В селе Заветном дети любили играть в сельском сквере. Там были большие деревья – в степи это редкость. Сразу за задней оградой сквера, у школьной площадки для занятий военной подготовкой, росла сирень и акации – целые заросли. Еще там было много торчащих из земли черных мраморных камней – на их отполированной поверхности были выбиты странные буквы. Дети знали, что это «могилы немцев» и с удовольствием играли у них в войну.
Они были уверены, что именно на этом месте состоялся бой, в котором красноармейцы уничтожали фашистов, а те, не откладывая надолго, хоронили своих убитых под черными плитами.
Так было в начале 80-х, одним из мальчишек был я. И, как многие, я обожал фильмы про войну и обожал играть в нее.
В те годы моя мать работала участковым врачом в сельской амбулатории; именно к этому большому дому и примыкал тот сквер. Фасад амбулатории украшали колонны, там были высокие комнаты, огромный подвал и просторный чердак, и я любил там везде бегать – это было совсем не похоже на остальные небольшие домики послевоенных переселенцев.
До войны Заветное называлось Саурчи-Немецкий. За домом, который потом стал амбулаторией, был сад, который потом стал сквером, а еще кладбище, которое мы, советские дети, считали могилами фашистов.
Вообще, в советском детстве немцев было много. Больше всего их было в
телевизоре: у-у-у какие, жестокие, говорят непонятно. Их, конечно, нужно было убивать, что наши по телевизору и делали – иногда с шуточкам, а чаще сурово прищурив глаза. А как же иначе – немцы! Как же поступать с ними, спрашивала сначала воспитательница из детского сада, а потом орденоносная учительница в школе. Дети сами понимали. «Убей его, он немец!» – тыкали они пальцем друг в дружку.
Были еще смешные – из спортивной детской гэдээровской программы. Это уже были так себе, ненастоящие. Наши их уже победили, вот они теперь и бегают там, соревнуются. Смешной Ади, что значит Адольф, учит маленьких мирных фашистов прыгать в мешках, а они стараются, падают друг на друга. Немец Адольф лазает под веревочкой и просит в микрофон: «Делай как мы!»
Заведующая магазина вспоминает о своей поездке на озеро Балатон в социалистическую Венгрию. Там в столовой рядом с ней сели немцы. Кушают, переговариваются. Ведут себя запросто, не стесняются. «Я сижу, кусок в горло не лезет. А они сидят: данке, битте. Как обычные люди!»
Позже о подобной реакции организма мне рассказал знакомый экскурсовод: он первое время все не мог привыкнуть, говорит: веду их по горной тропке, по местам боевой славы, отстал кое-кто, и слышно, вдалеке, из леса – немецкий разговор. «Прямо как в кино про партизан! Где, думаю, мой автомат? Потом привык».
Да, немцы были. Те, которые лежали на кальвинистском кладбище под мраморными плитами, и те, которые построили дом, по которому мне так интересно было бегать. О них не рассказывали. Еще была моя двоюродная бабка, которую в 41-м выселили из Симферополя вместе с мужем Артуром Валендером и двумя детьми в Казахстан, в поселок при урановом руднике. Артур Валендер там и остался навсегда, а его вдова с дочерью вернулись в Крым. Но она ничего не рассказывала, говорила только, что Валендер – немецкая фамилия. Я не вдавался.
Иван Ампилогов, русский писатель из Крыма
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Они были уверены, что именно на этом месте состоялся бой, в котором красноармейцы уничтожали фашистов, а те, не откладывая надолго, хоронили своих убитых под черными плитами.
Так было в начале 80-х, одним из мальчишек был я. И, как многие, я обожал фильмы про войну и обожал играть в нее.
В те годы моя мать работала участковым врачом в сельской амбулатории; именно к этому большому дому и примыкал тот сквер. Фасад амбулатории украшали колонны, там были высокие комнаты, огромный подвал и просторный чердак, и я любил там везде бегать – это было совсем не похоже на остальные небольшие домики послевоенных переселенцев.
До войны Заветное называлось Саурчи-Немецкий. За домом, который потом стал амбулаторией, был сад, который потом стал сквером, а еще кладбище, которое мы, советские дети, считали могилами фашистов.
Вообще, в советском детстве немцев было много. Больше всего их было в
Вообще, в советском детстве немцев было много. Больше всего их было в телевизоре: у-у-у какие, жестокие, говорят непонятно. Их, конечно, нужно было убивать, что наши по телевизору и делали
Были еще смешные – из спортивной детской гэдээровской программы. Это уже были так себе, ненастоящие. Наши их уже победили, вот они теперь и бегают там, соревнуются. Смешной Ади, что значит Адольф, учит маленьких мирных фашистов прыгать в мешках, а они стараются, падают друг на друга. Немец Адольф лазает под веревочкой и просит в микрофон: «Делай как мы!»
Заведующая магазина вспоминает о своей поездке на озеро Балатон в социалистическую Венгрию. Там в столовой рядом с ней сели немцы. Кушают, переговариваются. Ведут себя запросто, не стесняются. «Я сижу, кусок в горло не лезет. А они сидят: данке, битте. Как обычные люди!»
Позже о подобной реакции организма мне рассказал знакомый экскурсовод: он первое время все не мог привыкнуть, говорит: веду их по горной тропке, по местам боевой славы, отстал кое-кто, и слышно, вдалеке, из леса – немецкий разговор. «Прямо как в кино про партизан! Где, думаю, мой автомат? Потом привык».
Да, немцы были. Те, которые лежали на кальвинистском кладбище под мраморными плитами, и те, которые построили дом, по которому мне так интересно было бегать. О них не рассказывали. Еще была моя двоюродная бабка, которую в 41-м выселили из Симферополя вместе с мужем Артуром Валендером и двумя детьми в Казахстан, в поселок при урановом руднике. Артур Валендер там и остался навсегда, а его вдова с дочерью вернулись в Крым. Но она ничего не рассказывала, говорила только, что Валендер – немецкая фамилия. Я не вдавался.
Иван Ампилогов, русский писатель из Крыма
Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
