Доступность ссылки

Ирина Бойко: «Это нечеловеческая жестокость…»


Крым.Реалии начинают публикацию на русском языке свидетельств людей, которые были захвачены боевиками группировок «ЛНР» и «ДНР», содержались в нечеловеческих условиях и подвергались пыткам. Свидетельства записали правозащитники Центра гражданских свобод и Фонда «Открытый диалог» при поддержке Фонда «Возрождение». Совместный проект правозащитников и Радіо Свобода – «Заложники войны. Они прошли сквозь ад» – состоит из 10 показаний.

Ирина Бойко – волонтер Полтавы, она с мая 2014-го помогала украинским военным и вывозила людей из зоны конфликта на Донбассе. Вместе со своей группой попала в заложники к «казакам» Игоря Безлера, а затем подвергалась бесчеловечным пыткам боевиками горловского «Беркута «ДНР». В общей сложности удерживалась боевиками 103 дня.

Я, Бойко Ирина Евгеньевна, проживаю в городе Полтава. К началу военных действий была руководителем благотворительного фонда, который основала в 2006 году. Волонтерская деятельность мне вообще близка, потому что человеческая боль для меня всегда была превыше всего. Когда в 2014-ом начались боевые действия, я не просто работала – я жила всем этим. На тот момент я была заместителем руководителя полтавской самообороны. Мы помогали, чем могли, украинским силовикам и армии.

До того, как мы попали в плен, мы вывезли более 30-ти семей. Мы вывозили детей, бабушек, кошек, даже птичку вывезли

На определенном этапе, когда возникла такая необходимость, был открыт «блокпост» подготовки к службе на Востоке – мы учили ребят, как проводить досмотр на блокпостах. Были ребята и из Донецкой области, и с самого Донецка... У одного из них мама была в Донецке. И однажды нам позвонили и попросили вывезти людей, которые не могут сами уехать из Донецка в Украину.

Тогда, где-то в 20-ых числах мая 2014 года, и была создана одна из первых групп, которая вывозила женщин и детей из зоны АТО. И до того, как мы попали в плен, мы вывезли более 30-ти семей. Мы вывозили детей, бабушек, кошек, даже птичку вывезли.

Мы подъезжали к блокпостам и грузились. Люди, по возможности, подходили очень близко к нашему крайнему блокпосту. Это, практически, уже была буферная зона. Случалось, нам приходилось убегать. Два раза мы благополучно убежали, а вот на третий раз уже не сложилось.

Это была целевая поездка. Мы ехали вывозить людей, но еще везли и провизию для 25-й аэромобильной бригады. Это было Зеленополье.

Боевик «ДНР» на блокпосту при въезде в Горловку, 14 декабря 2014 года. Архивное фото
Боевик «ДНР» на блокпосту при въезде в Горловку, 14 декабря 2014 года. Архивное фото

«Плен». Условия удержания

В плен я попала 20-го июня 14-го года и провела 103 дня в абсолютно непригодных для людей помещениях. Сначала это был гараж. Только через месяц мне дали матрас, подушку и покрывало. Это все служило мне еще и одеждой. Моя была очень окровавленной и её забрали ... Ну, а новую – где мне найти?

Первые четыре дня – это был просто ад! Каждый день «расстреливали», то есть угрожали расстрелом

Один из охранников принес одежду своей жены. Там не все нелюди, есть и нормальные люди. Ну, за это его, конечно, наказали.

Первые четыре дня – это был просто ад! Каждый день «расстреливали», то есть угрожали расстрелом. Помню, 10-го июля сказали: «Сейчас эту помыть и расстрелять!». Представляете, с каким «удовольствием» я шла мыться?

Удерживали меня отдельно. Но время от времени заводили людей в камеру, то есть в этот гараж, только для того, чтобы избить, поиздеваться над ними. Затем забирали и больше ко мне не приводили...

Воду приносили. Еду – иногда. Первое время, до 5-го августа, с едой было вообще «грустно». Раз в неделю – и уже хорошо. Потом раз в день каждый день уже была еда, но каждый день по чуть-чуть.

Пытки в Антраците и Горловке

Верхняя часть моего тела превратилась в «отбивную по-антрацитовски». Это больше десятка ударов: то ли 16, то ли 19

Первые четыре дня меня постоянно били. В первый день просто таскали за волосы, водили «на расстрел» – стреляли над головой. Затем снова бросали в тот угол, в котором была первые дни. На второй день били дубинкой. Верхняя часть моего тела превратилась в «отбивную по-антрацитовски». Это больше десятка ударов: то ли 16, то ли 19. Я просто пыталась стоять и считать. Сейчас уже забыла. Это были удары палкой по голове. Пока не «перебили» полностью ухо.

Здесь вот (показывает) очень много шрамов осталось. Руки вот до сюда были просто черного цвета. Здесь – два ребра, здесь – ребро сломано. Это в городе Антрацит. Это так били в Антраците за украинский язык. За слово «його» меня дважды «рубанули» палкой по спине.

Меня так били, потому что считали, что я – командир. Ребятам моим сказали, что меня расстреляли, и они сказали, что я командир группы, которая приехала. Поэтому они меня били и за то, что я «нехороший человек», еще и за то, что «мужиками управлять» взялась.

Затем нас четверых привезли в Горловку. Везли в открытой машине. Везли, как скот, прикованных наручниками к каркасу, к дугам. Мы под дугами сидели. Были уже очень сильно избиты. У меня, наверное, было сотрясение мозга, потому что голова «разрывалась», очень сильно болела.

У меня вот в этой части (показывает) шесть переломов костей лица, плюс перелом челюсти, перелом носа... Нос стоял вот так (показывает)

Когда привезли в Горловку, то почти сразу же нас завезли в «райотдел». Когда стягивали с машины, били по лицу кулаком. У меня вот в этой части (показывает) шесть переломов костей лица, плюс перелом челюсти, перелом носа... Нос стоял вот так (показывает). Мне очень повезло, потому что вот здесь еще был перелом височной кости, но левша попался.

Дальше было еще страшнее: плоскогубцами выдергивали ногти на пальцах ног, пальцы просто крушили. Это было на левой ноге. Затем был молоток. Молотком били колени (показывает шрамы).

Вот если сесть, то будет хорошо видно разбитые коленки – «отбивная».

Вот – шрамы от молотка ... Это сверла – более 20-ти раз тело просверлено сверлом. Это – тоже шрам от молотка. Это все было разбито. Вот это – разбитые коленки молотком. Не знаю, как я хожу. Сверлили грудь ... Это все сверла, молоток, плоскогубцы ... Издевались, как могли.

Глаза ... Этот глаз было ему неудобно вынимать – не с руки. Поэтому его оставили, а вот этому досталось большеэтот глаз повредили. Он теперь ничего не видит. Этот глаз вынимали ложкой. То есть этот чеченец старался выдернуть глаз и повредить так, чтобы он вытек. Я не знаю, почему, но когда он вынул ложку и увидел, что глаз на месте, и второй раз попытался вставить ложку, то один из тех боевиков, которые при этом присутствовали, сказал: «Оставь ее».

Есть еще у меня вот такое... Я стеснялась сначала, показывать не хотела... Четыре месяца, а у меня еще раны не зажили. Меня привезли через четыре месяца. Мне очень сильно повезло – отрезали только один палец. Моим собратьям, ребятам, которые были со мной, одному отрезали три пальца на левой руке..., а одному отрезали четыре пальца на правой руке. Это то, что я видела…

Как пытали других

24-го утром, когда меня привели в прокуратуру, в кабинет прокурора, где проводились пытки, там был труп моего друга – Бори Мисюренко. Он был расстрелян в упор

Когда нас привезли в Горловку, мы были вчетвером. Мы в разных содержались помещениях. На пытки нас водили в одно место, и я еще всех видела. А вот 24-го утром, когда меня привели в прокуратуру, в кабинет прокурора, где проводились пытки, там был труп моего друга – Бори Мисюренко. Он был расстрелян в упор. Здесь рваная рана, правого глаза у него не было, а под левый глаз на вылет вошла пуля. О других моих собратьях я ничего не знаю. А Борино тело... Меня заставили надевать пакеты на тело и убирать кровь, убирать кабинет от крови после того, как вынесли труп Бори.

Ребятам тоже сверлили тела, отрезали пальцы, ложкой выдавливали, вынимали глаза... Я это видела.

Ирина Бойко
Ирина Бойко

Это нечеловеческая жестокость… Они ничего не хотели слышать. Да, там были и нормальные люди, которые страдали из-за своей человечности, но в основном это были звери. Даже зверей оскорблять не хочется, потому что ни один зверь такого не делает с особями своего вида.

Сейчас все время думаю: мы же могли проехать, мы не доехали каких-то 1300 метров, даже не полтора километра! Мы же могли не останавливаться, когда из притормозившего автобуса вышла женщина и побежала к нашим машинам. Могли, но остановились, а потом «легенда не сработала», появились «казаки» и дальше начался ад. И теперь жизнь уже «до», и жизнь «после».

Освобождение

Честно говоря, я ничего вам точно не могу сказать, как меня освободили из плена. Я знаю официальную версию, которая есть на сегодняшний день. То есть Безлер перезвонил Василию Ковальчуку (полтавский общественный деятель – ред.) и сказал, что я жива, и он меня может «поберечь в честь того, что у него большой праздник – ему дали генерал-лейтенанта или генерал-майора». Ну, словом, генерала ему дали. В честь этого он меня вернул. А на самом деле, как там было и что там было, не могу ничего сказать. Как велись поиски, я тоже не могу ничего сказать. Чем занимались другие люди – об этом может сказать моя дочь. Ну, а нам об этом никогда не говорят.

Я очень люблю народ Украины. Но то, что происходит сейчас – оно не лезет ни в какие рамки. Это просто такая боль, очень больно!

Я скажу, что я очень люблю Украину. Я очень люблю народ Украины. Но то, что происходит сейчас – оно не лезет ни в какие рамки. Это просто такая боль, очень больно! Сколько людей отдали жизни свои, сколько страданий, сколько боли! И слишком медленно мы продвигаемся в развитии, к улучшению. Я в этом уверена. Ничего в этом мире не бывает просто так. От нашей энергетики, от наших молитв и от нашей воли зависит все, и в первую очередь будущее наших детей.

Прежде всего, нам надо подумать: «А что я сделал, делаю и буду делать для того, чтобы такое не случалось ни в мире, ни в Европе, ни у меня дома?».

Как говорит мой духовный наставник: «Иди молись». Молитвы – это самое сильное, что есть в нашем мире. Молитва меняет наш разум, дает нам силу верить, жить и делать лучшим все, что вокруг нас.

Очень люблю людей. И старалась той любовью погасить ненависть. Любовь и молитва – это то, что меня спасло. Я знаю, что любовь и молитва спасут мир

Я скажу, что очень люблю людей. И старалась той любовью погасить ненависть. Любовь и молитва – это то, что меня спасло. Я знаю, что любовь и молитва спасут мир. Как говорила мать Тереза: «Что вам не делали бы плохого, а вы любите». И кто его знает, плохое это или хорошее, ведь только Господь знает об этом. Если нам это дано пережить, то зачем это, только Он знает. Только будущее, которое придет, покажет, для каких таких целей тебе был послан сегодняшний день. Ну, а без сегодня не будет завтра.

О безнаказанности и наказании

О безнаказанности я знаю только одно: все равно наступит суд. Кровь человеческая – не водица. И слезы матерей – это не вода. Они не упадут просто так. И безнаказанно это не обойдется, однозначно.

Больно и обидно, что пришли эти страдания на эту землю. И когда стоит перед тобой двухметровый «балбес» безмозглый и говорит, что «вот с этой я позабавлюсь», а ему лет 25, а мне 50, и он мне рассказывает, что он «русский солдат и приехал помочь дружественному народу»...

Какое наказание можно придумать для того человека, который отправляет на смерть других людей? Ну, какое наказание? Его уже Бог наказал. У него ничего не осталось человеческого

Ну, а в 14-ом году никто не сознавался, что там есть россияне, а их там кишело. И чеченцы, и россияне, и те же с востока России. Поэтому подумайте, сколько матерей со всех сторон в слезах и в горе. И отвечать за это должен тот, который на самом деле эту свою «галочку» где-то поставил, решил это все начать.

Наказание... А какое наказание можно придумать для того человека, который отправляет на смерть других людей? Ну, какое наказание? Его уже Бог наказал. У него ничего не осталось человеческого. Это уже просто особь. По-другому не назовешь.

Человек устроен так, что до тех пор, пока ему не сделают больно, пока его не толкнуть хорошо, не хватает ума подумать: «А зачем я это делаю? А как бы сделать, чтобы было правильно, чтобы кому-то рядом со мной было лучше?». В основном все привыкли, что думают только о себе. Не подумает, что кому-то рядом может быть плохо от того, что ты своего пропихиваешь.

Я вам скажу, что в итоге виновных на сегодняшний день искать где-то не стоит. Виноваты мы сами. Это в нас самих в первую очередь не было единства. У нас не было целостности, единства.

При этом при всем восточные регионы – у них мозги «запудрены». С ними разговариваешь и становится их реально жалко. Они ничего не понимают

Вот отделились от Советского Союза, а создать что-то хорошее пока не смогли. Жили и жили – и дожились. При этом при всем восточные регионы – у них мозги «запудрены». С ними разговариваешь и становится их реально жалко. Они ничего не понимают. Их понимание нашей жизни здесь совершенно не соответствует реальности, абсолютно никак. И только любовью и теплом можно хоть как-то изменить их взгляды. Вот, например, я рассказываю, что мы привезли женщину, которую «ополченцы» избили и выгребли все у нее из дома, оставив с четырьмя детьми, говорят, что такого быть не может. Как не может, если есть?! Они не понимают. При этом сами берут молотки и лупят друг друга.

За 103 дня я очень часто слышала, как привязывали людей к столбам, как шокерами их лупили, как их просто били ... Кто-то проходил мимо и били тех, кто висит на столбах.

Я молились только об одном: «Господи, прошу тебя, только бы людей больше не били, только бы люди не терпели больше этих мучений, только бы не слышать больше эти крики и боли».

Я думаю, что изменить мир можно только любовью. Солидарность тоже нужна. А усиливать санкции... По головке гладить не стоит. А как? Ну, не мне об этом судить. Я думаю, что есть более умные люди, которые поймут, как надо сделать.

Я хочу сказать: любите друг друга. Не зря Господь дал нам эту заповедь. Боль порождает боль, а любовь порождает любовь. Ничего в этом мире не бывает просто так. Все, что нам дано, нам надо пройти. Любите друг друга.

FACEBOOK КОММЕНТАРИИ:

В ДРУГИХ СМИ




Recommended

XS
SM
MD
LG