Нико Лапунов встречает на углу киевской улицы. Еще четыре года назад он бы, наверное, давал интервью в собственном саду на крыше Симферополя. Но сегодня приглашает в мастерскую и школу вышивки. Помещение полностью соответствует представлениям о жилье художников из старых фильмов.
Здесь можно открывать музей: под окном стоит швейная машина, у другой стены раритетный комод XIX века и камин. Украшением комнаты является большой круглый стол с подсвечником и скатертью, в углу едва виден еще один столик, забитый цветными игрушками из ниток и работами Нико. Он покинул родной Симферополь после аннексии Крыма. По образованию ‒ режиссер театра. Сначала переехал в Николаев, а год назад поселился в Киеве.
Все описанные вещи имеют свою миссию ‒ создавать уют. Они еще помнят обстановку комнаты в Симферополе, пересекали с владельцем сначала импровизированную границу с Крымом, потом ехали из Николаева в Киев.
«Теперь у меня нет «домика»
В Симферополе Нико Лапунов прожил 13 лет. Считает, что это почти полжизни. Работал актером, режиссером в театре, который любил. Преподавал в детской студии «Синяя птица» при театре кукол, работал в украинском музыкальном театре, преподавал режиссуру в университете.
«Мой дом ‒ это было ведомственное жилье, его надо было приватизировать, но постоянно это откладывал. Теперь у меня нет «домика».
Нико Лапунов
Когда в Крыму появлялись первые «тревожные звоночки», он как раз ставил спектакль, и полностью погрузился в этот процесс. Крым был уже не такой, как раньше, изменения были заметны, но понять, что происходило, было сложно...
Я думал, что сейчас наши придут, набьют им рожи, и этим все закончится, как с Тузлой было
«Потом пришел к подруге, говорю: «Что происходит?». А она отвечает: «Ты что, не знаешь?». И начала мне рассказывать, показывать, и тогда на меня напал животный страх. Потом я уже видел военные колонны. Было все просто непонятно, не то чтобы страшно. Я думал, что сейчас наши придут, набьют им рожи, и этим все закончится, как с Тузлой было».
Разговоры в духе «Славься, отечество» слышались дома на кухне и между знакомыми на работе. Дорога туда проходила с музыкой в наушниках. Отработал ‒ и снова наушники. Свою позицию Нико мог выразить только в кругу друзей-единомышленников: «Это у нас превратилось в посиделки. У меня в центре Симферополя был сад на крыше, мы проводили время там. Мы в саду, наверху, внизу ‒ «зеленые человечки». Тогда было не то чтобы весело, но, видимо, без страха. Он появился уже, когда я переехал вместе с осознанием всего масштаба случившегося. А в то время было так, как будто ты в кино, в детстве смотрел: сидишь себе, партизаны. Мне казалось, что это все понарошку».
Средством для выявления «своих» в то время был Facebook. Со многими Нико Лапунов познакомился именно там, а встретился лично уже на материковой Украине. «Сейчас я общаюсь с этими людьми, и они кажутся мне более близкими, чем те, с которыми я прожил 13 лет».
«Я вез с собой уют»
«Я когда ехал оттуда, то все с собой забрал. Я даже сад вез. Это было где-то 7 тонн. Мозгом я понимал, что не вернусь, но выбирал город, чтобы недалеко возвращаться. Поэтому и Николаев, наверное. Потому что была все-таки надежда, что это все ненадолго, но я понимал, что вернусь нескоро. У меня есть определенный стандарт вещей, которые отвечают за уют, поэтому я вез с собой этот уют, среду, в которой мне комфортно существовать. Я перевез более 20 птиц, золотых рыбок, библиотеку. Когда переехал в Киев, то пришлось почти от 60% вещей просто избавиться, подарил их друзьям, знакомым. Понимал, что с Киевом будет труднее».
Хотя тогда границы как таковой еще не существовало, переехать было непросто ‒ на весь Симферополь не нашлось перевозчика, который согласился бы вывезти Нико Лапунова из Крыма. Все отказывались.
«Я уже в таком отчаянии был ‒ вещи собраны, дрова наломаны, как говорится, назад возврата нет... К счастью, у меня была знакомая семья, ходившая на все мои спектакли, и у них была своя фирма, занимавшаяся перевозкой багажа. Они нашли перевозчика, и аж из-под Харькова отец с сыном приехали на фуре за мной. Они двое суток стояли на «границе», их не пускали, потом помогали мне грузить вещи. Мы обменялись контактами, но телефон поломался. Иногда хочется позвонить им, еще раз сказать спасибо, но все номера телефона исчезли безвозвратно».
Что именно стало последней каплей, заставившей переехать, Нико сказать точно не может. Это происходило постепенно, решение пришло не сразу, но после ряда событий: «Когда состоялся «референдум», мы сидели в кафе в центре города, там были зарубежные журналисты. Их интересовало наше отношение как филологов, учителей, режиссеров, художников к тому, что происходит. Они – иностранцы, они разговаривают и не боятся ничего. А в то время мы уже не могли о чем-то открыто говорить, кроме того что Путин молодец (смеется), об этом всегда громко...
Когда единственный человек на все заведение, официантка подошла и тихо сказала, что кто-то пошел «самооборону» предупредить, всем пришлось покинуть кафе. Отбор у иностранных журналистов камер тоже как-то повлиял. Я не могу сказать о чем-то одном, что это была последняя капля. Это было решение, сформированное мозгом, сердцем, душой...».
«В Крыму воздух имеет запах»
«Когда ты едешь в никуда, это страшно. Я в Киев так ехал. А в Николаеве когда-то работал. Важно, что люди знают твой потенциал. Поэтому я позвонил директору театра и попросил принять меня на работу, кем-нибудь, хоть уборщиком».
Даже в Симферополе, от которого море далеко, мое первое ощущение, когда выхожу на улицу ‒ соленый привкус воздуха, водоросли, запах гор, сосны, лаванды
В Николаеве было трудно найти жилье. Друзья искали Нико квартиру, но когда говорили, что он из Крыма, некоторые люди отказывали. Те три года в Николаеве он называет хождением по кругу. Там часто беспокоили воспоминания о Крыме, о работе, о тех временах. Такие мысли мешали двигаться вперед, надо было что-то менять. Если из Симферополя заставили уехать обстоятельства, то переезд в Киев ‒ это уже сознательное, личное решение.
Этот переезд стал проще, потому что Нико ехал к друзьям. Говорит, шутя, что полгода жил у них «на коврике», был почти без денег и без работы: «Это была, возможно, не депрессия, но отчаяние точно. Это была тихая внутренняя истерика, хотя я этого не показывал».
Ни в Николаеве, ни в Киеве, ни даже в Одессе воздух не такой, каким был в Крыму, совсем другие миры. Одесское море для Нико, как и для многих его знакомых, пахнет не так: «Даже в Симферополе, от которого море далеко, мое первое ощущение, когда выхожу на улицу ‒ соленый привкус воздуха, водоросли, запах гор, сосны, лаванды... Я не знаю почему. В Одессе этого вообще нет. Я к морю пришел, и этого запаха не было. И очень многие люди подтвердили это. Я сначала думал, что это у меня что-то в мозгу, что это я сам себе придумал, и сам в это поверил».
«Мое бегство от реальности»
«Я когда-то уже говорил, что вышивка ‒ это бегство от реальности, это бегство от внутреннего дискомфорта, бегство от бытовой неуравновешенности, и поэтому, когда я вышиваю, мне хорошо. Я тогда ни о чем не думаю. Когда начинаю, то вижу конечный результат – и работаю на него. Для меня это важно. Я кайфую от процесса, от того, как это все создается.
Возможно, когда ты моложе, не трудно начинать с нуля. Что-то не понравилось ‒ собрал вещи, купил билет и поехал в другой город. А когда тебе 37 ‒ хочется просто остановиться и сказать: «А дальше что?»
Возможно, если бы я сразу переехал в Киев, было бы легче вклиниться, так как здесь в то время помогали переселенцам, а я уже приехал теперь, когда радость по поводу политически сознательных украинцев из Крыма закончилась. Возможно, если ты моложе, не трудно начинать с нуля. Когда я искал свой театр, то имел небольшую сумку с одеждой и чемоданчик с книгами. Что-то не понравилось ‒ собрал вещи, купил билет и поехал в другой город. Когда тебе 18-20 ‒ это легко, а когда 37 ‒ хочется просто остановиться и сказать: «А дальше что?».
Иногда у тебя в кармане 20 гривен – и ты не знаешь, что будет дальше. Не буду врать, в такие моменты жалел о решении переехать. Это было в то время, когда приходило ощущение, будто ты бьешься, бьешься, бьешься, что-то делаешь, создаешь, а ничего не происходит...».
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Крым красной нитьюНико уже год живет без дела, которому посвятил 20 лет своей жизни, без театра. Работу по специальности в Киеве найти не удалось. Да и, наверное, надо было сделать перерыв. Общение с актерами требует много душевной силы, потому что работать нужно не только режиссером, но и психологом.
«Не считаю себя беженцем»
«Иногда приходилось слышать: «Тебя никто сюда не звал, езжай туда, откуда приехал, возвращайся». Но я ничего не требую от государства. Даже если переселенцам должны предоставлять средства, я еще ни разу ничего не брал. Есть руки, есть возможность работать, я не человек с инвалидностью. Я в своей стране, я просто переехал и не считаю себя беженцем».
Однажды ПриватБанк заблокировал карточки всем, у кого крымская прописка. В этот список попал и Нико. Нужно было принести справку переселенца, которой он даже не получал, потому что работал и платил налоги. В его жизни от этого документа абсолютно ничего не изменится.
«Но я не могу сказать, что разочарован нашим государством, или властью. Я разочарован, наверное, потому, что мы никому не нужны. Реформы разве что при царе делаются быстро, а если мы играем в демократию, то должно быть много последовательных шагов. И не надо обвинять в чем-то наш менталитет».
На одном из кинофестивалей Нико видел фильм о падении Берлинской стены. Он снимался в Лейпциге в течение 25 лет. Этот город в картине имел вид, как и каждый город Украины в 90-ые годы: развал и страх. И когда он вышел на улицу, увидев Лейпциг современным, понял, что «этот маленький город менялся 25 лет, а мы хотим, чтобы вся Украина за 4 года изменилась? В условиях войны».
«Надо разговаривать на украинском»
Во время разговора Нико иногда делает небольшие паузы, чтобы подобрать правильное слово. Когда сказал «на протязі», поспешил сам себя исправить, объясняя, что сквозняк ‒ это поток воздуха, поэтому надо говорить «упродовж». По-украински до переезда он не разговаривал, хотя, конечно, понимал его, ведь работал в украинском театре.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: «Украина расцветет, но для этого надо работать»«В школе был один учитель, который очень интересно рассказывал по-украински, но нам всегда говорили, что это сельский язык».
Реформы разве что при царе делаются быстро, а если мы играем в демократию, то должно быть много последовательных шагов. И не надо обвинять в чем-то наш менталитет
Нико начал говорить на украинском здесь, когда шел на встречу с Юрием Мельничуком. Он в то время был куратором по текстилю в музее им. Олеся Гончара. «Для меня Юрий Мельничук был гуру. Это сейчас господин Юрий у нас здесь тоже преподает, мы видимся раз в неделю, общаемся. А тогда это был какой-то такой небожитель, исследователь украинской вышивки, и я подумал, что надо разговаривать на украинском, и как-то так оно и получилось. Я очень смущался, что иногда неправильно что-то говорю, и сейчас где-то ошибаюсь, но в то время страх пропал – и я начал общаться. Как-то оно безболезненно получилось. Возможно, я пишу больше по-украински. К тому времени я уже писал им, мне как-то писать не то что удобнее, а увереннее. Когда ты пишешь, то можешь потом что-то исправить».
«Это будут те же люди»
О возвращении в Крым Нико думает все меньше и меньше. Считает, что время, проведенное в мечтах ‒ потерянное время. Он не хочет мечтать и при этом ничего не делать, потому что физически не может повлиять на возвращение полуострова. Он не знает, готов ли будет вернуться, когда Симферополь снова станет украинским. Одна часть людей уверенно хочет этого, а вторая ‒ колеблется, потому что там будут те же люди, недавно кричавшие: «Россия!». А потом шапки поменяли и говорят: «Нас обманули, мы такие бедные, несчастные»... Он считает, что это будут те же люди – и ничего не изменится. Это очень трудный вопрос, и ответить однозначно на него он не может. Есть много фактов, факторов, которые надо взвешивать. В мыслях Нико Лапунова Крым ‒ это импровизированная река, в которую вернуться дважды можно, но там уже будет другая вода, другая температура – и все не то, что прежде.
«Вернуться опять же туда, к тем людям, я не хочу, и там, где был один раз счастлив, второй раз – не будешь. Возможно, это только красивые слова, а, возможно, правда, я не проверял...».
Автор материала – Ирина Пельц, студентка 4 курса Института журналистики Киевского национального университета им. Тараса Шевченко, автор фото – Инна Мокродий, студентка Института журналистики Киевского национального университета им. Тараса Шевченко