Наследие Трампа. Каким будет при Байдене новый курс во внешней политике США?

Внешняя политика Трампа: чего больше – успехов или поражений? Трамп – трансформирующая фигура во внешней политике? Откажется ли Байден от внешнеполитического наследства Трампа? Будет ли лучше Кремлю с Джо Байденом?

О противоречивом наследии Дональда Трампа мы говорим с бывшим заместителем госсекретаря США Дэвидом Кремером, историком из университета Сетон-Холл в Нью-Джерси Максимом Матусевичем и политологом из университета имена Джорджа Мэйсона в Вирджинии Эриком Ширяевым.

США и мир окажутся в серьезной опасности в случае победы Дональда Трампа на выборах, громко предупреждали американцев чуть больше четырех лет назад профессионалы дипломатии. Беспринципный лживый человек с сомнительными идеями не сможет обеспечить безопасность страны, писали в открытом письме бывшие дипломаты-республиканцы. Четыре года спустя Трамп готовится покинуть Белый дом с необычным внешнеполитическим багажом. Он стал единственным американским президентом, сумевшим, например, организовать признание Израиля несколькими арабскими странами. Он стал первым, решившимся бросить вызов экономический вызов Китаю, обвинив Пекин в ведении нечестной конкуренции и краже западных технологий. Он сумел организовать изоляцию режима Николаса Мадуро латиноамериканскими странами. Он свел за столом переговоров глав Сербии и Косова, и они смогли подписать в Вашингтоне соглашения о сотрудничестве. Оппоненты и критики Трампа, впрочем, предъявляют ему другой счет.

Об этом мы говорим с Дэвидом Кремером, который четыре года назад был в числе подписавших открытое письмо с критикой Трампа. Как он сегодня оценивает наследие Трампа?

– Соглашения между Израилем несколькими государствами Персидского залива, Марокко можно назвать внешнеполитическим достижением администрации Трампа, – говорит Дэвид Кремер. – В том, что касается Китая, да, Трамп занял жесткую позицию в отношении Пекина, особенно во второй половине своего президентства. Результаты этой политики неочевидны, хотя я бы отдал должное Дональду Трампу за то, что он решился действовать вопреки доминирующей точке зрения, заключающейся в том, что тесное сотрудничество западного сообщества с Китаем – лучший способ ведения дел с Пекином. Такой подход давным-давно себя исчерпал, но никто из предшественников Трампа не решался от него отказаться. В том, что касается Венесуэлы, администрация Трампа добилась изоляции правительства Мадуро в рамках Организации американских государств, но режим Мадуро не рухнул. Сторонники Трампа также говорят об отказе от ядерного соглашения с Ираном как о его достижении. К сожалению, Иран сейчас ближе к созданию ядерного оружия, чем в момент прихода Трампа в Белый дом. Дополнительное давление, санкции против Тегерана, введенные администрацией, пока вызывают обратную реакцию. Говоря о внешней политике администрации Трампа в более широком контексте, крупнейшим провалом Трампа стал, на мой взгляд, подрыв трансатлантических отношений, в том числе с нашими ближайшими союзниками. Президент Трамп не скрывает уничижительного отношения, скажем, к канцлеру Германии Меркель, превознося при этом президента России Путина. Да, администрация Трампа добилась отдельных внешнеполитических успехов, но его внешнюю политику никак нельзя назвать успешной. Он ухудшил наши отношения с союзниками, он даже, на мой взгляд, поставил под вопрос существование НАТО. В своем интервью телекомпании Foxnews в 20018 году он заронил сомнения в готовности Вашингтона выполнить свои союзнические обязательства по НАТО, когда ему был задан вопрос, придут ли США на помощь Черногории, члену НАТО, в случае внешней агрессии. На мой взгляд, очень вероятно, что в случае переизбрания на второй срок Дональд Трамп мог попытаться прекратить членство США в НАТО, что было бы катастрофой и гигантским подарком Владимиру Путину.

– Вы ссылаетесь на слова Трампа, но на деле союз НАТО не только устоял, но и, возможно, укрепился благодаря настойчивости Трампа, требовавшего от союзников увеличения их взносов в бюджет организации. Подразделения НАТО, как известно, ведут патрулирование на территории пограничных с Россией государств.

– Во-первых, заявления американских президентов имеют значение. Иностранные государства исходят в своей политике не только из наших действий, но и из заявлений американских руководителей. Во-вторых, да, позиции НАТО в президентство Трампа в Восточной Европе укреплялись, но при этом он решил вывести 12 тысяч американских военнослужащих из Германии. Трамп в первые же дни пребывания в Белом доме отказался от участия в Транстихоокеанском торговом партнерстве, которое исключало Китай. Оно могло быть эффективным инструментом сдерживания Китая позже, когда Трамп начал кампанию экономического и иного давления на Пекин. Говоря об успехе администрации Трампа на Ближнем Востоке, не будем забывать, что он отказался от поддержки в Сирии наших союзников курдов. А его отношение к Путину? Только что появилась информация о масштабных хакерских операциях России против компьютерных сетей важнейших американских министерств, оборонных подрядчиков, медицинских учреждений. Что мы слышим в ответ от Трампа? Ничего, ни слова!

– Очень много говорилось о симпатии, которую якобы испытывает Дональд Трамп к Путину, но при этом его администрация, как Трамп и утверждает, в действительности гораздо жестче относилась к Кремлю, чем ее предшественники. И это не только санкции. Трамп начал поставки боевого оружия Украине, от чего под разнообразными предлогами уклонялся Обама. Трамп расторг договор о ракетах средней дальности в Европе, нарушавшийся Москвой, США начали испытывать ракеты этого класса как ответ России. Трамп отвечал отказом на призывы Путина продлить договор СНВ-3. Быть может, и российская политика Трампа не была не столь однозначно негативной, как принято считать?

– Самый большой подарок, который Трамп преподнес Путину, – раскол между США и Европой и трения внутри Соединенных Штатов. Я думаю, Путин не мог мечтать о ситуации, когда проигравший на выборах президент США будет публично задавать вопросы о легитимности избранного президента страны. Такие заявления, на мой взгляд, наносят гигантский ущерб нашей стране, нашей демократии. Известно, например, что Трамп намеревался ослабить санкции в отношении Кремля буквально в первую неделю после прихода в Белый дом, и лишь сопротивление Конгресса предотвратило такой поворот событий. Да, его администрация предприняла действия в отношении России, которые я приветствую, как например, поставки боевых вооружений Украине, сотрудничество в области обороны с Грузией. Но, с другой стороны, у администрации Трампа не было стратегии отношений с Россией, не было российской политики.

– Как вы думаете, чего можно ожидать от администрации Байдена в отношении России?

– Я полагаю, она продлит договор СНВ-3. Я поддерживаю такой шаг. Вместе с тем Путин ведет себя враждебно, Россия представляет угрозу Соединенным Штатам. Взять хотя бы операции российских хакеров против американских больниц в разгар пандемии коронавируса. Такого мнения относительно Кремля, судя по его заявлениям, придерживается и Джо Байден. Скорее всего, он займет соответствующую жесткую позицию. Опыт перезагрузки в эпоху администрации Трампа стал хорошим уроком для Байдена, который, кстати, первым в окружении Обамы еще в феврале 2009 года упомянул термин "перезагрузка". Люди, которых он назначает на главные посты в своей администрации, тоже критически настроены к Кремлю. Я думаю, что если Байден хочет добиться результатов, он должен ужесточить санкции, Соединенные Штаты должны перейти от обороны к наступлению в киберпространстве, нам необходимо более решительно разоблачать коррупцию в России и сделать гораздо больше, чтобы не допускать "грязные" российские деньги в Соединенные Штаты. Нужно признать, что наша алчность и отсутствие открытости в финансовой сфере сделали США привлекательным объектом российских капиталов. Я надеюсь, что администрация Байдена начнет кампанию за принятие Конгрессом соответствующего законодательства, которое вынудит раскрывать источники капиталов, поступающих в Соединенные Штаты. И это касается не только России. Если Америка перестанет быть безопасным прибежищем для "грязных" российских денег, то у их владельцев будут большие проблемы с поиском пристанищ для капиталов, – говорит Дэвид Кремер.

Максиму Матусевичу внешнеполитическое наследие Трампа дает повод для тревожных выводов.

– Максим, накануне прихода Дональда Трампа в Белый звучала масса предупреждений со стороны специалистов, дипломатов о том, что он может нанести гигантский ущерб внешней политике США. Его президентство заканчивается, можно сказать, дипломатическим триумфом: установлением отношений между Израилем и несколькими арабскими странами. Ошибались специалисты?

– Все может быть не так ужасно, как многие из нас, включая меня, боялись, – говорит Максим Матусевич. – Но некоторые вещи очень настораживают, например, отношения с союзниками в Европе, тот урон, который нанесен НАТО, выход из договора с Ираном. Я знаю, есть разные мнения по этому поводу, но в результате Иран за последние три-четыре года усилил наращивание своего ядерного комплекса. С Северной Кореей просто получился цирк какой-то. Трамп все время пытался объясняться в любви к диктатору Северной Кореи, при этом мы знаем, что производство ядерного оружия в Северной Корее не замедлилось, а, наоборот, ускорилось. Никакого конкретного результата этой большой любви и нежности между Трампом и северокорейским диктатором, в общем-то, нет. Возьмем климат. При Трампе Америка совершенно отказалась от каких бы то ни было попыток урегулировать этот вопрос и что-то сделать по поводу изменения климата. Усиление России, усиление Турции. Мы видим, что происходит в восточном Средиземноморье, что тревожит очень и израильтян, и греков в данный момент, – это тоже связано с тем, что Америка ушла из региона. Азербайджано-армянский конфликт в Карабахе, короткая, но невероятно кровавая и жестокая война, тоже выявила вещи, которые очень тревожат. Например, прямое вмешательство Турции в конфликт. То есть мы видим, что при Трампе авторитарные тенденции по всему миру усилились, они усилились и в Бразилии, они усилились и на Филиппинах, и в России, и в Турции.

– В вашей картине президентства Трампа остается место для, так сказать, позитива?

– Позитив – то, что произошло за последние недели и месяцы в отношениях между Израилем и государствами Персидского залива. Последний пример – это Марокко и Судан. Говорят, что Индонезия тоже готова установить дипломатические отношения с Израилем – это, конечно, уникальное развитие событий. Не все это связано напрямую с Трампом, многие тенденции существовали и до этого. У Израиля близкие отношения со странами Персидского залива существуют уже десятилетиями, просто впервые они открыто начали об этом говорить. На мой взгляд, это, конечно, позитивное развитие событий. Что касается Китая, сейчас я читаю много комментариев по поводу того, как Трамп наконец приструнил Китай, опять же я в этом не уверен. Китай ведет себя очень агрессивно в отношении Тайваня. То, что произошло в Гонконге, со стороны Америки по сути вызвало очень немощную реакцию. И это, на мой взгляд, тоже связано с той тенденцией, которая сейчас очень видна при Трампе, что авторитарные режимы получили возможность делать то, что их устраивает. Меня это тревожит.

– Наверное, можно назвать подход Трампа к внешней политике экспериментальным? Кто из профессиональных политиков мог отмахнуться от истории, прецедентов, от апокалиптических предостережений и перенести посольство США в Иерусалим? Или, скажем, начать торговую войну с Китаем, требуя от Пекина изменить поведение или пойти на встречи с лидером Северной Кореи? Результат этих акций различный, но могут ли они стать уроком для будущих президентов?

– Несомненно, можно назвать экспериментальной политикой. Наше мироустройство – это в общем-то продукт Второй мировой войны, создание НАТО, создание систем экономической взаимопомощи, создание институтов международного права. За эти 70 с чем-то лет после окончания Второй мировой войны в результате функционирования этих международных структур мы добились более-менее международной стабильности. Ломать не строить. Да, может, можно устроить такой безумный эксперимент с нарушением норм, с развалом институтов, которое до этого более-менее работали, и приводить аргумент по поводу того, что можно создать лучшие институты, более честные, более правильные. Но пока их нет, это все вопрос, как вы правильно сказали, экспериментальный. Может быть, это мой врожденный консерватизм в этом отношении, но я лично побаиваюсь разрушения этих структур. Я побаиваюсь разрушения структур ООН, хотя к ООН у меня лично куча претензий. Я очень хорошо понимаю, что Совет по правам человека, в котором заседает Саудовская Аравия, или Китай, или Беларусь – это насмешка. Тем не менее, существует функция ООН как инструмента урегулирования конфликтов, то, что солдаты ООН базируются в разных частях мира и пытаются остановить междоусобицы, – это тоже реальность.

– Вы, насколько я вас понимаю, считаете, что Америка должна нести бремя лидерства. А Трамп, если попытаться сформулировать его тезис, говорит, что нам это слишком дорого стоит. Почему бы богатой Европе или Японии не заняться этим или, по крайней мере показать, а мы озаботимся укреплением своего собственного хозяйства. Что в этом плохого?

– Я всегда так об этом думал, что если не Америка, то кто? Я, например, нахожусь в Соединенных Штатах Америки в результате того, что в свое время Америка пыталась поддерживать права человека, то есть открыть еврейскую эмиграцию, защищать права узников совести, далее по списку. Следование этим идеалам, я считаю, это то, что делает Америку Америкой. Если Америка перестанет придерживаться этих идеалов, а это то, за что ратует президент Трамп, кто же будет этим заниматься? Россия, Китай, Европа сама по себе, никто этим не будет заниматься. На мой взгляд, замещение устремления к правам человека, к стабилизации международной ситуации, к разрешению конфликтов, замещение их такими очень эгоистическими позывами, которые свойственны отдельно взятой стране, в долгосрочной перспективе это очень опасно, на мой взгляд.

– Идея, что миру нужен лидер, грубо говоря, гарант порядка, понятна. Но почему этим должны заниматься Соединенные Штаты, которые, по мнению Трампа, делают это себе в ущерб?

– Америка гораздо мощнее, самая мощная армия в мире. Причем не просто самая мощная, а более мощная в десятки раз. Самая мощная экономика среди демократий, Китай – это отдельная история. В общем-то это страна, которая после окончания Второй мировой войны, нравится нам это или нет, возглавляла западную коалицию во время холодной войны. Мне очень не нравится этот термин, все эти клише времен холодной войны, о том, что США – лидер свободного мира, но, тем не менее, это мощная индустриальная демократия, в которой в принципе работают законы. Просто эквивалента Америке нет. Если Америка уйдет, кто будет этим заниматься? Европа этим не будет заниматься. Я исхожу из таких соображений моей личной заинтересованности, мне кажется, даже моя личная ситуация, которая достаточно комфортная, которая не является только моей личной ситуацией, она является ситуацией многих людей, которые слушают сейчас эту передачу, она в принципе существует благодаря тому, что Америка продолжает быть доминирующей силой в мире, сейчас гораздо меньше, чем раньше, но тем не менее. Если это закончится, у меня есть большие опасения по поводу будущего. Да, эта политика экспериментальная, политика Трампа, о которой вы говорили, эксперимент, который в чем-то кому-то и интересен, мне он кажется очень опасным.

– Политика Трампа по отношению к России тоже была своего рода экспериментальной: улыбки и рукопожатия с Путиным на поверхности, с другой стороны, поставки вооружений Украине, отказ от важных для Кремля договоров о ракетах средней дальности, о так называемом открытом небе, серия санкций, в том числе по следам отравления Скрипалей. Мог быть Трамп прав, утверждая, что его администрация действовала наиболее жестко по отношению к Кремлю из всех последних американских администраций?

– Да, наверное. Но напрашивается вопрос, почему тогда российские элиты, очень много свидетельств тому, все равно поддерживали Трампа в этих последних выборах, явно ратовали за его избрание. У меня нет ответа на этот вопрос. У меня есть некоторые теории по этому поводу, потому что само присутствие Трампа в политическом пространстве американском настолько токсично, что оно нарушает баланс и таким образом делает Америку менее эффективной.

– Можно предположить, что Путину нравились, например, битвы Трампа с европейцами.

– И уход с мировой арены. За четыре года ставки России очень выросли. В Европе строят "Северный поток". В Америке постоянно идет борьба, тут разные замешаны интересы, Госдепартамент преследует одну линию, в Конгрессе раскол по этому поводу. Иногда Трампу явно приходилось идти на поводу у навязываемой ему политики республиканцами, которые традиционно, во всяком случае раньше, были довольно враждебно настроены по отношению к России. То есть это такая запутанная ситуация. Но в целом, мне кажется, если Россия была заинтересована увидеть Америку ослабленной, увидеть Америку, которая полностью зациклена на себе, на своих разборках, на своих культурных войнах, то этого удалось добиться. Не то что они этого добились, я как раз не особенно верю во все эти теории заговора, но результат, мне кажется, вполне их устраивает.

– Как вы думаете, на какой основе могут быть выстроены здоровые отношения с Россией? Ведь, как признают многие американские аналитики, по непонятной причине ни одна из американских администраций после распада Советского Союза не смогла найти верную стратегию общения с Россией.

– Американцам нужно стараться избегать той тенденции, которая очень свойственна Америке, я сейчас обобщаю, – это впадать в крайности. Не нужно идти на поводу у теории заговоров, конспирологии, которые очень стали популярны, причем и слева, и справа, за последние годы. Относиться к России с уважением, но в то же время настаивать на соблюдении принципов, которые действительно центральные для идентичности Америки. На мой взгляд, это принципы свободного честного предпринимательства, но в то же время закона и прав человека. И настаивать, что к этим принципам мы действительно относимся серьезно. Это не просто такой циничный политиканский ход, а это то, на чем базируется наше общество, – говорит Максим Матусевич.

С негативной оценкой внешнеполитического наследия президента не согласен политолог Эрик Ширяев. Он называет президентство Трампа и его внешнеполитические инициативы – трансформативными, наследием, с которым, скорее всего, придется считаться следующим администрациям.

– Трамп – феномен в политике, уникальный своей повторяемостью и повторяем в своей уникальности, – говорит Эрик Ширяев. – До него про Рейгана говорили, что будет катастрофа, мировая война, ядерная зима. Про Никсона говорили то же самое. В свое время про других высказывали такие мнения. Трамп напоминает, как физики говорят, сдутый мяч, траекторию которого очень сложно высчитать. Сдутый мяч летит сильно и может очень сильно ударить, но тем не менее, предсказать, куда он ударит и куда он полетит, очень сложно. Трамп принадлежит к трансформирующим лидерам. Эти люди, которые приходят, они выдвигают свои идеи непредсказуемые, они нарушают статус-кво. И вот те элиты, которые были у власти десятилетиями – и слева, и справа, – они не любят этого. Поэтому Трамп пришел как трансформатор, пришел как голос толпы, голос, который был заглушен нашими же элитами.

– Что это за голос, который, по вашим словам, заглушался американской элитой?

– Прежде всего первая, самая главная посылка – это борьба. В английском очень хорошее слово есть complacency, в русском перевод очень слабый – успокоительность, почивание на лаврах. Мы видим, что в мире происходят значительные изменения во всем; тем не менее, элиты, которые сегодня находятся у власти, мыслят по-старому. Это взрослое поколение, 50, 60, 70 лет, которое у власти сейчас находится. Трамп, несмотря на его возраст, пришел с другой точкой зрения. Он пришел с точкой зрения, что, господа хорошие, нужно все это поменять, мы должны по-другому сделать все. Те, кто критикует Трампа, мыслят категориями 1980-х годов, 90-х в лучшем случае. Все эти концепции альянсов, кооперации, сотрудничества, глобализации, все уходит к тем замечательным 90-м годам, замечательным с точки зрения Запада, потому что было замечательное время, победа в холодной войне. О какой безопасности можно было говорить, когда НАТО почивало на лаврах, западные элиты считали, что агрессора больше нет и не будет, что людям можно жить в дружбе и сотрудничестве без каких-то дополнительных усилий, и либеральная демократия будет господствовать в мире? А если это не происходит, то, наверное, это просто временное явление. Трамп поднял, например, серьезный вопрос по поводу глобализации, про которую мы последние 20 лет говорили с таким восторгом, что это панацея от всех наших проблем. Но Трамп пришел, сказал: нет, это будет губительно для мира, стабильности и экономики. Необходимо, чтобы страны начинали более заботиться о самих себе и понимать, что ключевая проблема в глобализации – это экономический вызов, который приходит среднему классу. Из-за глобализации мы теряем позиции в мире, и большинство людей теряет свою экономическую безопасность.

– Что вы ставите конкретно в заслугу Дональду Трампу?

– Он стал называть вещи своими именами. То есть если трансазиатский договор не работает, давайте выйдем из него. Давайте запретим въезд беженцам из шести стран, мы знаем, оттуда происходят корни терроризма. Давайте договор о свободной торговле с Канадой и Мексикой переделаем полностью, потому что он убивает рабочие места в Огайо, в Мичигане и в Канзасе. Давайте члены НАТО, если вы заботитесь о своей обороне, платите деньги. Вы должны платить процент. Кроме Польши, никто больше не выплачивал. В том, что касается климата, мало кто об этом говорит, потому что Трампа критикуют за выход из Парижского соглашения, но выхлопные газы уменьшились при Трампе значительно. Говорят, что да, из-за вируса, но они и до вируса уменьшились в значительной степени. Мы можем сами регулировать выбросы углекислоты, не принимая на себя обязательств, за которые американский народ не голосовал. Столько лет мы говорили, что Америка слишком много тратит своих сил и жертв в Афганистане и других странах, так давайте, извините меня, к черту оттуда уйдем. Критики говорят: как так можно, это же наши интересы? Но вдруг все забыли, за что Буша ругали, требуя уйти из Ирака и Афганистана? Сделка с Ираном, пожалуйста. Европейский союз лебезил перед Ираном. Обама делал все возможное и невозможное, чтобы только подписать договор на любых условиях. Трамп сказал: нет, давайте переделаем договор. Достиг ли там чего-то нового? Нет, не достиг, но по крайней мере он сказал, что это плохое соглашение.

– Судя по всему, вы положительно оцениваете результаты президентства Трампа?

– Безусловно. По крайней мере, он вдохнул глоток свежего воздуха в политику, заставил думать. Его стиль личный и его притязания, его выходки, они меня не привлекали никогда. Я всегда думал, что Трамп будет умнее, найдет способ содержание его политики облечь в достойную форму. Хорошее содержание его политики было облечено в недостойную форму, и это его погубило. Потому что большинство людей и справа, и слева, которые ненавидят его сегодня, они цепляются к его форме больше всего. А если посмотреть, что он сделал, я не думаю, что Байден сегодня будет делать что-то, чтобы это все повернуть в другую сторону на 180 градусов, потому что в его политике было много разумного.

– И все-таки, говоря о его достижениях, что вы назовете в первую очередь?

– Арабско-израильский договор. Процесс, как говорится, уже пошел. Америка вышла из Всемирной организации здравоохранения. Но по этому вопросу Байден передоговорится. Потому что действительно коррупция достигла там невероятных размеров, и ВОЗ пляшет под дудку Китая. Американский выход из Афганистана. Он не побоялся ввести импортные тарифы и наказывать тех, кто годами, десятилетиями поддерживал своих фермеров и другие индустрии за счет экспорта в США, а мы закрывали глаза на это. Свободная торговля – это миф. В принципе свободная торговля дает больше прав государствам контролировать торговлю, больше ничего. Трамп назвал все своими словами. Конечно же, политика НАТО. Он сказал: ребята, проснитесь, вы слишком долго сидели, почивали на лаврах, надеясь, что Америка к вам на помощь придет всегда. Давайте пересмотрим политику. А договор с Канадой и Мексикой? Демократы в Конгрессе, Сенате ни слова об этом не говорят, они довольны этим. Что будет изменено? Наверное, иммиграционная политика по отношению к беженцам. Но насколько это будет серьезно, тоже вопрос. Потому что, судя по опросам общественного мнения, американцы не очень довольны тем, что границы будут открыты.

– Интересно, как с этим наследием Трампа может обойтись Джо Байден? Ожидается, что он тут же возобновит участие США в Парижском соглашении о борьбе с изменением климата, отменит иммиграционные ограничения, введенные администрацией Трампа. Но не очень, например, понятно, что может произойти с соглашением по ядерной программе Ирана или с пошлинным противостоянием с Китаем?

– Мы попали в очень интересную ситуацию, когда Трамп ввиду своих личных качеств перессорился со многими союзными лидерами, в Западной Европе в особенности. Поэтому то, что приходит Байден к власти, вызовет огромный вздох облегчения у наших союзников. При этом Байден ничего не должен менять из внешней политики. Просто присутствие Байдена поможет сделать легитимными те шаги, которые предпринял Трамп. Поэтому сам факт того, что союзники вздохнут свободнее, – это является огромным шагом вперед в нашей внешней политике.

– В том, что касается России, стоит ли ожидать от Байдена некоего нового курса или он будет двигаться, как считают многие, по накатанной дороге?

– Новая политика будет, она будет более жесткая. Одно из уязвимых мест в политике Трампа – это была политика по поводу России. Многие не понимали, почему он так мягок к России, к Путину особенно, и республиканцы, и демократы не понимали. Для Байдена более жесткий подход к России перечеркнет политику Трампа и покажет, что Байден не является мягким лидером. Поэтому мы не увидим больших сдвигов в российской политике, несмотря на письма, которые мои коллеги публикуют о необходимости новых шагов, поиска общего языка с Кремлем – это бесполезно. Сдерживание – это будет разумный шаг нашей политики на предстоящие два, может быть, даже четыре года.