Семья, здоровье, надежды: как и о чем говорить с крымчанами

Как наладить контакты с близкими, сотрудниками и даже малознакомыми людьми в ситуации политических разногласий и стресса? Как не замкнуться в себе и не начать избегать общества? Об этом говорим с переселенкой из Крыма, семейным психологом и гештальт-терапевтом Светланой Паниной.

Радио Крым.Реалии/ Социальные связи и социопатия

– С нами на связи семейный психолог и гештальт-терапевт Светлана Панина. Светлана, в августе 2014 года «Фокус» опубликовал вашу статью «Тебе не страшно? Почему я уехала из Крыма». В этом тексте, среди прочего, вы писали о ненависти и агрессии, с которыми вам пришлось столкнуться после того, как вы не разделили всеобщую радость от присоединения полуострова к России и стали высказывать эту позицию публично. Поменялось ли что-то в ваших ощущениях с тех пор, как вы написали эту статью?

Панина: Разумеется, поменялось. Я с комком в горле вспоминаю этот текст, я не возвращалась к нему долгое время. Ощущения, которые были тогда и сейчас, разные. Сейчас я живу в Киеве. От атмосферы эмоционального напряжения я сейчас очень далека, все это уже в прошлом.

– По состоянию на 2014 вы не первый год работали психологом, психотерапевтом, вы понимаете, что и как происходит в головах людей. Вы описывали случай друга вашего мужа, с которым вместе было прослушано огромное количество музыки, а потом он начал вносить вашего супруга в списки неблагонадежных, «пятой колонны». Что должно произойти в голове человека, чтобы он так поступил по отношению к другу?

​Панина: Немного отойдя от ситуации, я анализировала свои переживания, переживания окружающих. Единственное разумное объяснение – это эмоциональное заражение. Это когда люди подхватывают некую идею. Часто это свойственно массам в период очень острого стресса. Этот острый стресс в Крыму был. Думаю, не одна я переживала после появления людей в форме на улицах мирного города. Это острый стресс для любого человека, привыкшего жить мирно. На фоне этого острого стресса нагнетались слухи, достаточно хорошо была построена пропаганда. Я пересмотрела множество роликов с якобы стихийными митингами, которые организовывали казаки и прочие агенты пропаганды. Это делалось методом эмоционального заражения, внедрения некой идеи – это называется энтрузия. Идея врага всегда очень плодотворна. Такая ненависть не идет от естественных потребностей. Мы можем ненавидеть человека, если он грубо нарушает наши границы. Здесь была иная ситуация.

– В Международной классификации болезней есть термин «индуцированное помешательство». Например, есть некий уважаемый человек, например, преподаватель университета. По каким-то причинам у него появляются сверхценные идеи либо психиатрическая патология. Но окружающие привыкли к тому, что это разумный уважаемый человек, и тоже начинают транслировать его болезненную идею. Получается, в Крыму мы столкнулись с индуцированным помешательством в массовых масштабах?

Панина: Не без этого. В истории так называемые массовые индуцированные психозы – довольно частая вещь. Под влиянием сильной личности люди объединяются одной сверхценной идеей. Знаете, как раньше по селам ходили затворники – рассказывали, что близится конец света, и люди запирались в подземельях, чтобы дьявол их не коснулся. Это было массовое помешательство в Российской империи начала 20 века, которое невозможно было остановить, ведь чем менее осязаем враг, тем больше распространяется эта идея.

– Давайте вспомним конец 20 века – Белое братство, Мария Деви Христос. Тоже ведь были толпы людей, искренне веривших, что наступит конец света. Вы считаете, массовый переход крымчан к такому мироощущению – это явление сродни Белому братству?

Панина: Сказать, что крымчане вдруг массово сошли с ума, я точно не могу. Да, большинство людей в состоянии стресса, дезориентированности, но говорить о массовых помешательствах нельзя.

– Прошло два года. Вы общаетесь с бывшими соседями, друзьями, родственниками, оставшимися в Крыму. Каков уровень толерантности и агрессии сейчас среди крымчан?

Панина: Я наблюдаю общее повышение агрессивного фона, совершенно оправданное – при любом ухудшении экономической, социальной обстановки уровень агрессии в обществе возрастает. Естественного выхода для этой агрессии нет. Агрессия – это не плохо. Это когда человеку чего-то не хватает или нарушены его границы, и он делает что-то, чтобы их восстановить. Допустим, у меня что-то отобрали, и я это возвращаю. Урезали льготы – выхожу на улицу, проявляю социальную активность. Это здоровый уровень агрессии. Когда долго нет выхода, восстановления границ, начинается разрушение внутри – нарушение семейных связей, появление разногласий по политическим мотивам. Могут быть межличностные конфликты – опять же, по политическим мотивам.

