Александр Польченко
Мог ли мой покойный отец, молоденький лейтенант, в декабре 1941 года в окопах под Москвой вместе со своими однополчанами хоть на минуту представить, что защищал тогда столицу государства, которое через 73 года направит своих солдат на его родную Украину?
Алексей Польченко, выходец из таврийского села, которое имеет крымскотатарское название Агайман, что в переводе с тюркского – настоящий мужик, до начала Второй мировой войны служил в Москве, в кремлевской комендантской роте. Когда фашисты подошли к Москве, их, молоденьких и необстрелянных, бросили на передовую.
Странно, раньше, когда писал слово «фашист», представлял немцев, как и многие мои сверстники, а сегодня перед моими глазами – «зеленые человечки» и «казачки», больше похожие на полицаев из советского кино. От Москвы отец дошел до Кёнигсберга (сейчас Калининград), потом Японская война, Китай и только в 1947 году он написал рапорт и отказался от профессиональной карьеры военного и учебы в академии им. Фрунзе.
Вернулся в родной Агайман, на Херсонщину. Вернулся сам, а брат Иван остался лежать в братской могиле, его отец – мой дед – тоже вернулся домой, потеряв на войне одну ногу. Вся моя родня проливала кровь за родное село, за родную Украину.
В независимом государстве Украина отцу довелось прожить всего 11 лет. Помню, как он ругал президента Леонида Кравчука за то, что сдал флот, а позже и ядерное оружие.
Отец, ты умирал на руках своей дочери, моей сестры, с верой, что русские – наши братья, и не знал, что именно твоя дочь, проживающая в Тбилиси, первой из нашей родни услышит рев «братских» танков и увидит в 2008 году потоки беженцев из Абхазии. Видно, пришел и мой черед почувствовать и увидеть настоящее лицо «брата». Отец, как хорошо, что ты этого не видишь. Ты видел другое.
Помню конец 80-х – начало 90-х и тех беженцев, которые прибывали в наш Агайман из горячих точек Союза. Тогда они называли Украину раем и радовались, что это единственная страна, где не проливается кровь. А ты делился с ними хлебом и давал холодной воды из колодца, говорил, что у людей отобрали родную землю, родной дом, и относиться к ним нужно так, чтобы они хорошо узнали нашу украинскую душу.
Как тебе сегодня там, на небе, отец? Много своих однополчан встретил? Веришь ли в то, что видишь, если тебе все видно? Веришь ли в то, что на крымской земле, где могила моей мамы, твоей жены, внуки твоих однополчан, с которыми ты лежал в окопах под Москвой, сегодня нас, крымских украинцев, называют врагами? Для них каждый, кто говорит на твоем родном языке, сегодня враг номер один. Я знаю, ты не хочешь в это верить.
Ты был оптимистом и всегда оставлял место для надежды на лучшее. Но, думаю, твоя душа потеряет последнюю каплю надежды, когда ты увидишь с небес, как мы, украинцы Крыма, вложившие в эту землю свой труд, полившие ее потом и кровью, а теперь брошенные киевской властью на произвол, пойдем по миру с мешком через плечо и, возможно, нам тоже кто-то даст холодной воды, как ты в те далекие, а теперь такие близкие 80-90-е давал беженцам, просившим убежища в нашем селе.
Но, отец, одно, я думаю, ты знаешь точно – это то, что эти «братки» дальше нашего села Агайманы не пройдут, потому что там живут настоящие мужики.
Александр Польченко, крымский журналист
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Мог ли мой покойный отец, молоденький лейтенант, в декабре 1941 года в окопах под Москвой вместе со своими однополчанами хоть на минуту представить, что защищал тогда столицу государства, которое через 73 года направит своих солдат на его родную Украину?
Алексей Польченко, выходец из таврийского села, которое имеет крымскотатарское название Агайман, что в переводе с тюркского – настоящий мужик, до начала Второй мировой войны служил в Москве, в кремлевской комендантской роте. Когда фашисты подошли к Москве, их, молоденьких и необстрелянных, бросили на передовую.
Странно, раньше, когда писал слово «фашист», представлял немцев, как и многие мои сверстники, а сегодня перед моими глазами – «зеленые человечки» и «казачки», больше похожие на полицаев из советского кино. От Москвы отец дошел до Кёнигсберга (сейчас Калининград), потом Японская война, Китай и только в 1947 году он написал рапорт и отказался от профессиональной карьеры военного и учебы в академии им. Фрунзе.
Вернулся в родной Агайман, на Херсонщину. Вернулся сам, а брат Иван остался лежать в братской могиле, его отец – мой дед – тоже вернулся домой, потеряв на войне одну ногу. Вся моя родня проливала кровь за родное село, за родную Украину.
В независимом государстве Украина отцу довелось прожить всего 11 лет. Помню, как он ругал президента Леонида Кравчука за то, что сдал флот, а позже и ядерное оружие.
Отец, ты умирал на руках своей дочери, моей сестры, с верой, что русские – наши братья, и не знал, что именно твоя дочь, проживающая в Тбилиси, первой из нашей родни услышит рев «братских» танков и увидит в 2008 году потоки беженцев из Абхазии. Видно, пришел и мой черед почувствовать и увидеть настоящее лицо «брата». Отец, как хорошо, что ты этого не видишь. Ты видел другое.
Помню конец 80-х – начало 90-х и тех беженцев, которые прибывали в наш Агайман из горячих точек Союза. Тогда они называли Украину раем и радовались, что это единственная страна, где не проливается кровь. А ты делился с ними хлебом и давал холодной воды из колодца, говорил, что у людей отобрали родную землю, родной дом, и относиться к ним нужно так, чтобы они хорошо узнали нашу украинскую душу.
Как тебе сегодня там, на небе, отец? Много своих однополчан встретил? Веришь ли в то, что видишь, если тебе все видно? Веришь ли в то, что на крымской земле, где могила моей мамы, твоей жены, внуки твоих однополчан, с которыми ты лежал в окопах под Москвой, сегодня нас, крымских украинцев, называют врагами? Для них каждый, кто говорит на твоем родном языке, сегодня враг номер один. Я знаю, ты не хочешь в это верить.
Ты был оптимистом и всегда оставлял место для надежды на лучшее. Но, думаю, твоя душа потеряет последнюю каплю надежды, когда ты увидишь с небес, как мы, украинцы Крыма, вложившие в эту землю свой труд, полившие ее потом и кровью, а теперь брошенные киевской властью на произвол, пойдем по миру с мешком через плечо и, возможно, нам тоже кто-то даст холодной воды, как ты в те далекие, а теперь такие близкие 80-90-е давал беженцам, просившим убежища в нашем селе.
Но, отец, одно, я думаю, ты знаешь точно – это то, что эти «братки» дальше нашего села Агайманы не пройдут, потому что там живут настоящие мужики.
Александр Польченко, крымский журналист
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции