«Мы должны стать тем камнем, о который Путин споткнется в Крыму», – сказал как-то Олег Сенцов на одном из собраний проукраинского движения в Симферополе. Тогда уже всем было ясно, что эту битву мы проиграли. Всем, кроме него. Сенцов поочередно спрашивал у каждого, что делать дальше, и каждый раз оставался недоволен ответом. Он не видел в глазах активистов решимости идти до конца. А мы думали, что он уверен в том, что здесь, в оккупации, обычный человек способен сломать огромную государственную машину, по той причине, что в Крым он приехал прямо с победного Майдана. Как мы видим по его голодовке, он сохранил эту веру до сих пор.
Давайте будем честны сами с собой: одномоментное освобождение всех украинских политзаключенных – максимально маловыполнимое требование из возможных. Если не знать Сенцова, такую постановку вопроса можно было бы списать на принцип китайской дипломатии: «проси больше, получишь меньше». Но он не из тех, кто готов идти на уступки и изменять ранее публично задекларированным целям. Те, кто знают его намного ближе, чем я, уверяют, что даже в случае согласия Кремля на его обмен он откажется писать Путину прошение о помиловании. Ведь ни суд над собой, ни приговор он не признает. Так что, если он сказал, что остановится, только когда освободят всех, кроме него – значит, так и будет.
Одновременное освобождение всех украинских политзеков трудно представить по многим причинам. Потому что Кремль обычно не идет на уступки под прямым давлением. Потому что обычно Россия не сильно переживает о своем международном имидже. Потому что смерти или страдания отдельных людей, при прочих равных, не являются для нее достаточным раздражителем. Потому что выдача Украине крымчан, которых кремлевские власти считают российскими гражданами, косвенно укрепляет тезис об украинском статусе Крыма, на что они не пойдут. В конце концов, потому что одновременное освобождение шестидесяти с лишним заключенных стало бы слишком громким медийным поражением Кремля.
Возможно, Сенцов – идеалист, но он точно не дурак и все это прекрасно понимает. Так чего же он хочет добиться?
Ответ на этот вопрос на протяжении всего своего заключения давал сам Олег. В разговоре с Ксенией Собчак, кроме всего прочего, он сказал: «Меня не интересует обмен, я принял решение, долго его обдумывал. Я – тот человек, который идет до конца... Не надо переламывать, не волнуйтесь. Я – человек взрослый. Я все решил». Ранее в разговоре с родными он признался: «Мне осталось сидеть 16 лет. Смысл тратить эти 16 лет вот так? Если я умру во время чемпионата, я хотя бы помогу другим». В августе 2016 года сестра Сенцова опубликовала его открытое письмо: «Не надо нас вытягивать любой ценой – победа от этого не приблизится. Использовать нас как оружие против врага – да. Знайте, что мы не слабое ваше место. Если нам суждено стать гвоздями в крышку гроба тирана, то я хотел бы быть таким гвоздем. Просто знайте, что этот гвоздь не согнется».
Олег упорно отказывается считать себя жертвой. Он считает себя солдатом
Не освобождение, но победа. Не слабое место, но оружие против врага. Не обмен и свобода, но камень, о который споткнется Путин. Гвоздь в крышке гроба тирана.
Олег упорно отказывается считать себя жертвой. Он считает себя солдатом. Он не в плену. Он на линии фронта. Он не выбыл из рядов. Он на передовой. Он не заложник, он диверсант в тылу врага. Это не они закрыли его. Это их закрыли вместе с ним. Свобода ему не нужна, так как главную для него свободу – свободу воевать за свою страну – у него так и не смогли отобрать.
Как представитель той редкой породы людей, в которых крайне волевой характер сочетается с надличностной, высшей системой ценностей, он отказывает в праве демобилизации с войны не только себе. И совсем не зря в своем открытом письме, в части про «не вытягивать любой ценой», но «использовать как оружие против врага», он говорит не «я», а «мы». Не «меня», а «нас». Он находит в себе силы бороться, жертвовать, быть солдатом в тяжелейших условиях. Так почему же ко всем остальным он должен относиться более снисходительно?
Сенцов не дурак. Он знает, как малы шансы на выполнение его требований. Он не склонен поддаваться эмоциональным импульсам. Его голодовка – не аффект отчаявшегося, сходящего с ума в застенках «Белого Медведя», рвущегося на волю узника. Готовя организм полтора месяца, планомерно понижая объем потребляемой пищи, рассчитав начало голодовки так, чтобы организм выдержал до открытия чемпионата мира по футболу, Сенцов поставил себе одну цель – погибнуть во время чемпионата. Погибнуть так, чтобы это нанесло максимальный имиджевый урон путинской России. Стать – наравне с делом Скрипалей, вмешательством в американские выборы и сбитым «Боингом» MH17 – еще одной миной замедленного действия под фундаментом путинской государственности. Как бы это странно ни звучало, но с его перспективы, перспективы того, кто «все решил», эта голодовка не имеет вариантов поражения. Если Россия все-таки освободит всех, прогнувшись под прямым давлением, это станет тяжелейшим ударом по авторитету Путина внутри правящего класса и докажет миру, что с ним можно и нужно говорить с позиции силы. Если же он – всемирно известный политузник и режиссер, в поддержку которого выступало множество звезд Голливуда, деятелей культуры по всему миру – из-за жестокости и равнодушия Путина погибнет во время российского чемпионата мира по футболу, это может стать как минимум вторым «Боингом» или делом Скрипалей – катализатором, который приведет к новым санкциям и еще большему ухудшению отношений с миром. И уж точно это привлечет внимание к судьбе других украинских узников. Ценой своей жизни Сенцов хочет купить нам еще один маленький шаг на пути к глобальной победе. В точности как это делают солдаты на фронте.
Ценой своей жизни Сенцов хочет купить нам еще один маленький шаг на пути к глобальной победе. Как это делают солдаты на фронте
Можно бесконечно оценивать, накладывая различные этические системы на поступки и логику Олега Сенцова. В зависимости от выбранного шаблона, выводы будут диаметрально противоположными. В нашей европейской традиции, восходящей к античным временам, подобный стереотип поведения называется героическим. Однако ему, думаю, это все уже давно неинтересно. Тогда, в 2014-м, после аннексии, когда он говорил нам про камень, о который должен споткнуться Путин, от него веяло железной решимостью абсолютно уверенного в своей правоте человека. Веяло решимостью потому, что уже тогда он твердо решил, пусть даже сам этого не понимая, то, о чем скажет намного позже: «Я пойду до конца». Это его решение, и нам на него не повлиять. Нам остается только спросить себя: а каково же наше? Согласны ли мы на «победу» ценой его жизни. Готовы ли жить и видеть, как он и примкнувший к нему Саша Кольченко медленно убивают себя ради возможности приблизить смерть путинской системы? Сможем ли мы увидеть в политических заключенных не жертв режима, но солдат на передовой? И если вдруг мы ответим на этот вопрос отрицательно, то нужно не медлить и начать вносить свой вклад в кампанию за освобождение Сенцова, не оглядываясь на то, чего хочет он сам.
Денис Мацола, крымчанин, политолог, социальный активист, вынужденный переселенец
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: