В Южном окружном военном суде российского Ростова-на-Дону по второму бахчисарайскому «делу Хизб ут-Тахрир» исследовали скрытые аудиозаписи из мечети, где собирались обвиняемые крымские татары. Об этом корреспонденту Крым.Реалии рассказала адвокат Лиля Гемеджи.
По словам адвоката, скрытые аудиозаписи разговоров в мечети продолжительностью около часа каждая в ноябре 2016 года и январе 2017 года сделал гражданин Латвии Константин Тумаревич. Гемеджи утверждает, что Тумаревич был знаком с некоторыми из обвиняемых. Более того, фигурант данного дела Марлен Асанов помогал свидетелю Тумаревичу обустроиться в Крыму после переезда из Латвии.
«Прослушивающее устройство находилось на одном из лиц, которые присутствовали на сухбете (беседе – КР). Личность человека, который проводил скрытую запись, узнали наши подзащитные – это гражданин Латвии, Тумаревич Константин Алексеевич. Его узнали по характерному говору и картавости речи. На этих встречах, в частности, спикерами были Тимур Ибрагимов и Мемет Белялов. Обсуждались темы, связанные с положением мусульман в мире», – рассказала Лиля Гемеджи.
БОЛЬШЕ ПО ТЕМЕ: Незабытые. В ожидании обмена: мусульмане из БахчисараяАдвокат также пояснила, что стенограмма, которую выполнил сотрудник ФСБ, и сама аудиозапись прослушки не соответствуют друг другу. По ее словам, сотрудник ФСБ и лингвисты, которые привлекались для расшифровки аудио, не обладают знаниями крымскотатарского и арабского языков.
«Некоторые фразы переводились произвольно. Например, на аудио речь идет о «тиранических режимах», а в стенограмме оперативный сотрудник меняет это на «террористические организации». Или слово «хутба» (мусульманская молитва – КР) меняется на слово «Хизбы» (просторечие от «участники организации Хизб ут-Тахрир» – КР). Таким образом, контекст разговора и смысл всей аудиозаписи меняется. Искажение стенограммы дает основание не просто произвольно трактовать смысл сказанного на собрании, а привязываться к конкретным словам и вкладывать в них другой смысл. А это в свою очередь, влияет на качество экспертизы, которую делают сотрудники Башкирского университета, в частности Тимур Уразметов и Елена Хазимуллина», – пояснила адвокат.
Your browser doesn’t support HTML5
Бахчисарайское «дело Хизб ут-Тахрир». Год в СИЗО (видео)
Как уточняется, следующее заседание по этому делу назначено на четверг, 14 мая.
19 марта Апелляционный военный суд оставил под арестом семерых фигурантов так называемого второго бахчисарайского «дела Хизб ут-Тахрир». В отношении восьмого фигуранта – Сервера Мустафаева, заседание перенесли из-за состояния его здоровья.
В октябре 2017 года российские силовики арестовали шестерых жителей Бахчисарая. Это Тимур Ибрагимов, Марлен Асанов, Мемет Белялов, Сейран Салиев, Сервер Зекирьяев и Эрнес Аметов. ФСБ России инкриминирует им участие в запрещенной в России и аннексированном ею Крыму организации «Хизб ут-Тахрир».
21 мая 2018 года в Крыму были задержаны координатор «Крымской солидарности» Сервер Мустафаев и житель села Долинное Бахчисарайского района Эдем Смаилов. Обвинения против них приобщили к бахчисарайскому «делу Хизб ут-Тахрир».
15 ноября 2019 года Южный военный окружной суд российского Ростова-на-Дону начал рассматривать данное дело по существу.
Крымские «дела Хизб ут-Тахрир»
Представители международной исламской политической организации «Хизб ут-Тахрир» называют своей миссией объединение всех мусульманских стран в исламском халифате, но они отвергают террористические методы достижения этого и говорят, что подвергаются несправедливому преследованию в России и в оккупированном ею в 2014 году Крыму. Верховный суд России запретил «Хизб ут-Тахрир» в 2003 году, включив в список объединений, названных «террористическими».
Защитники арестованных и осужденных по «делу Хизб ут-Тахрир» крымчан считают их преследование мотивированным по религиозному признаку. Адвокаты отмечают, что преследуемые по этому делу российскими правоохранительными органами – преимущественно крымские татары, а также украинцы, русские, таджики, азербайджанцы и крымчане другого этнического происхождения, исповедующие ислам. Международное право запрещает вводить на оккупированной территории законодательство оккупирующего государства.