1 сентября 1889 года (13 сентября по новому стилю) появился на свет один из наиболее выдающихся лидеров крымскотатарского народа – Джафер Сейдамет. В честь 130-летия со дня рождения «крымского Петлюры» – литератора и публициста, в переломную эпоху ставшего военачальником и дипломатом – Крым.Реалии публикуют уникальные мемуары Сейдамета.
Продолжение. Предыдущая часть здесь.
В Москве (продолжение)
Во время российских религиозных праздников я посещал старинные, оригинальные, богатые московские церкви. В то время никто, кто видел [эти] религиозные обряды и был свидетелем, как подавляющее большинство россиян: крестьян или мещан, молодых или старых, женщин или мужчин, – с трепетом и серьезностью выказывают приверженность вере и религиозным торжествам, не мог не признать, что вера русского народа очень глубока и сильна. Не было такого извозчика, который не скинул бы шапки и не перекрестился, проезжая мимо церкви или другого места, где находилась икона Христа с зажженной лампой.
Позже выяснилось, насколько поверхностным было это суждение... Но тогда мы этого не понимали.
Московские театры показывали искусство на высшем уровне. В Большом театре я с восхищением наблюдал прекрасные перевоплощения [Федора] Шаляпина в ролях Бориса Годунова и Фауста. Я не мог насытиться российским балетом. Но ничто не могло сравниться с впечатлением, которое произвел на меня идеально сыгранный «Вишневый сад» [Антона] Чехова. Сценография была уникальна своей естественностью. Российский театр в целом, и этот театр в частности, получил большое признание на Западе. Еще в Париже я прочитал несколько статей об этом театре. Однако положительное впечатление, произведенное на Запад российским художественным искусством, особенно русской музыкой, литературой и балетом, играло роль красивой маски, прикрывающей настоящую Россию и разложение ее системы управления. Произведения русской литературы за большие деньги, обеспеченные российскими богачами или даже правящими сферами, переводились на европейские языки. Россияне, начиная с эпохи Вольтера, оказывали большую помощь тем, кто хотел анализировать Россию или писать о ней исторические, литературные или социальные произведения. Таким образом, у народов Западной Европы сложилось устоявшееся мнение о высоком цивилизационном уровне России. Вследствие этого многие круги на Западе стали очень благосклонны к России.
Большую роль в создании этой благосклонности сыграла манера путешествий на Запад российской интеллигенции, купцов и их жен – спокойная, теплая, гостеприимная и щедрая.
Поэтому жители Запада, имеющие такие источники и благосклонно взирающие на Россию, верили в цивилизационную миссию россиян по отношению ко всем народам Востока и считали эту страну авангардом западного мира.
Между тем в Москве на каждом шагу бросалось в глаза, что российская интеллектуальная жизнь существует вне народа, и что по цивилизационному и социальному уровню русский люд находится ниже народов, угнетаемых Россией. Действительно, в то время российский крестьянин и рабочий стоял намного ниже других народов в плане гигиены, воспитания и привязанности к семье. Именно на примере России было особенно хорошо видно, что интеллектуальные и буржуазные круги, играя очень важную роль в формировании судьбы нации, также играют эту роль в сокрытии истинного лица страны...
Помощь населению Карса и Ардагана
В начале 1915 года московские мусульмане организовали специальную «ночь» в помощь жителям [турецких городов] Карса, Ардагана и окрестностей. Я тоже выбрался туда. Знакомые предложили мне почитать турецкие стихи. Из одной семьи, жившей поблизости, я принес томик турецкой поэзии и прочитал несколько стихов [Тевфика] Фикрета и Эмина Бея. Бурные овации после прочтения стихов продемонстрировали мне не только, насколько слушатели жаждут турецкой речи или высокой поэзии на этом языке, но и насколько сильно они привязаны к Турции. Чтобы помочь нашим братьям из районов Карса и Ардагана, которые в результате террора российской армии после битвы при Сарыкамыше, а особенно после нападений армянских банд, остались без крова, голодными и сломленными, все благотворительные учреждения и пресса российских мусульман искренне присоединились к кампании, запущенной нашими азербайджанскими братьями. В Крыму «Терджиман» провел сбор денег и опубликовал список жертвователей, все благотворительные общества также собирали средства для помощи.
