Айнур Алимова
Солнечные блики на лазурной глади моря, которое на горизонте сливается с синевой неба, зеленые поля, виноградники и свой смех — смех того веселого мальчишки, которого в этот момент подкидывал ввысь и ловил в воздухе отец. Эти немногие счастливые картины из детства навсегда врезались в память Саида Бекирова.
Потом была война. В село Айырча, близ нынешней Евпатории, пришли немцы. Оккупация, наступление Красной армии, разрывающиеся снаряды, человеческое горе.
Но еще более жуткие испытания ждали крымских татар впереди. В дом Бекировых постучались на рассвете 18 мая 1944 года. Дальше всё по известному сценарию — 15 минут на сборы и дорога в неизвестность.
Кто знает, сумел бы он пережить эту депортацию, если бы не простой красноармейский старшина, который дня за два до депортации подошел к его матери. Годы спустя она расскажет сыну, что тот русский паренек тихо прошептал: «Хозяйка, против вас затевают что-то нехорошее». Молодая женщина с двумя маленькими детьми на руках, жена кулака, сосланного на Урал «за использование наемного труда» и «невыполнение плана заготовок», сразу же смекнула: нужно собрать теплые вещи, домашнюю утварь, еду. В приготовленные узлы она сложила даже фотокарточки мужа. В то утро старшина и его солдаты помогли всё это вынести из дома и погрузили на повозку, доставившую семью до «теплушек».
— В дороге был кошмар. Останавливались, грубо спрашивали: «Трупы есть?» Мертвых выкидывали. Люди не спали, лечь было негде. Я помню это, как будто это было вчера, помню вагон, помню дорогу, — вспоминает 78-летний убеленный сединой мужчина.
ВЫЖИТЬ НА ЧУЖБИНЕ
Семью привезли в Свердловскую область, село Яборково. «Маму мы с сестрой не видели», — рассказывает Саид Бекиров. Она работала на лесоповале, уходила ни свет ни заря, возвращалась затемно. Ее норма хлеба — 800 граммов в день как рабочей — и по 150 граммов на детей не дали в первое время умереть с голоду. Привезенные из Крыма отрезы тканей и домашнюю утварь мать обменяла на засаженный картошкой огород, с которого осенью собрали урожай.
Он помнит, как однажды нашел в доме припрятанную горбушку хлеба и бежал наутек от старшей сестры, пока не съел последнюю крошку. Помнит, как с соседскими мальчишками поймали козу и, обступив ее, сосали молоко.
Первая на чужбине зима могла стать для него последней. «Но мне, как всегда, повезло», — говорит он.
— Мама мне рассказывала, что я чуть не умер от тифа. Мы все завшивели, паразиты переносят тиф. Как я попал в больницу, не знаю. Знаю, как на обратном пути из больницы мы с еще одним мальчиком из нашего села ехали в санях. Было холодно, возница бил нас по щекам, чтобы не уснули, — делится воспоминаниями Саид Бекиров.
Местные жители относились к депортированным с теплотой и пониманием. Это были «раскулаченные» и люди «других категорий», высланные советской властью в 1920—1930-е годы, рассказывает он.
— Вместе с сестрой и взрослыми мы пошли по ближним селам — обменивать одни продукты на другие. Помню ту женщину, которая завела нас в свой дом, накормила, проводила. Я потом много раз оглядывался, а она смотрела нам вслед сочувствующим взглядом.
В ноябре 1945 года семья получила письмо-вызов из Чинабадского района Андижанской области. Отец семейства, вернувшись из трудовой армии, искал через спецкомендатуру жену и детей в Узбекистане, полагая, что после депортации они попали туда.
Женщина собрала детей и отправилась в путь. Но увидеть мужа ей было не суждено. Семье сообщили, что он скончался незадолго до их приезда.
С трудом женщина нашла работу — устроилась уборщицей в учреждение, где было жилье. До этого с детьми жила в чайхане. Всей семьей регулярно отмечались в комендатуре, выезд за пределы Андижана был запрещен.
В первый класс Саид Бекиров пошел в девять лет. Учился на пятерки, но золотую медаль не получил, говорит, что дали серебряную. В аттестате почему-то «появилась» единственная четверка по русскому языку.
ПРОФЕССИЯ ЕГО ЖИЗНИ
Юный Саид мечтал стать химиком. Но мама хотела, чтобы он был врачом. Много лет спустя, когда он ухаживал за умирающей от рака матерью и носил ей сделанные им препараты, она скажет: «Я сделала тебя врачом для себя». Его судьба сложится таким образом, что он будет работать по специальности, стоящей на стыке медицины и химии.
Но это будет потом. А тогда, в 1955 году, по приезде в Ташкент он первым делом пошел не в вуз, а в спецкомендатуру, чтобы поставить в паспорт унизительный штамп о прибытии депортированного. В Ташкентский медицинский университет его приняли без экзаменов.
На старших курсах университета уже училось несколько студентов из числа депортированных крымских татар, которые поддерживали и опекали младших земляков. Саид Бекиров помнит, как в 1956 году в студенческом общежитии, прильнув к радиоприемнику, они вместе слушали выступление Хрущева: он говорил о реабилитации депортированных народов. Увы, ребят ждало разочарование. О крымских татарах первый секретарь ЦК КПСС не сказал ни слова. Потом были выступления крымскотатарской молодежи с требованиями о реабилитации. Саид Бекиров принимал в них участие, но, когда мама узнала об этом, просила его ради Всевышнего не лезть в политику: она не хотела терять сына. Он послушался.
Учебу в вузе приходилось совмещать с работой: на первых порах трудился ночным сторожем в детском саду, на старших курсах устроился в лабораторию в Институте вакцины и сывороток. Много лет подряд выработка иммуноглобулина и препаратов крови будет его любимой работой, за которую он получит немало благодарностей.
Очень часто — будучи и работником института эпидемиологии, и сотрудником центра переливания крови — Саид Бекиров чувствовал, что находится под неусыпным оком КГБ.
Он вспоминает конференцию Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ) 1968 года. В Алматы приехали медики из «капиталистических стран». Саид Бекиров провел несколько встреч с зарубежными гостями. На одной из них ему довелось отвечать на вопрос «вне протокола». Врач из Испании поинтересовался, где советский коллега купил «такой хороший костюм».
— Это был финский костюм, который я купил в комиссионке. Я долго его носил, а потом отдал на перелицовку. Для вашего поколения это, наверное, кажется дикостью, а тогда мы затертый костюм отдавали в ателье, чтобы его перешили, вывернув наизнанку. Рассказать иностранцу эту историю, когда в институте стояла прослушка, означало бы попасть потом на допрос в КГБ. Я не «погорел», ответил, что купил костюм в обычном магазине, вызвав тем самым удивление у испанца, — рассказывает Бекиров.
В 1973 году из Института вакцины и сывороток в Москве Бекирову поступило предложение — подготовить документы для поездки в командировку в Монголию, но в последний момент врачу дали «отбой». В 1984 году история повторилась: тогда он должен был ехать в Гавану. Несколько лет спустя он узнает от бывшей сотрудницы отдела кадров Минздрава, что его кандидатуру заблокировал КГБ — из-за отца, раскулаченного и дважды высланного из Крыма.
КРЫМ ОПЯТЬ ОККУПИРОВАН
После выхода на пенсию Саид Бекиров продал свою квартиру в Алматы и переехал в Симферополь. В Крыму он прожил девять лет. Но вернулся в Алматы. «От могил не уезжают», — говорит он. В Казахстане похоронены его мать и сестра.
То, что происходит в Крыму в эти дни, не может его не волновать. Он осуждает аннексию Крыма Москвой и поддерживает Меджлис и его лидеров:
— Джемилева не пустили домой. Как это так? У него дом в Бахчирасае, семья. Я возмущен. Это всё плохо, какое-то проклятие на наши головы. Но Мустафу Джемилева семь раз советская власть сажала в тюрьму и всё равно не сломила. Не сломит его и Путин, — говорит он.
Саид-аксакал внимательно отслеживает в прессе «крымскую тему». На вопрос о том, как он относится к «понимающей» позиции властей Казахстана по «волеизъявлению в Крыму» под видом спорного референдума о присоединении полуострова к России, он говорит: «Большая политика никогда не бывает объективной и последовательной».
Радио Азаттык
