Красноярская Общественная наблюдательная комиссия сообщила о массовых жалобах на пытки от осужденных из колонии №31. Причем это не первые обращения к общественникам – в течение последних двух лет заключенные неоднократно говорили о жестоком с ними обращении. Проверки правоохранительных органов ни к чему не привели: ни один случай насилия не подтвердился.
Сейчас открыто об издевательствах над ними рассказывают больше пятидесяти осужденных, двенадцать из которых записали видеообращения. Все они отбывают наказание в колонии общего режима №31, расположенной в отдаленном районе Красноярска. Здесь находятся заключенные, впервые преступившие закон. На территории колонии расположено и единое помещение камерного типа (ЕПКТ), куда размещают нарушивших условия распорядка осужденных из разных колоний.
Заключенные говорят о действительно страшных событиях, больше похожих на описание средневековых пыток: избивали на приготовленном заранее матраце, для удушения использовали пакет, противогаз или просто душили одеждой или тряпками, связывали веревками и скотчем руки и ноги, связанных поднимали и бросали об пол. Прыгали по телу, давили ногами и коленями лицо, голову, шею, выкручивали руки и ноги, били дубинками и киянками по телу и ступням, ставили “на растяжку”, раздвигая ноги киянками. По словам некоторых осужденных, им в нос заливали воду или окунали головой в ведро с водой и половой тряпкой. Двое утверждали, что после избиения им "предлагали" есть кашу и при этом хвалить сотрудников за вкусную кашу или кричать в свой адрес оскорбления. Причем, как правило, обратившиеся по факту своего избиения люди указывали и указывают одни и те же фамилии, имена-отчества избивавших их сотрудников.
При этом от заключенных, по их утверждениям, требовали написать всевозможные согласия сотрудничать с администрацией ИК-31, отказы от воровских традиций, обещания не обращаться в правоохранительные органы и ОНК. “Наказание”, по словам осужденных, следует за любую провинность: отказ от зарядки или прогулки, просьбу оказать медицинскую помощь, за просьбу дать воды, сделать музыку тише, за отказ делать то, что осужденный делать не обязан.
Два года тишины
По словам председателя Общественной наблюдательной комиссии Красноярского края Валерия Слепухи, под их пристальное внимание это учреждение попало еще в 2015 году. Тогда к ним впервые поступила жалоба на жестокое обращение от адвоката одного из заключенных. Она увидела следы побоев на встрече со своим клиентом и попросила сотрудников колонии зафиксировать их, но ее просьба была проигнорирована. С тех пор поток жалоб на пытки из колонии №31 не прекращаются.
Нередко сотрудники ОНК сами видят избитых заключенных во время посещения колоний. Действовать они стараются оперативно: однажды вечером к ним поступил звонок от матери одного из осужденных, рассказавшего об избиении. Сотрудники сразу же выехали в колонию и сделали запрос на общение с тем, кого по полученной информации избили. Начальник колонии сразу же согласился. Валерий Слепуха, предполагает, что он и сам еще не знал о произошедшем.
Он нам рассказал, что он упал на свой кулак в дружеской борьбе с другим осужденным, но назвать его не смог, путался в пояснениях
– Мы где-то полчаса его ждали, похоже, что все это время ему давали указания, что говорить, – рассказал Валерий Слепуха. – Парень молодой, он туда прибыл с Канской воспитательной колонии, мы его там раньше видели. Не все потеряно было в его жизни, с ним хорошо работали, его глаза прямо светились. Он участвовал в театральных постановках. Нормальный парень, встал на путь исправления, увидел, что существует другая жизнь. Но ему не получилось освободиться с Канской колонии: после того как ему исполнилось 18, его перевели в 31-ю. Когда его привели, мы его не узнали, он был сильно избит, он был испуган, голос его дрожал, он пытался улыбаться, но у него это плохо получалось. Он нам рассказал, что он упал на свой кулак в дружеской борьбе с другим осужденным, но назвать его не смог, путался в пояснениях. Но сумел нам шепнуть: “Я боюсь говорить”. Осужденный Бойко Е. А. назвал место, где проходила его дружеская потасовка, так совпало, что видеокамеры не захватывали этот участок помещения. Но там были видны тени тех, кто проходил. За указанное заключенным время там прошло три человека, не задерживаясь. Мелькания теней, что было бы при драке, наблюдающие не увидели. После того как Бойко перевели в другое учреждение, он рассказал, что с ним произошло в тот день. Во время обыска общего жилого помещения сотрудниками колонии были найдены запасные лезвия от бритвенных станков. Именно он оказался в это время рядом с сотрудниками, которые, по словам осужденного, затащили в кабинет и сильно избили. Слова Бойко наблюдателям подтвердили и другие заключенные, говорили, что тот сильно кричал. Членами ОНК была подана жалоба, руководство колонии обещало уволить сотрудника, имя которого часто фигурировало в обращениях заключенных. Его там действительно несколько месяцев не было. Но потом наблюдатели снова увидели этого сотрудника. Его не то что не уволили – его повысили в должности.
Избитый заключенный Бойко
Если посмотреть медицинский журнал, где указываются все телесные повреждения заключенных, складывается благостная картина: все целы и здоровы. Но Валерий Слепуха утверждает, что данные о побоях туда просто не вносят:
– Заключенного, от которого и раньше были жалобы, мы при очередном посещении увидели очень избитым. Мы попросили дать нам этот медицинский журнал. Нам его дали, там было написано, что у всех лиц, содержащихся в ШИЗО и ЕПКТ, повреждений нет. Мы пригласили дежурного врача, который с большой неохотой зафиксировал все его телесные повреждения, проверил на сотрясение. Мы написали заявление, чтобы провели расследование, а когда пришли снова в колонию, мы обнаружили, что журнал заменен, и события записаны 23-м числом, а мы там были 21-го. Мы предполагаем, либо журнал заменили, или у них существует еще один, который дают проверяющим, липовый журнал, чтобы скрыть следы. Видно было, что эту запись сделали задним числом.
Председатель ОНК говорит, что подобные случаи происходят во многих колониях Красноярского края, но основной поток жалоб идет из 31-й колонии, особенно из ЕПКТ, расположенной на ее территории. Общественники за время своей работы определили наиболее проблемные учреждения края: исправительная колония 31, Краевая туберкулезная больница №1 (здесь, кстати, отбывала последнюю часть срока Надежда Толоконникова), транзитно-пересыльный пункт в колонии №6, СИЗО 1. Называют и исправительную колонию №27, расположенную по соседству с 31-й. Но там, утверждают общественники, другая технология: осужденных избивают другие осужденные по заданию администрации колонии.
Злостные нарушители
Сейчас на базе ГУ ФСИН Красноярского края создана комиссия для проведения служебной проверки по указанным в обращениях осужденных фактам. В нее вошли сотрудники всех подразделений ФСИН под эгидой управления службы собственной безопасности, туда же включены сотрудники межрегионального отдела психологической работы ГУФСИН. Члены ОНК в нее не включены.
Начальник ГУ ФСИН Красноярского края Николай Васильев делает акцент на том, что основная масса заключенных, написавших обращения, содержатся в ЕПКТ, а туда попадают только злостные нарушители установленного порядка отбывания наказания. С ними уже проводился “весь спектр воспитательного воздействия со стороны администрации”, то есть проводились беседы, делались выговоры, их помещали в штрафные изоляторы, переводили в помещения камерного типа. Перевод в ЕКПТ – последняя мера воздействия. По словам Васильева, попадающие туда заключенные осуждены за особо тяжкие преступления: совершение террористических актов, бандитизм, убийства. Один из них был осужден, уже находясь в местах лишения свободы, по статье 321 часть 2 – это действия, дезорганизующие нормальную деятельность исправительных учреждений.