Искренняя озабоченность, проявленная тюркским миром перед лицом катастрофы, помогла, по крайней мере, частично, облегчить боль жертв и возвратить им надежду.
Мен Сеит
[Номан] Челебиджихан прислал мне письмо, в котором приглашал в Санкт-Петербург, недавно переименованный в Петроград.
Там вместе со своим старшим братом Меном Сеитом занимался торговлей фруктами наш друг Алим Сеит Джемиль, который ранее учился в Стамбуле и был членом нашего общества «Vatan» [«Отчизна»]. Алим Сеит Джемиль позже работал учителем в нашей деревне в Крыму и женился на Фатьме, дочери моей тетки. Мен Сеит работал в то время в российском банке и, в некотором смысле, опекал торговую деятельность Алима Сеита. Я хотел увидеться с ними и, в частности, расспросить Мена Сеита о революции 1905 года и деятельности наших в тот период. Да и они приглашали меня приехать. Письмо Челебиджихана ускорило путешествие.
Я пробыл в Петрограде около 10 дней. Я почти вовсе не увидел города. Я проводил время в разговорах с Челебиджиханом, а ночи просиживал с Меном Сеитом. Челебиджихан с женой снимал квартиру в многоквартирном доме и учился в Психоневрологическом институте. Жена Челеби, хотя и вынужденная жить в холодной и чужой среде, была счастлива пребывать с мужем. Хотя она была немногословной и сдержанной, сразу было понятно, что она была тщательно воспитана, обладала тонкой натурой и исключительным умом. Я сразу почувствовал, что она рада моему приезду. Она дала мне это почувствовать не словами, а поведением и хлопотами по хозяйству. На следующий день после приезда она испекла для нас чебуреки, такие же, как пекут все хозяйки у нас в Гёзлеве. После этого лакомства пришли [остальные] женщины. Я знал, как сложно там готовить такие традиционные блюда, и каждый раз умолял ее не утруждать себя, но, в память о моей дружбе с ее мужем Челебиджиханом, она всегда старалась – насколько могла – достичь вершин гостеприимства. И она, я думаю, понимала, какое уважение и привязанность я испытываю к ней. Жена Мена Сеита, напротив, происходила из польских татар. Татарского она не знала, однако была глубоко привязана к религии. Она была разумной женщиной с добрым сердцем. Несмотря на порой неуместное поведение Мена Сеита, она любила его всей душой и старалась обеспечить ему удобную жизнь. Впрочем, несмотря на всю его болтливость, порой вульгарный язык и слишком вольное поведение, Мена Сеита нельзя было не любить. Он был самым душевным человеком, которого я когда-либо встречал среди крымской интеллигенции. Телом он жил в Петрограде, но его образ жизни, разговоры и обычаи были крымскими.
Мен Сеит очень любил своих товарищей по революции 1905 года. Был безгранично привязан к ним. Его раздражало, что я подольше останавливался на некоторых вещах, чтобы полностью их понять. Он крепко дружил со своими товарищами и следил за тем, чтобы, подобно точным весам, в своих суждениях не принимать чьей-либо стороны.
Вывод, который я сделал из анализа революции 1905 года, осуществленного Меном Сеитом, заключался в том, что, хотя он сам оставался на заднем плане этого великого движения, однако он выполнял наиболее важную работу в этих событиях. Огромным недостатком нашей тогдашней молодежи была недисциплинированность. Эти люди понимали революционный дух как действия исключительно по собственному усмотрению. Мало было тех, кто понимал, что в политическом и социальном движении нужно работать организованно, что необходим совместный марш с полной верностью организации. По этой причине Мен Сеит действительно сильно страдал. Он изо всех сил пытался защитить Абдурешида Медиева, укрепить его положение и даже предотвратить некоторые его трусливые, нерешительные, оппортунистических начинания. Но удалось ли ему?.. Не знаю, сделал ли он тогда или позже так, как говорил... А в то время он сказал мне, что письма и документы о деятельности наших в революции 1905 года спрятаны в неком банковском сейфе в Петрограде.
Продолжение следует.
Примечание: В квадратных скобках курсивом даны пояснения крымского историка Сергея Громенко или переводы упомянутых Сейдаметом названий, а обычным шрифтом вставлены отсутствующие в оригинале слова, необходимые для лучшего понимания текста.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: