы написать заявление об отказе от гражданства, а второй раз – чтобы получить справку.

Я активно агитировал своих учеников и знакомых отказываться от российского гражданства

Людей, сохранивших украинское гражданство, на тот момент было три с половиной тысячи во всем Крыму. В Севастополе было около тысячи. Я это знаю, потому что активно агитировал своих учеников и знакомых отказываться от российского гражданства. Те, кто отказывался, показывали мне справки. Последняя, которую мне показали, была под номером 980, из чего я делаю вывод, что всего их было примерно тысяча. ​

Я агитировал отказаться от гражданства России и учеников, и их родителей. Старался объяснить, что во-первых это предательство. Во-вторых, это будет невыгодно в будущем: в Украине все идет к введению безвизового режима (с Евросоюзом – НВ). А в России вы будете в стране строгого режима, как в Северной Корее, вы не сможете из нее выехать.

– То есть вы агитировали фактически сопротивляться признанию российской власти на полуострове.

– Я выступал в интернете и на телевидении.

– Как на это отреагировали российские силовики?

– 25 августа ко мне пришли работники ФСБ и ЦПЭ (Центр по противодействию экстремизму МВД – НВ) и стали спрашивать: почему я и мои родители не взяли российские паспорта, как мы относимся к российской власти, к присоединению Крыма к России.

Мне не давали ничего подписывать, но предлагали сотрудничество, говорили: "Давай по-хорошему договоримся"

Они пришли и сказали о недопустимости ведения экстремистской деятельности. Мне не давали ничего подписывать, но предлагали сотрудничество, говорили: "Давай по-хорошему договоримся". Я резко от этого отказывался. Уже когда меня потом арестовали, тоже предлагали подписать документы о сотрудничестве, о явке с повинной. Я, конечно, от всего отказывался.

Некоторые мои ученики подписали такие бумаги, хотя большая часть – две трети – не согласились сотрудничать. Потом всех этих людей (если это были дети – то их родителей), вызывали на допросы в ФСБ. Мною занимались и ФСБ, и ЦПЭ, и даже военный суд, который давал разрешение на слежку.

После разговора следователи ушли, но периодически появлялись и спрашивали, не передумал ли я. Арестовали меня 2 июля 2015 года, то есть спустя почти год. Обвинили в написании текста, в котором я призывал полностью блокировать Крым, не поставлять продовольствие, воду, электричество. Также я призывал наказать предателей и ограничить в правах тех, кто принял российское гражданство.

– Какие обвинения вам предъявили?

– 282-ю статью УК РФ ("Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства". – РС). 280-ю ("Публичные призывы к осуществлению экстремистской деятельности") мне предъявили через месяц, во время моего нахождения в СИЗО и даже не за мой пост, а за перепост со страницы Дмитрия Яроша (на тот момент руководителя запрещенной в России националистической организации "Правый сектор").

– Какое отношение вы имели к "Правому сектору"?

Членом "Правого сектора" я не был, но я разделял идеи, которые совпадали с моими: борьба с российской оккупацией, против режима Януковича

– Членом "Правого сектора" я не был, но я разделял идеи, которые совпадали с моими: борьба с российской оккупацией, против режима Януковича. Я был за европейскую Украину, поддерживал Майдан.

– Какие условия сейчас в Симферопольском СИЗО? Единственный изолятор на территории полуострова переполнен.

– В СИЗО на меня влияли и физически, и психологически. Конечно, били. Старались бить по почкам. Били во время допросов, но больше всего в камере, где я находился с людьми 24 часа в сутки. Им была поставлена задача, чтобы я подписал все, что от меня требуют. Один из сокамерников напился и рассказал мне, что им обещали более короткие сроки и даже УДО (условно-досрочное освобождение), если я возьму российское гражданство и соглашусь подписать признание вины. То есть били сокамерники.

– Силовики на вас оказывали физическое давление?

– Силовики тоже принимали участие. Например, с 15 лет у меня были проблемы с давлением, мне делали уколы, увозили в больницу. И когда мне было плохо в СИЗО, я практически терял сознание, работники спецслужб старались меня ударить, ущипнуть, причинить боль. Потом врачей заставили написать, что это была симуляция, хотя я спрашивал их: "А от чего мне тогда раньше уколы делали? От симуляции?"

Крымский активист Олег Софяник, ссылаясь на слова руководителя Центра по противодействию экстремизму, заявлял, что в СИЗО вам сломали позвоночник.

– Меня били по позвоночнику, он и сейчас болит, так же, как и почки. Но немного было преувеличено, что мне сломали позвоночник. Очень сильно старались давить психологически, доказать, что я там никто, хотя это они были никем и ничем на свободе. 24 часа в сутки – свет в глаза. Не было спальных мест на каждого. Нас в камере было 15 человек на 6 спальных мест, спали мы по очереди. Постельного белья мне за 11 месяцев так и не выдали. Были клопы. В карцере, куда меня кидали, были крысы и такие слизняки мерзкие ползали. По стене камеры постоянно текла вода, большая влажность, люди боялись заболеть туберкулезом.

– Как вы выбрались из СИЗО?

– Меня перевели на домашний арест. Это была апелляция на очередной переарест. Я провел в СИЗО 11 месяцев, и мне дали еще месяц. Но прошло 10 дней, рассмотрели апелляцию и заменили на домашний арест. Меня отвезли домой. На следующее утро надели браслет. В ту ночь за мной следили: один человек сидел на ступеньках около моей квартиры, и еще двое сидели в машине у подъезда. Может, еще кто-то был, но я видел только трех. Еще я видел, как они ставили камеры наблюдения на деревьях.

Срезанный браслет, который надевают заключенным, находящимся под домашним арестом
Срезанный браслет, который надевают заключенным, находящимся под домашним арестом

– И после этого вы решились на побег?

– Я знал, что рано или поздно меня снова заключат под стражу. После недели, когда они постоянно дежурили, они стали уходить на время, видимо, надеясь на браслет. И в ночь на так называемый День России (12 июня 2016 года), предполагая, что многие могут злоупотребить, и бежать будет легче, я выбежал из дома.

Выбежал, бросил куртку, палку, срезал браслет с ноги. Срезал обычным кухонным ножом. Это не было трудно, он был из такого материала – что-то среднее между кожзаменителем и пластиком

Надел отцовскую куртку, взял мамину палочку, чтобы на видео не сразу было видно, что это я. Выбежал, бросил куртку, палку, срезал браслет с ноги. Срезал обычным кухонным ножом. Это не было трудно, он был из такого материала – что-то среднее между кожзаменителем и пластиком.

Потом я несколько часов бежал через балку – кусты, лес. А потом в течение ночи ехал автостопом, потому что знал, что меня будут искать с собаками. И так было на самом деле. На следующий день, как рассказывал отец, они пришли, но среагировали не очень быстро, прошло несколько часов. Пришли домой около 10 человек с собаками, требовали мои вещи, чтобы собака взяла след. Но я к тому времени уже сменил несколько машин. Ехал то автостопом, то такси.

В течение дня я добрался до границы, а в течение следующей ночи я пересек границу. Переходил ее через лес, который, как я слышал, был заминирован, с растяжками. Сам видел и натыкался на колючую проволоку, были какие-то приспособления, к которым прилипаешь, приспособления до которых дотронешься, и они издают звуки, чтобы было слышно. Однажды этот звук услышали, и я видел вдалеке, на некотором расстоянии, свет фонариков. Притаился, минут 40 не двигался, а когда они ушли, продолжил движение.

– Как вас встретили на украинской границе? Все же трудно представить, что пограничник видит человека, идущего к нему по полю, и никак не реагирует…

– На украинской границе я рассказал всю историю, и мне ответили, что рады приветствовать на свободной территории.

– Как вы узнали, где нужно проходить границу? В интернете или связывались с кем-то?

Я прошел просто на удачу. Я видел непроходимый лес и думал, что пограничники не поверят, что кто-то через него пошел

– Я не знал место на границе, где можно проскочить. Я прошел просто на удачу. Я видел непроходимый лес и думал, что пограничники не поверят, что кто-то через него пошел. Тем более, что была информация, что он заминирован. У меня не было интернета посмотреть. Единственный компьютер конфисковала ФСБ. Мне было запрещено пользоваться телефоном, интернетом во время домашнего ареста. И я этого не делал, потому что это могло стать причиной нового ареста.

– За Джанкоем степь, нет никакого леса.

– Ну там есть лесополоса метров 200–300 вдоль дороги. Я через нее шел параллельно дороге.

– После побега вас в розыск не объявляли?

– Я не знаю, объявляли ли меня в розыск после побега, но думаю, что наверное, потому что я для них враг и враг оккупационного российского режима. Кроме того, для российской власти я – враг народа в третьем поколении. Потому что мой дед был расстрелян советской властью, а бабушка умерла в Голодомор. То, что сейчас происходит в Севастополе, показывает: российская власть в большой мере правопреемник советской – это репрессии, расстрелы, депортации, преследование тех, кто имеет свою точку зрения.

FACEBOOK КОММЕНТАРИИ:

XS
SM
MD
LG