Своими жалобами они просто пытаются улучшить свое положение, утверждает Васильев:
Пытаются расшатать ситуацию, думают, что с этой помощью могут улучшить свое положение
– Это категория осужденных, которая пытается всяческим образом, в том числе воздействием на правозащитников, на ОНК, получить себе какие-то послабления в режиме содержания, либо пытается решить вопросы перевода их по месту, откуда они прибыли. Пытаются расшатать в этом плане ситуацию и думают, что с этой помощью могут улучшить свое положение. Я хочу повторить для всех, что у нас в принципе в отношении любой категории осужденных независимо от вероисповедания, от социального происхождения отношение одинаковое и законодательная база применяется для всех, в той или иной мере для всех подход един. Сейчас мы в ходе проведения проверки будем устанавливать, какие цели эти осужденные с использованием представителей ОНК преследуют. Будут приняты процессуальные решения и переданы в соответствующие органы, мы не оставим это без внимания и в отношении осужденных и сотрудников, если такие факты будут подтверждены.
Также Васильев в своем обращении отметил, что ранее по некоторым из этих заключенных проводились проверки не только сотрудниками ФСИН, но и прокуратурой, Следственным комитетом. Жалобы своего подтверждения не нашли.
Валерий Слепуха уверен, правоохранители и в этот раз ничего не найдут. Замкнутый круг проверок всегда одинаков: все обращения правоохранительные органы пересылают в ту колонию, на которую поступают жалобы, с просьбой разъяснить ситуацию. Сотрудники колоний рапортуют, что у них все хорошо, нарушений нет. Сами заключенные после отказываются от своих показаний и просто боятся подходить к членам ОНК в очередной их приезд.
– Мы обращались в прокуратуру, в Следственный комитет, нам приходил оттуда ответ, что люди отказываются говорить, не подтверждают свои слова, – рассказывает Валерий Слепуха. – Мы снова говорили с ними при посещении, спрашивали почему те ничего не говорили представителям прокуратуры, Следственного комитета. Один рассказал, что человек был не в форме, заключенный спросил: “Вы кто?" Тот ответил: “Я здесь самый главный”, а рядом с ним стояли люди, которые меня избивали, у меня никакого желания говорить нет, потому что я не мог понять, кто это такие, они бы узнали, что я скажу, и я отказался говорить, но это не значит, что я отказываюсь от того, что было со мной”. Второй человек сказал, что готов дать все показания под протокол, тут же сотрудник, представившийся работником прокуратуры, сказал: пишите, что от показаний отказался, и они ушли. Нам же органы дали ответ, что ничего не подтверждается.
Общественники говорят, что это не редкость: в КТБ 1 один из заключенных жаловался на то, что его привязывали на пять дней к койке, кололи психотропные вещества. После проверки его слов, он побоялся войти в комнату, где были члены ОНК, и из коридора крикнул, что все с ним хорошо, а говорить с комиссией не будет.
Есть у Валерия Слепухи и своя версия о том, как заключенные попадают в ЕКПТ:
Когда человек безропотно работает за зарплату от пяти до двухсот рублей в месяц, тогда его никто не трогает. Если он начинает возмущаться или отказываться от работы, на него стараются оказать давление
– Во всех колониях заработная плата крайне низкая, я бы даже приравнял ее к использованию рабского труда. Когда человек безропотно работает за зарплату от пяти до двухсот рублей в месяц, тогда его никто не трогает. Если он начинает возмущаться или отказываться от работы, на него стараются оказать давление. На глазах у всех этого не делают, поэтому помещают, например, в ШИЗО по надуманным взысканиям. Если не понимает человек, ему дают ПКТ (помещение камерного типа – КР), там могут содержать до полугода. Если не понимает и этого, то дают ЕПКТ, а раз тебя туда перевели, надо же научить уму-разуму. Информация о них поступает, и их наказывают, их заставляют писать заявления о том, что они извиняются за плохое поведение в тех учреждениях, откуда их отправили. Второй вариант – отправить в КТБ якобы на лечение, отправляют, даже если заключенный заявляет, что не нуждается в лечении.
Отчасти все происходящее в 31-й колонии Красноярска подтверждает и освободившийся из нее в апреле нынешнего года оппозиционер Леонид Развозжаев.
