«Возвращаюсь в реальность камеры»

Журналистка Мария Варфоломеева до того, как попала в плен боевиков группировки «ЛНР» в январе 2015 года, освещала события в Луганске в самые жаркие дни вооруженного конфликта на Донбассе. Мария описывала и фотографировала жизнь людей в оккупированном городе, начиная с лета 2014 года. Радио Свобода публикует отрывки из ее дневника.

По окончании первой недели моего пребывания в подвале «МГБ» я начинаю понимать, что-то пошло не так – обмен и не намечается.

Радует, что тут можно выключать свет на ночь – наконец-то удалось поспать в темноте. Смотрю на смайлик, нарисованный Толиком на стене, он согревает сердце. Поляков через стены успокаивает, говорит, еще совсем чуть-чуть. Несколько раз через охрану незаметно ему удается передать мне записку в книжке. Когда неожиданно нагрянул «шмон», то за эту «маляву» получили все: и «прапоры», и сам Толик. Книжки, которые мне дали охранники, я все прочитала. Пора бы домой.

Но нет, началась бесконечная череда из знакомств с новыми персонажами моего рассказа. По утрам проверка, каждый день новые лица в группе из трех человек. Всего четыре смены. Обычно это выглядит вот так:

– А где «правосек», которого показывали по телеку? – появляется в дверях ехидно улыбающееся лицо начальника смены охраны. Каждое его появление не обходится без гаденького комментария всем сидельцам подвала.

Маловажный, но забавный момент – это мой поход в душ. Картина выглядит так: я с тазиком, в шлепанцах и конвой из трех человек защищает «республику» от опасной меня. Один «прапор» с пистолетом, второй – автоматчик, третья – женщина (интересно, как объяснял такой порядок тот, кто это придумал?).

Однажды «прапор» торжественно открывает дверь и говорит, чтобы я радовалась. «Ну, наконец-то!» – думаю я. Но оказалось, что он «выбил» для меня разрешение находиться не в подвале, а на первом этаже в помещении с окном. Не совсем то, что я хотела услышать, но и то радует.

Теперь я нахожусь в камере с дневным светом, столом и диваном – шикую! Пару дней тишины, кроссвордов, самоучителя французского, Библии – и в моей жизни появляется разнообразие, и еще какое. Охрана заводит ко мне парня с невменяемо-стеклянным взглядом и проводит в мою кладовку. Каждый раз его водят на допрос через мою камеру. Его внешний вид пугает: на груди «звезды», на всю спину – распятие, куда не ткни – масти. Три судимости дают о себе знать. Первые четыре дня у него ломка, безумный взгляд. На допросах его жутко избивают – я никогда не видела, чтобы тело человека было таким синим. Бьют током – это у них называется «звонить Обаме».

Пару дней он отсыпается, и я начинаю осторожно проявлять интерес. Зовут Руслан, возит людей через линию разграничения. «Отжали» «девятку», обвиняя в сотрудничестве с «Айдаром». Ничем подтвердить это не могут, просто «выбивают» признание. Гуманные медики дают обезболивающее от всего: ломки, переломов. Еще дают медикаменты, стимулирующие аппетит, как в наркологии. Только еды все равно не дают – Руслан постоянно, как и другие парни, страдает от голода. Порции как для котят – 1-2 раза в день. Мне становится его жалко: всю сепарскую кашу и еду, которую передает папа, я отдаю ему. Еда уходит как не в себя, и он все равно голодный. Только и слышу: «Маш, покорми своего поросёнка». Нет сигарет, от этого он еще больше мучается. Вот и пригодились сигареты из СИЗО, которые дала Оксана.

***

Дабы разнообразить мои будни, сепары решили подселить ко мне Лену. На нее «стуканули» соседи, не пожалев оставить двоих детей без матери. Обвинение было вообще незамысловатым: «Грабила с «укропами» односельчан, потом сидела на БэТэРэ, делила золото и наличку». Это была ложь, но пропагандисткой машине все равно. Из этого вышел устрашающий ролик для сепар-ТВ.

Лена – человек вспыльчивый и эмоциональный. Чем действует на нервы мне больше, чем сепарам. Она грозится перерезать себе вены гвоздем (но инстинкт самосохранения не дает). В перерывах она бегает по узкому проходу прямо передо мной, нагнетает нервную атмосферу. Пытаюсь проявить себя как психолога и успокоить ее. Но только после того, как помолились, она засыпает первый раз за несколько дней.

Она пробыла дней 10 со мной, и это время казалось вечностью. Ее было очень много, и она была везде. Лена непрерывно продуцировала безумные идеи. Например: «Маша, а давай убежим? На заборе колючая проволока, накинем одеяло и перемахнем на свободу».

В этом всем больше всего мне было забавно, что решетку на окне она не считала помехой, но как думает ее обойти – она не сказала.

У Руслана тоже произошло пополнение, но я не хочу вдаваться в детали их судьбы; эти люди пока там и не хочу им навредить. Главное, что теперь стало на два голодающих больше. Под дверью в полиэтиленовом пакетике я просовываю кашу, пряники, колбасу. Мы зовем себя «Маша и три медведя». Со временем им разрешают «передачки» и они тоже могут делиться ништяками. Как-то раз встал вопрос, как под дверью передать грушу? Но в этих условиях становишься более изобретательным и очевидным. На кусачках для ногтей есть короткая пилочка, которой мы порезали грушу, передали под дверью. Ощущение, что пошли против системы. Постепенно мы привыкли друг к другу, стали одной семьей – поддержка друг друга очень важна. Кажется, что мира вокруг нет. Есть только эти стены и мы друг у друга, все наше прошлое кажется не настоящим. Неужели есть мир, где люди ходят, куда хотят; едят, когда им хочется?

Настал день, когда Лену решили перевести в ИВС. Через неделю мы о ней и вспоминать перестали, и слышу я, что кто-то меня зовет. Ее голосом. Я подумала, что галлюцинации. Но тут на пороге появляется радостная Лена, и я вспомнила фразу из мультика голосом волка: «Шо? Опять?» Оказалось, что ее переводят из ИВС в СИЗО, и сюда привезли подписать документы. После этого ее увезли, и даже на свободе, я не смогла узнать о ее судьбе. Мне сказали, что она заболела и умерла в СИЗО (но подтверждений я не нашла).

***

Мимоходом введу нового персонажа – жирный лейтенант. С толстой золотой цепурой на шее, он любит всем рассказывать, что до войны был олигархом, а сейчас вот пришлось родину защищать. Какая родина – такой и олигарх. Отношения с ним сразу не складываются. Он возомнил себя самым главным и требует, чтобы я вставала каждый раз, когда он заходит. А заходит он от скуки по несколько раз в день.

Но мои нервы и так на пределе, а он еще больше провоцирует. Однажды меня «оборвало» и я в порыве толкаю ногой стул, он с грохотом падает на пол. Пытаюсь его поднять, но он снова падает. Прибегает толстый лейтенант и истерично кричит на меня: «Я тебя обратно вниз спущу, я у тебя заберу все, что не положено!».

Я знаю, что это не в его власти. Но сижу и жду, что мне за это будет. Появляется «прапор», который ко мне хорошо относится и говорит: «Маша, пошли, сходим к доктору, успокоишься».

Медики понимают, на какую систему они работают, и стараются хорошо относиться ко всем сидельцам. Они-то видят, что делают с людьми «в кабинетах наверху» и стараются хоть как-то компенсировать. Лекарствами или добрыми словами. А ко мне успели сильно привыкнуть и сопереживают.

Медсестра наливает мне валерьянки и приговаривает: «Маша, не расстраивайся! Скоро тебя отпустят, пойдем с тобой по магазинам. Купим тебе сумку. Какую хочешь – желтую или зеленую?».

В таком духе мы общаемся, я успокаиваюсь, но понимаю, что все равно ничего не меняется. Спасибо тем, кто, будучи в этой среде, поддерживал меня.

Возвращаюсь в реальность камеры. Узнаю, что ребятам охрана сказала, чтобы «общались со мной». Видимо, чтобы с ума не сошла. Раньше это было официально запрещено, а теперь у нас было «разрешение». Русик, как бывалый человек говорит: «Молодец, победила, откусила у «системы», моя школа. Горжусь тобой! – поверьте, такое признание от человека знающего, было очень приятно».

В следующих частях я продолжу рассказывать о судьбах невинных людей, которые встречались мне в «МГБ».