– Для наших людей говорить о политике – абсолютно нормально, к этому сводятся многие разговоры. Чем отличается нынешняя ситуация? Не все же пребывают в стрессе.

Панина: Разница в уровне непримиримости. Раньше разговор о политике был некой рекреационной разрядкой. Поговорили о том, что объединяет – эдакая приятная часть разговора. Далее в любой группе людей может быть проверка: не испортятся ли отношения, если наши взгляды в чем-то не сходятся. Раньше политика была, в общем, безопасной темой, мы могли говорить о различиях и разногласиях, оставаясь друзьями и родственниками. Сейчас реже, но еще полгода назад я наблюдала такое: люди начинают говорить о политике и занимают крайне непримиримые позиции. Это уже вопрос не политики, а ценностей.

– Люди высказывают свое мнение или цитируют то, что им говорят СМИ? Или в данном случае это неважно?

​Панина: Вопрос в уровне диалога. Если диалог ведется на цитатах – а это происходило часто – это одно. В последние полгода я вижу, что будто некая пелена спала, и люди стали больше прислушиваться к своим ощущениям, даже в разговорах о политике. Да, есть красивая картинка в телевизоре или в Сети, но она уже не так сильна. Если люди говорят на уровне цитат, конфликт неизбежен, достичь взаимопонимания невозможно. Если люди говорят о своем опыте, переживаниях, разочарованиях, надеждах – даже довольно разные стороны могут прийти к диалогу и конструктиву.

– Продолжится ли этот процесс формирования готовности к диалогу?

Панина: Если мы говорим об эмоциональных заражениях и всплесках, то у всех психических процессов есть свои закономерности. Долго находиться в остром состоянии невозможно. Процессы возбуждения начинают затухать, приходят процессы торможения, и человек перестает поддерживать сверхценные идеи. Люди будут понемногу отпускать чужое и возвращаться к своему опыту.

– Это связано с так называемой «борьбой телевизора и холодильника»? Или это внутренний процесс?

Панина: Как таковой борьбы холодильника и телевизора я не вижу, это возможно в совсем уж голодные времена. Я наблюдаю скорее спад эмоционального напряжения, заражения – его невозможно поддерживать вечно. Это разовая акция. Можно поддерживать год, два – и то это сложно. После такого острого возбуждения начинается угнетение нервной системы. На этом фоне у психики нет сил поддерживать ажитацию – даже в разговоре.

– На одном полюсе у нас агрессивное поведение, на другом – депрессивное. Это сложные периоды в жизни человека. Как вы общаетесь с близкими в Крыму, которые перешли от одного состояния к другому? Как устанавливать личные контакты в таких случаях?

​Панина: Мне проще, потому что я понимаю происходящие процессы – это помогало мне не рвать важные связи. Например, с друзьями, которые вдруг оказались на другой стороне и транслировали идеи, с которыми моя реальность не совпадала. Я бы посоветовала следующее. У человека, который в контакте с реальностью, который больше доверяет своим ощущениям, а не чужому мнению, ресурсы всегда больше.

– То есть вы, переселенка из Крыма с полугодовалым младенцем на руках, без собственной жилплощади в столице Украины, сейчас говорите о том, что он эмоционально более стабильны, нежели те, кто остался дома в Крыму и с радостью встречал «Русскую весну»?

Панина: Вы перечислили мои объективные трудности. Да, они есть, но эмоциональная стабильность наступает в том месте, где мы принимаем то, что есть. У меня есть многое, что помогает мне – поддержка окружения, контакт с реальностью. Да, у меня ребенок, который будет расти в довольно приятной атмосфере – которую я для него выбрала. Без лжи, пропаганды насилия, нетерпимости. Это ценности, которые я выбрала, переезжая из Крыма, где на тот момент этих ценностей не было. Там навязывались совсем иные ощущения. Людей эмоционально накручивали. Запугивали, потом навязывали массовую радость, а люди еще не успели опомниться – что происходит, хорошо это или плохо.

– Что делать, общаясь с крымчанами?

Панина: Возвращать их к собственному опыту. Не спорить – у людей есть параллельная реальность, пусть они о ней говорят. Но постарайтесь вернуть людей к их ощущениям: как ты себя чувствуешь, здоров ли, как дела с близкими? К ценностям, которые объединяют: семья, здоровье, планы, надежды.