Украина получит «убитый» Крым – Тымчук

С начала украинского Евромайдана прошло 4 года, почти столько же – с момента аннексии Россией Крыма. Можно ли было предотвратить аннексию полуострова, в каких регионах Украины сохраняется угроза сепаратизма и почему? Нужна ли стена на админгранице с Крымом, есть ли у украинского государства план его деоккупации? Об этом говорим с народным депутатом Украины, координатором группы «Информационное сопротивление» Дмитрием Тымчуком.

​Дмитрий Тымчук – политический и общественный деятель, военный журналист, член Комитета Верховной Рады Украины по вопросам национальной безопасности и обороны. Родился в семье военного в российском городе Чита, Забайкальский край. Детство провел в Германии. Окончил Бердичевский политехнический колледж. В 1995 году окончил факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища. Проходил службу в войсках противовоздушной обороны, затем работал в штабе Национальной гвардии Украины и различных структурных подразделениях Министерства обороны Украины. С 2008 года – руководитель Центра военно-политических исследований, главный редактор интернет-издания «Флот-2017». С марта 2014 – координатор группы «Информационное сопротивление». В ноябре 2014 же года был избран народным депутатом VIII созыва от партии «Народный фронт».

– Дмитрий, чем был для вас Крым до 2014 и чем является сейчас?

– Для меня переломная точка в отношении к Крыму – это 2008 год. Тогда я еще служил в центральном аппарате Министерства обороны. После российской агрессии против Грузии мы с группой офицеров решили создать общественное объединение «Центр военно-политических исследований», чтобы анализировать, какую угрозу может нести Россия для Украины и не может ли грузинский сценарий быть применен против нашей страны. Конечно, тогда первым в наше поле зрения попали Крым и Севастополь ввиду базирования там войск Черноморского флота России. Именно оттуда шла основная угроза. С 2008 года мы довольно тщательно изучали процессы в Крыму и Севастополе, деятельность российских спецслужб, военных на этой территории. Именно поэтому с началом агрессии в 2014 году для нас не было секретом, что речь именно о российской спецоперации, и мы сразу об этом говорили – хотя Россия это яростно отрицала, а Путин признал лишь через год, весной 2015 года.

– Могли ли вы предупредить эти действия России? Информировали ли государственные органы Украины?

– На личных контактах мы очень плотно работали с представителями украинских спецслужб в Крыму. Предоставлялась информация о злоупотреблениях Черноморского флота России, подрывной деятельности ФСБ, раздаче в Крыму российских паспортов, финансировании пророссийских организаций – через Крым и на востоке Украины, в частности, финансирование харьковского «Оплота» через крымское подразделение ФСБ в составе Черноморского флота. Но скажу, что даже при Викторе Ющенко, несмотря на его антироссийскую риторику, не было высшей политической воли, чтобы предпринять радикальные меры для нейтрализации этой подрывной деятельности россиян. О периоде президентства Виктора Януковича и вовсе молчу – тогда российские спецслужбы уже чувствовали себя на территории Украины как дома, а в Крыму – тем более. Информацию, которую мы озвучивали в эфире, украинское руководство получало и по линиям украинских спецслужб. И то, что не предпринимались серьезные меры – вопрос к людям, возглавлявшим в тот момент украинское государство.

– Чем для вас стал Крым сейчас, после российской агрессии?

– Я не сомневаюсь, что Крым вернется в состав Украины, вопрос в сроках и способах возвращения. При нынешней оккупации Крым – не столько разочарование, сколько боль, ведь оккупанты высасывают из полуострова все, что можно. Водная блокада со стороны Украины – а альтернативы ей, увы, нет – приводит к тому, что через 2-3 года грунтовые воды Крыма будут засолены и непригодны для использования. И когда восстановится сельское хозяйство в Крыму – наверное, вопрос десятилетий. То же касается другой инфраструктуры. Мы можем получить «убитый» полуостров. Если в 2014 году он был достаточно самостоятельным в экономическом и финансовом плане, то после деоккупации Крым станет серьезным вызовом для украинской экономики.