– Я со своей стороны могу подтвердить, что, скорее всего, все это правда. Я сейчас специально не говорю о том, что это сто процентов правда, потому что вы знаете, как у нас работает законодательство, если я произнесу это слово, что да, там садисты и фашисты, то против меня возбудят уголовное дело. Поэтому я вынужден говорить о том, что да мне о таких фактах, скажем так, известно из уст других заключенных, людей которые непосредственно со мной часто пересекались. Хочу сказать, что сам я никогда не был свидетелем вот таких жестокостей, как там описывают. Какие-то угрозы, шутки такие страшные, это все было, легкие побои при мне были именно в ИК 31. А надо мной издевались в СИЗО 1 Красноярска. Вот там самое страшное место во всей России, насколько мне известно. Там самая высокая раскрываемость преступлений в России. Раскрываются даже те, которых не совершали.
Леонид говорит, что видел свежие побои у заключенных. Но, по его мнению, чаще всего подобное происходит действительно именно в ЕПКТ, к которому руководство 31-й колонии имеет опосредованное отношение. Но то, что это не единичные случаи, оппозиционер совершенно уверен.
Это не то, что кто-то с женой поругался, пришел и избил заключенного, нет. Это стоит на конвейере
– Это не то, что кто-то с женой поругался, пришел и избил заключенного, нет. Это стоит на конвейере, это устойчивая группа лиц, насколько мне известно, этим занимается, регулярно. Это метод подавления в основном так называемых неуправляемых с точки зрения ФСИН зэков, которые пропагандируют воровские идеи. Насколько я понимаю, в основном достается им, может, еще террористам. Но я считаю в любом случае, какие бы ни были эти идеи и преступники, нужны другие методы перевоспитания. Не хватает, по всей видимости, законодательных полномочий в стране для того, чтобы без вот таких вот средневековых методов реагировать на терроризм, экстремистские взгляды или воровские традиции. Во ФСИНе не выработана эта система, не работают психологи, воспитатели, не хватает нормативных актов, законов, чтобы другими методами стимулировать процесс перевоспитания, переосмысления гражданами содеянного и своего восприятия мира.
“Мы будем добиваться расследования”
Как рассказал председатель Общественной наблюдательной комиссии Красноярского края Валерий Слепуха, сейчас их работа значительно осложнена тем, что существует негласный запрет от ФСИН России в отношении деятельности наблюдателей: им запрещено проносить свое фиксирующее оборудование на территории колоний.
– Раньше мы приходили туда со своей видеокамерой, фотоаппаратом, диктофоном, планшетом, на который у нас была закачана правовая информация, чтобы оперативно консультировать заключенных, – сетует Валерий Слепуха. – Теперь нам запрещено проносить свою технику, даже флэшку. Все это началось с приходом нового руководителя ГУ ФСИН по Красноярскому краю. Теперь разве что по письменному заявлению нам могут предоставить свою фото-видеотехнику руководство колоний.
Помимо того, что многократное копирование информации отнимает много времени, все снятое может попасть к сотрудникам учреждений, чего, конечно же, не хочется самим осужденным. А качество записи на предоставляемой технике порой не позволяет разглядеть даже присутствующих людей, что уж тут говорить о подтверждении телесных повреждений. Часто на личных видеорегистраторах сотрудников не оказывается записи в тот промежуток времени, который называют жалующиеся осужденные. Причина банальна: аккумуляторы устройств плохо держат заряд. Или вовсе камеры вдруг перестают писать, как это было в случае с Римом Шайгалимовым, погибшим в 2009 году при невыясненных обстоятельствах в колонии.
В прокуратуре Красноярского края пока не дают никаких комментариев ни по недавним обращениям заключенных, ни по тем, которые проверялись в течение последних двух лет. “Пока никаких комментариев мы точно не дадим, проверка нашими службами только началась, – сообщила исполняющий обязанности старшего помощника прокурора Красноярского края по связям со СМИ Вероника Форналь. – Пояснить ничего не можем, потому что у нас пока нет выводов. О ранее поданных жалобах мне ничего неизвестно”.
Члены Общественной наблюдательной комиссии Красноярского края, не дожидаясь результатов проверок на региональном уровне, направили обращения в Генеральную прокуратуру РФ, Следственный комитет РФ, уполномоченному по правам человека в РФ и уполномоченному по правам человека в Красноярском крае и Общественную палату РФ.