«Мечтали о российской зарплате, а теперь на заработки едут»: как живут шахтерские поселки Донбасса

17 погибших в тылу группировки «ЛНР». В конце апреля взрыв метана унес жизни горняков в недавно легализованной боевиками шахте. Через месяц журналисты специального проекта Радіо Свобода «Донбасс.Реалии» побывали в бывшем шахтерском поселке ‒ рядом с местом трагедии. Эксклюзивный репортаж с неподконтрольной Украине части Луганской области.

​Мини-шахта «Восток-Карбон», неподконтрольная правительству Украины часть Луганской области. 25 апреля здесь произошел взрыв метана. Завалы разбирали два дня с привлечением российских спасателей. Но никого из 17 шахтеров рабочей смены спасти не удалось.

«В дальнейшем, конечно же, мы будем проводить разбирательство по этому вопросу. Кто виноват, и если такие найдутся, они будут наказаны», ‒ заявил главарь группировки «ЛНР» Леонид Пасечник.

Мини-шахту «Восток-Карбон», фактически обычную яму, торжественно запустили в конце прошлого года ‒ в рамках личной избирательной кампании Пасечника.

«Мини-шахта практически ничем не отличается от обычных шахт. Отличие только в том, что на шахте отсутствуют мощные стационарные установки», ‒ отметил во время запуска шахты ее «директор» Андрей Кононенко.

На мини-шахте не соблюдали нормы безопасности. А после трагедии взрывоопасную яму просто забросили.

БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ:

Незаконный уголь на Донбассе: кому это выгодно?

Как живут шахтерские поселки сейчас

Через месяц после аварии «Донбасс.Реалии» едут глубоко в тыл группировки «ЛНР», в шахтерские поселки рядом с закрытой мини-шахтой «Восток-Карбон». Когда-то здесь главным местом работы было большое угольное объединение ‒ шахта «Сутоган».

«Шахта «Сутоган» ‒ только одно название, «работает». Зарплаты нет, угля нет. Угля даже пенсионерам нет, не то что продавать», ‒ рассказывает шахтер на пенсии Александр.

«Я на «Сутоган» попал под взрыв. Здесь взрывы, везде одно и то же. Давай-давай-давай план! Уголь, премии... Газ прет, его надо останавливать, надо проветривать. А люди без зарплаты», ‒ сетует мужчина.

Бывший шахтер разводит кроликов ‒ на пенсионное пособие от группировки «ЛНР» не прокормиться. Денег не хватает даже на уголь, чтобы отапливать печь. Ранее его раздавали горнякам бесплатно, теперь нормы урезали.

«Не уголь, а грязь какая-то! Раньше давали шесть тонн в год, а сейчас дают две триста, если я не ошибаюсь. Даже двух с половиной тонн нет», ‒ жалуется Александр.

Поселок буквально стоит на угольных пластах. Но теперь бывшие шахтеры отапливают помещение чем придется.

«Было бы, конечно, хорошо, если бы газ провели. Но его же бесплатно никто не проведет. А мы уже все посадки по округе вырубили! Газ ‒ сейчас «запрещено» «законом». А отапливать чем? А некоторые не в состоянии и угля купить даже! Еще пройдет немного времени, и вообще здесь или умрут все, или разбегутся, или... Ой, что сказать?!» ‒ говорит бывший шахтер.

Шахтерские поселки: что изменилось с 2014 года

Николай Волынко ‒ председатель Независимого профсоюза горняков Донбасса. В 2014 году убеждал шахтеров не поддерживать так называемую «русскую весну». Теперь считает крах угольной промышленности региона закономерностью.

«Я знаю, сколько погибло шахтеров, этих шахтерчиков, которые пошли воевать против Украины. А все думали, что будут получать большую российскую зарплату. А сейчас все эти шахтеры на оккупированной территории едут на заработки в Воркуту! Без соцпакета! На заработки едут ‒ они сами себя загнали в эту яму», ‒ отмечает Николай Волынко.

В шахтерских поселках на оккупированной территории многие дома ‒ заброшенные. На стенах ржавеют спутниковые тарелки ‒ как признак того, что раньше здесь был достаток.

«Здесь, в поселке, в основном только пожилые люди. А молодежь на заработки выезжает в основном», ‒ рассказывает местная жительница.

О трагедии на шахте по соседству местные жители предпочитают не говорить. У многих до сих пор траур.

«Вот у нее сын погиб в этой шахте, 37 лет», ‒ рассказывает женщина о соседке.

Группировке «ЛНР» выгодно добывать уголь только примитивным способом, считает профсоюзный лидер.

«Из шахты ‒ самый дешевый уголь по добыче. 100 гривен одна тонна получается. Ну и если это все пропускать, как положено, через линию фронта, эта тонна уже стоит 3100», ‒ говорит Волынко.

Экономят на всем ‒ на условиях труда и на зарплатах.

«В среднем где-то 12-14 тысяч рублей! Это смело делите на два. Хотя до войны получали 15-18 тысяч в гривнах! И кто от этого выиграл?» ‒ рассказывает о зарплатах шахтеров в оккупации Николай Волынко.

В то, что у родного поселка есть шанс на выживание, бывший шахтер Александр не верит.

‒ Планируете получить российское гражданство?

‒ Так оно хорошо бы, все бросились... Но если подумать: а смысл? Если бы нас в Россию приняли ‒ да. Ну а смысл, получу я это гражданство ‒ уехать на работу? Это молодежи ‒ да, сейчас гражданство они получат, уедут, там осядут ‒ и все. Здесь вообще одни старики останутся, некому будет зарабатывать нам ‒ пенсии.

На выезде из села ‒ огромные ветряки. Но планы альтернативного развития экономики умирающего шахтерского края перечеркнула война.