Андрей Пионтковский: О комбинациях Кремля

Рубрика «Мнение»

Как учил еще в VI веке до нашей эры Кун-цзы, вещам надо давать правильные имена. Особенно на войне. "Война с терроризмом", о которой с таким пафосом говорят в эти дни Олланд, Путин, Обама, – это неправильное, нелепое, ложно политкорректное имя.

Терроризм не есть некий противостоящий цивилизованному миру военно-политический субъект, но один из методов ведения военных действий, в той или иной степени применяемый в любом военном конфликте. Очень широко использовали, например, террористов-смертников тамильские тигры в своей борьбе против центрального правительства Шри-Ланки. Масштабными актами терроризма являлись ковровые бомбардировки городских кварталов в ходе различных войн. Но ясно же, что никто из тех, кто говорит сегодня о "международном терроризме", не имеет в виду ни тамильских тигров, ни уничтожение с воздуха Ковентри, Дрездена, Хиросимы, Грозного…

Поэтому давайте называть вещи правильными именами и говорить о разветвленной горизонтальной сетевой структуре радикального ислама ("Аль-Каида", "Исламское государство" – это локализованные во времени и пространстве ее сегменты), объявившего войну Западу и использующего в качестве основного средства ведения войны террор, то есть сознательное массовое убийство мирных жителей. Сетевая структура объединяет некой общей идеологической матрицей группы, которые могут независимо возникать в различных регионах, эксплуатируя локальные проблемы и конфликты (как "Исламское государство" в Сирии и Ираке). Вместо разгромленных ячеек появляются новые, тем более что недостатка в молодых энтузиастах, как и в финансовых ресурсах, движение не испытывает.

По своим целям и идеологическим установкам вызов радикального ислама имеет тотальный характер. Традиционный терроризм был "прикладным" ремеслом. Субъекты, использовавшие его, добивались конкретно очерченных практических целей – независимости какой‑то территории, освобождения каких‑то преступников, политических уступок, выкупа и так далее. Терроризм исламистов – это метафизический терроризм, добивающийся Абсолюта, уничтожения безбожного Запада, установления Царства Божьего на земле в форме Всемирного Халифата. Цели абсурдные и нереальные, но привлекательные для тысяч, а, может быть, и миллионов фанатиков. Эта идеология не выдвигает никаких требований, не уступок требует с акторов мировой политики, а полной гибели всерьез.

А где же при всем этом Россия? Своей афганской авантюрой Москва, казалась бы, сделала все, чтобы направить на себя растущую пассионарную энергию радикальных исламистов. Но удивительным образом пронесло. Аятолла Хомейни определил (правда, СССР) как Сатану-2. Но то ли распад СССР снял с повестки дня исламистских радикалов проблему Сатаны-2, то ли звериным чутьем они чувствовали свою социальную близость к российской политической "элите", которая в массе своей страстно ненавидела победивший в холодной войне Запад.

Так или иначе, в 1990‑е годы нарастающие атаки исламистов были направлены в основном против Запада. Ничего не изменила в этом раскладе и первая чеченская война. Это был классический конфликт центра с сепаратистами (каких около сотни в мире), не нагруженный религиозно-идеологическим содержанием. Его официальное пиар-сопровождение шло под рубрикой "восстановление конституционного порядка". Вторая война начиналась как важнейший инструмент избирательной кампании в России, как стержень задуманной ельцинским окружением операции "Наследник". Духоподъемное "мочить в сортире" сплотило "встающую с колен" нацию и превратило малоизвестного чиновника не только в президента страны, но и в национального героя. В качестве пиар-сопровождения на этот раз была выбрана борьба с терроризмом, и не с каким-то терроризмом вообще, а именно с исламским экстремизмом.

Пропагандистский ледокол, приведший Путина на пост президента, стал основным инструментом, следующие пятнадцать лет прорубавшим ему и его клану дорогу к абсолютной экономической и политической власти в стране. Власть так часто повторяла, что она борется на Кавказе с исламским экстремизмом ("международным терроризмом"), что это стало самосбывающимся прогнозом. Исламский экстремизм заказывали – вот он и пришел. Характер поведения боевиков и сочувствующей им части населения, особенно молодежи, изменился. На смену полевым командирам, преследовавшим сепаратистские цели, пришли люди, идеологически воспринимающие себя частью мирового джихада.

После каждого громкого теракта доморощенных исламских экстремистов чрезвычайные полномочия президента и силовых структур возрастали. Режим набухал властью в стране, как клоп кровью жертв. И в каждой из этих трагедий явно торчали уши тех же силовых структур как соучастников преступлений – и во взрывах домов, и в "Норд-Осте", и в Беслане, и в волгоградском автобусе. А в Рязани два террориста из центрального офиса ФСБ были схвачены за руку при попытке взрыва жилого дома.

"Сталинский ледокол "Адольф Гитлер" использовался исключительно для внешнеполитических целей. Все свои внутриполитические задачи к началу Большой геополитической игры кремлевский горец уже решил, став абсолютным диктатором. "Путинский ледокол "Радикальный Ислам" изначально был задуман в основном на внутреннюю повестку дня. Но Путин понимал, что его режим – совсем иной, нежели сталинский, тем не менее не может быть долговечным без переформатирования окружающего пространства.

Во-первых, постсоветское пространство должно оставаться под жестким контролем Кремля, чтобы ни одна из его стран не смогла вырваться из цепи посткоммунистических воровских паханатов и стать тем самым нежелательным примером для граждан России.

Во-вторых, Запад должен быть до такой степени запуган, соблазнен, развращен, чтобы не только не поддерживал беглянок, но под конвоем возвращал их обратно в зону доминирования российской клептократии.

С первых же своих дней во власти, еще будучи поглощенным зачисткой внутриполитического поля, Путин не забывал о тех внешнеполитических задачах, которые ему предстояло решать с помощью своего ледокола. Он стремился продать себя Западу как абсолютно необходимого тому защитника от "Радикального Ислама" и потребовать за эту крышу политическую цену. Вот, например, великолепный пассаж, из раннего Путина: "Российские солдаты сегодня находятся на переднем крае борьбы с исламским экстремизмом. К сожалению, это мало кто замечает. Сегодня мы являемся свидетелями создания экстремистского интернационала по так называемой дуге нестабильности, начиная от Филиппин и кончая Косовом. Это очень опасно для Европы, в первую очередь, потому что там большое количество мусульманского населения. Это действительно международный террористический интернационал. И в этом смысле Россия стоит на переднем крае борьбы с этим международным терроризмом. И по большому счету, Европа нам должна быть за это благодарна и поклониться в ноги за то, что мы боремся с ним, пока, к сожалению, в одиночку" (из выступления в Лондоне в октябре 2000 года).

Пятнадцать лет упорных пропагандистских усилий не прошли даром, и вот, наконец, после очередного теракта в Париже президент Франции Олланд летит в Москву поклониться в ноги тому, кто в дни тяжелых испытаний обо всех о них так думает в Кремле. С первых же часов трагедии в Париже, которая состоялась аккурат за день до саммита "Большой двадцатки" в Турции вся кремлевская пропаганда с нескрываемым торжеством повторяла один и тот же нехитрый тезис: вот видите, у нас с Западом общий враг, нам всем угрожают ужасные террористы. Для убедительности была вынута из рукава отложенная скорбь по погибшим в авиакатастрофе над Синаем и официально признанный, наконец, теракт был подверстан к парижскому для создания образа общей судьбы: "Мы должны объединиться в единой "антигитлеровской коалиции" и забыть о таких мелочах, как Украина, которая нас разделяет и препятствует нашему военно-политическому союзу".

Вот, например, чисто конкретные рекомендации доброго следователя Сергея Маркова: "Нужно срочно прекращать конфликт России и Запада из-за Украины. Хунту заменить техническим правительством, изменить Конституцию, убрать неонацистов, провести новые свободные выборы. Киевская хунта – это одно из главных препятствий для совместной борьбы США, ЕС и России против террористов". А в роли злого следователя выступил скептически настроенный парламентарий в телепрограмме с Владимиром Соловьевым, который "не уверен, что теракта в Париже хватит, чтоб начали разговаривать с Путиным". Блаженный Айфончик прямо заявил на пресс-конференции в Маниле, что теракты в ЕС и остальном мире происходят по той причине, что страны Запада держат курс на изоляцию РФ.

"Обращение русских к народам Европы"

Кремлевская мафия почти открытым текстом предлагает Западу крышу от дальнейших терактов, но, разумеется, на своих жестких условиях. То, что Москва имеет агентуру и обладает определенным влиянием в джихадистских структурах, давно не секрет. Это и люди, завербованные еще КГБ по линии "национально-освободительных движений", и саддамовские офицеры, обучавшиеся в СССР и составляющие сегодня кадровый костяк "​Исламского государства", и молодая поросль кавказских воинов Аллаха, заботливо снабжаемых ФСБ иностранными паспортами и направляемых на Ближний Восток.