– 21 ноября Украина отмечала четвертую годовщину Евромайдана. Какие эмоции вызывает у вас эта годовщина? Какие плюсы и минусы происходившего со страной в этот период?

– Я хочу сказать, что россияне разыгрывают и будут разыгрывать карту – якобы украинцы разочаровались в Майдане. Слава Богу, это вряд ли найдет отклик в сердцах широкого круга украинцев. Прежде всего, недаром эта революция называется Революцией Достоинства: мы доказали на деле, что у украинцев есть гордость, чувство собственного достоинства. По-моему, нацию, у которой была такая революция, невозможно поставить на колени – это доказано событиями на Донбассе, еще весной 2014 года, когда при фактически разваленной армии и силовых структурах, при мизерном обеспечении украинцы в рядах добровольческих батальонов, с оружием в руках сумели сдержать российскую агрессию.

– А нет ли разочарования в политической ситуации – в том, что вы видите изнутри, в Верховной Раде?

– Тут довольно смело можно говорить о разочаровании. Прежде всего, не удовлетворен запрос украинского общества на справедливость. Прошло 4 года, а мы не видим успешных действий правоохранительных органов в расследовании преступлений на Майдане. Это вызывает не недоумение – ступор. Я считаю это абсолютно неправильным. Еще один момент – неблагоприятная социально-экономическая ситуация. Думаю, если бы экономические результаты были лучше, не было бы нынешней политической дестабилизации. Политическая нестабильность – именно результат провала на экономическом фронте. Сейчас уже невозможно понять, где пятая колонна Кремля, а где искренний протест, который используют определенные политические силы в своих интересах. И политическая нестабильность очень играет на руку нашему врагу.

– Вы – депутат «Народного фронта», входящего в коалицию, а значит, тоже несете какую-то ответственность за провалы в экономике. Не жалеете ли вы о том, что пошли работать в Верховную Раду?

– Абсолютно не жалею. Конечно, как представитель коалиции я несу ответственность за все происходящее, наряду со всеми остальными ее представителями. Однако компетентен я в сфере национальной безопасности и обороны и вхожу в соответствующий комитет Верховной Рады. И касательно этой сферы я могу более корректно рассуждать и комментировать. В этой сфере, считаю, мы сделали очень многое. Если сравнивать нынешнюю ситуацию с 2014 годом – в законодательном плане, в плане обеспечения – это небо и земля. Украинская армия 2017 года – это уже вооруженное формирование современного образца, с современной эффективностью, доказывающее это в ходе реальных боевых действий. Это результат в том числе законодательных действий. Реформы, которые еще предстоит совершить, тоже ложатся на плечи законодателей. Но, если в том же 2014 все законы в сфере нацбезопасности и обороны у нас принимались без проблем, противодействие было разве что со стороны Оппозиционного блока, то сегодня многие очень нужные армии, Министерству обороны проекты буксуют как раз в сессионном зале парламента. Это результат политических сил, позиционирующих себя как патриотические. Но на деле для них – чем хуже, тем лучше, потому что так они повышают собственный рейтинг и опускают рейтинг власти. Например, такими «патриотами» блокировался важнейший законопроект об электронном реестре военнообязанных, нужный во избежание тех провалов в мобилизационной деятельности, которые были у нас в 2014 и 2015 годах. Блокировался он под самыми дикими аргументами, начиная с того, что любой реестр – это коррупция, и заканчивая тем, что бумажные носители все равно лучше, чем электронные. Откровенный бред. И вот в последнее время любой серьезный законопроект в сфере обороны «валится» разными методами – от законодательного спама в виде тысяч поправок для затягивания времени до отсутствия голосов.

– Вы больше народный депутат или стратег, аналитик в военной сфере?

– Я уже не знаю, где грань. Мы работаем на оккупированных территориях, собираем данные о ситуации, передвижении сил и средств оккупационных войск. Достаточно серьезно мониторим ситуацию в опасных с точки зрения сепаратизма регионах – это Юг и Восток Украины. Было 8 областей, теперь добавили в мониторинг Сумскую область, хотя сами сумчане возмущаются. Статус народного депутата позволяет мне облегчать работу нашим специалистам, аналитикам. Когда речь идет о закрытых интервью, опросах глав районных администраций, консультациях с представителями местных правоохранительных органов и спецслужб, статус нардепа, безусловно, помогает. С другой стороны, я моментально реагирую как народный депутат, в ходе мониторингов выявляя проблемы в сфере нацбезопасности и обороны. Делаю запросы и обращения в соответствующие органы, ставлю проблемные вопросы на заседаниях парламентского комитета. Так что депутатская и исследовательская, общественная деятельность очень переплетаются.

– 19 ноября на своей странице в Фейсбуке вы обнародовали данные исследования, согласно которым, наиболее сложная ситуация – в Одессе и Запорожье. О чем идет речь?

– Мы смотрим на влияние не то чтобы ярко выраженных антиукраинских групп – скорее, кланов местного уровня, которые формируют и контролируют региональную политику. Анализируем их влияние на ситуацию в регионе. Если раньше наиболее проблемными были Одесса и Харьков, то сейчас, при всех сложностях, Харьковский регион более-менее стабилизировался. С 2015 года хорошая спайка работы местных властей, правоохранительных органов, местных общественных организаций, активистов. Удалось создать симбиоз, позволяющий нейтрализовать возникающие угрозы. В Запорожье ситуация сложнее. Там ситуацию контролирует один клан, далеко не всегда демонстрирующий любовь к Украине. А на фоне децентрализации, которую проводить, безусловно нужно, но при тщательном контроле, мы можем ожидать разных сценариев. В Запорожье популярен лозунг о восстановлении экономических связей с Россией. Мы понимаем, что люди, контролирующие региональные предприятия, заточенные на работу с Россией, несут большие убытки. Им важны не духовные скрепы русского мира, а деньги, но они будут добиваться восстановления связей с Россией, идти против государственной политики и дестабилизировать ситуацию. В Одесской области же несколько политических фигур местного уровня, преследующих различные личные интересы – и борьба этих интересов дестабилизирует ситуацию. Парадокс: мэр Одессы Труханов, которого обвиняли в симпатиях к сепаратистам, его сложно назвать украинским патриотом. Однако нужно учитывать, что его поддерживает большинство одесситов. Кроме того, нет политической альтернативы. Будь еще хоть один игрок местного уровня, адекватный, демонстрирующий профессионализм, заботу о людях, который мог бы вступить в борьбу с Трухановым, которому симпатизировали бы одесситы – можно говорить о смене мэра. Но на данный момент это невозможно. Смена Труханова на человека, которому не симпатизирует большинство одесситов, дестабилизировала бы ситуацию.

– А как насчет российского паспорта, который якобы есть у Труханова? Это может повлиять на его рейтинг, появление нового кандидата?

– Думаю, нет, поскольку в этих регионах есть люди, симпатизирующие представителям местной власти, которые не выказывают украинского патриотизма. Наличие российского гражданства для них не что-то сверхъестественное, способное критически повлиять на рейтинги. Труханов отрицает наличие российского паспорта – думаю, мы должны каким-то образом законодательно закрепить проверку на наличие российского гражданства чиновников, представителей выборной власти на местном уровне, не говоря уж о центральном. Согласно Конституции, мы не можем бороться с двойным гражданством у обычных граждан, поскольку Конституция устанавливает единое гражданство Украины. Это означает, что регионы не могут иметь свое гражданство наряду с гражданством Украины. Но Конституция не запрещает иметь два гражданства. Но по крайней мере для представителей законодательной, исполнительной, судебной власти мы можем ввести ограничения.

– Со стороны аннексированного Крыма хотят построить стену между полуостровом и материковой частью Украины, которая может обойтись в 3,5 миллиона долларов. При этом у украинской стороны нет стратегии деоккупации Крыма. Однако Крым включили в закон о реинтеграции Донбасса. Так будет ли построена стена? И появится ли стратегия, план, что делать с Крымом, у украинской стороны? Что делает Украина, чтобы показать крымчанам: мы с вами?

– На первый вопрос ответить не могу, я не советник главы ФСБ.

– Арсений Яценюк, будучи премьер-министром, тоже строил стену между Украиной и Россией.

– Проект «Стена», благодаря очень мощной кампании по дискредитации в СМИ, имеет негативный оттенок. Со средствами, выделенными на проект, действительно были злоупотребления, но со стороны определенных должностных лиц Госпогранслужбы. Хотя воруют у нас, по-моему, везде. Если где-то украли чиновники в сфере образования, это же не значит, что нужно перестать выделять средства на сферу образования. Во время последней поездки в Одесскую область я общался с пограничниками, и они говорили: мы тут роем противотанковые рвы на границе с Приднестровьем, и было бы замечательно, если бы на нас распространялся проект «Стена». И это в народе он «Стена», а в Госпогранслужбе – проект интеллектуальной границы, это не просто забор и контрольно-следовые полосы, а также датчики, тепловизоры, фиксация перемещений в любое время суток, при любых погодных условиях. И на границе с Крымом украинской стороне это нужно было делать – то, что сейчас собирается делать ФСБ. Как минимум усиливать контроль за административной границей. Потому что Крым набит российскими войсками. Крым – неудобный плацдарм для наступательной операции. А вот для заброски диверсионно-разведывательных групп со стороны оккупированного Крыма – очень даже удобно. Для чего стена ФСБ? Конечно, они рассказывают об украинских диверсантах, которых чуть не каждую неделю ловят – доказать, что это украинские диверсанты, правда, не могут, но граждане, на которых направлена эта информация, верят. Дело в том, что для России это очередной повод ввести оккупацию в легитимное поле, обозначить границу. Это чисто политическое значение – а вот для Украины оно исключительно практическое. Как бы там ни было, именно потому, что Украина рассматривает и Донбасс, и Крым исключительно как оккупированные Россией украинские земли, Крым включен в упомянутый вами законопроект о реинтеграции. Он еще на стадии обсуждения. Когда его обсуждали в первом чтении, особенно после подачи 700 страниц правок, стало ясно: не все так однозначно воспринимают проблему. А для нас суть именно в том, что и ОРДЛО, и Крым – оккупированные территории, но это политическая декларация. Потому что в вопросах деоккупации, «взаимоотношения» с этими территории – большая разница, так как в Крыму Россия присутствует открыто, а на Донбассе присутствие отрицает. Инструменты деоккупации, соответственно, нужны разные. В Крыму не нужен процесс верификации, определить российских военнослужащих, силовиков легко. А в ОРДЛО это проблематично, нужно нарабатывать методологию идентификации российских наемников, диверсионно-разведывательных групп, которые забрасываются без документов.

– Возможно, нужны два разных законопроекта, а не один?

– По Крыму законопроект есть, потому появился и второй по ОРДЛО. Но в политической преамбуле там как раз и прописан Крым, так как это тоже оккупированная территория. А дальше, когда речь о технических моментах, упоминаются лишь Луганская и Донецкая область – что и вызвало противодействие определенных фракций (в Верховной Раде Украины – КР).

– Есть ли у украинского государства видение, план деоккупации Крыма?

– Имея доступ к документам всех степеней государственной тайны, проектов таких документов я не видел. По Донецкой и Луганской областям есть видение, сценарии деоккупации и реинтеграции. С Крымом ситуация намного сложнее. Боюсь, что здесь может быть лишь один вариант: с одной стороны, доносить украинский взгляд на оккупированную территорию, проводить информационную работу, с другой – ждать. Потому что при президентстве Путина без полномасштабной открытой войны с Россией Крым Украина не освободит.

(Над текстовой версией материала работала Галина Танай)