Но в совершенно новом свете предстают отношения в треугольнике Путин – Асад – "​ИГ" после истерики, устроенной МИД РФ по поводу удара наших доблестных французских союзников по нефтяной инфраструктуре террористов. В который раз снимаю шляпу перед Алексеем Венедиктовым, вынужденным сутками бухать с риббентропами всякими ради ценнейшей информации, которую он регулярно передает гражданскому обществу. Вот фрагмент радиопрограммы:

"​А. Венедиктов: Кто покупатель? А я тебе скажу, кто покупатель. Два покупателя. Один покупатель – это турецкие компании частные, которые на границах покупают или иногда прямо там. И сейчас, как я понимаю, идет работа с Эрдоганом. Частный бизнес – просто зону под запретом надо держать. А второй покупатель – это Башар Асад, который покупает это и перепродает уже на легальном рынке. Через него отмывается. Ну так, ребята, чего?

С. Бунтман: То есть, ты сказал, Башар Асад покупает?

А. Венедиктов: Да. Правительство Сирии, Башар Асад.

С. Бунтман: Я просто хотел хорошо расслышать.

А. Венедиктов: Три дня тому назад президент Путин на "двадцатке" в Турции с возмущением говорил о том, что "ребята, что же вы не бомбите эти самые источники финансирования, то есть эти нефтяные скважины, которые под ИГИЛом, и караваны грузовиков?" Можно объяснить. Потому что территорию Сирии никто так сильно не бомбил вообще. Говорят: вот они бомбили… Кого они бомбили? Они бомбили в Ираке. Французы – в Ираке. Первый раз французы стали бомбить Сирию 27 сентября – за три дня до того, как Россия начала бомбить. Так, на секундочку! Берем и смотрим. Так, хорошо. Что же вы их не бомбите? Вчера Министерство иностранных дел Российской Федерации с возмущением заявляет, что мы против того, чтобы французская авиация бомбила нефтяные прииски ИГИЛа. Я так подумал, что я очитался.

С. Бунтман: Чем мотивируют?

А. Венедиктов: А потому что нефтяные прииски ИГИЛа после победы перейдут к Асаду. А вы их разрушите. Внимание! – это публичный мотив. Еще раз: публичный мотив, это публичное объявление. Вот прямо вот так: "Эти будут скоро освобождены, а вы разрушаете инфраструктуру будущего правительства, законного правительства Сирии". Ребята, вы о чем? У нас президент чего говорил? И вы о чем говорите?"

Ну, фенечка о злых мидовских боярах, которые опять подвели единственного в России европейца, доброго царя-бессребреника, – это неизбежная дань правилам игры, в которую Венедиктов ввязался. А в остальном вы с Бунтманом не ослышались: перефразируя знаменитую формулу Черчилля, можно сказать, что вся путинская политика в Сирии – циничная ложь, упакованная в наглый обман и прикрытая откровенным мошенничеством.

На "двадцатке" Путин публично бросает в лицо королю Саудовской Аравии обвинение в том, что тот покровительствует террористическому нефтебизнесу, даже подтверждает его оперативными "видеоуликами". А на деле наш дорогой друг непримиримый борец с терроризмом Асад является основным бенефициаром этого преступного бизнеса, а путинский МИД как коршун бросается прикрывать свечные (нефтяные) заводики "Исламского государства" от союзнической французской авиации. Асада, Путина и "ИГ" объединяют, оказывается, не только геополитика, но и совместный бизнес.

При этом Москва обвиняет Францию в нарушении международного права – не получили-де французы ни приглашения легитимного Асада, ни резолюции Совета Безопасности ООН. Но днем раньше те же Сергей Лавров и Владимир Путин очень долго и подробно рассказывали, как отныне они будут мочить на Ближнем Востоке кого угодно и как угодно без всяких приглашений и резолюции, а исключительно в силу своего законного права на самооборону и возмездие, гарантированного Уставом ООН. А у французов, стало быть, нет такого права на самооборону?

Спор удачно хозяйствующих в Сирии субъектов с Французской республикой не помешает, однако, президенту Олланду 26 ноября прибыть в Северную Каноссу для обсуждения судьбоносных вопросов своей безопасности. Вся политическая Франция – от троцкиста Меланшона до фашистки Ле Пен – провожает его в эту историческую поездку с пением Марсельезы. Почти созревшего клиента примут в Москве с высочайшими почестями. Его даже приведут в Национальный центр управления обороной на Фрунзенской набережной. Нет, нет, о безответственных ударах по совместному нефтяному бизнесу "ИГ", Асада и Кремля не может быть и речи. Но Олланду дадут возможность поучаствовать в операции "Возмездие", нажав вместе с Путиным на какую-нибудь красную кнопочку: "За Париж! За кавалера Ордена Почетного легиона Тимченко! За Родину! За Ротенбергов! Огонь!"

Андрей Пионтковский, политический эксперт

Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции

Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода