Специально для Крым.Реалии, рубрика «Мнение»
На прошлой неделе украинский парламент, как известно, наконец «созрел», чтобы определиться с точной датой начала агрессии России против Украины – 20 февраля 2014 года. Точнее, «перезрел», так как при желании это можно и нужно было сделать еще в конце марта прошлого года. Сразу после того, как российское Минобороны принялось вешать на грудь всем подряд – от новоиспеченного «главы Крыма» Сергея Аксенова до последнего местного «беркутовца» – свою ведомственную медаль «За возвращение Крыма». А потом еще и пустило в свободную продажу по 490 рублей за штуку. Напомню, на реверсе той медали выбит точный срок исторического «возвращения» – 20.02.14 – 18.03.14.
С самим понятием «агрессия» нашим законодателям тоже не нужно было слишком напрягаться. За них это сделала очень давно, 14 декабря 1974 года, Генассамблея ООН в своей известной резолюции № 3314. Ведь в статье 3, пункт е, черным по белому написано: «Применение вооруженных сил одного государства, находящихся на территории другого государства по соглашению с государством, которое принимает, в нарушение условий, предусмотренных соглашением, или любое продолжение их пребывания на такой территории в случае прекращения действия соглашения».
Поэтому не стоило тогда выдумывать каких-то загадочных, чуть ли не милых сердцу «зеленых человечков», «вежливых людей». А называть вещи своими именами. Как это, собственно, сделал на месте не кто-нибудь, а сам командир крупнейшего украинского соединения на полуострове – Перевальненской 36-й отдельной бригады береговой обороны, уроженец Харькова полковник Сергей Стороженко. Тот самый, которому впоследствии новое начальство из штаба российского Черноморского флота с помпой вручит упомянутую выше медальку «За возвращение Крыма». Ну и уж совсем церемониально, под медь военного оркестра – боевое знамя с двуглавым орлом и все такое.
Кто-кто, а Сторож, как между собой называли его офицеры, действительно ее «заслужил». Долго «не сопротивлялся» и чуть ли не сразу принял все условия «вежливых» визави. Обставив этот «вынужденный» шаг якобы невыполнением военным ведомством Украины перед ним условий контракта. Впрочем, тогда, в начале марта 2014 года, отечественным и иностранным журналистам полковник «заливал» другое. Например, искренне признался, что в осаде его бригаду держат российские ВДВшники и он напрямую контактирует с их начальником в звании полковника.
«Пока здесь находятся российские войска, – нахожу в своем диктофоне необходимый файл, – ни о каком взаимодействии речь идти не может… Боевой дух бригады высокий… Готов действовать по уставу в случае нарушения границ поста… Караул и дежурное подразделение находятся в готовности… Командир (российских десантников – авт.) заверил, что попыток проникновения на территорию части не будет».
Конечно, большинство медийщиков в тот момент и не подозревали, что реально комбриг, который излучал твердость духа и самоуверенность, ведет двойную игру. И самое главное – уже в шаге от банальной измены.
Об этом недавно на своей странице в Фейсбук более пространно написал тогдашний командир горно-пехотного батальона 36-й бригады подполковник Юрий Головашенко. Юрий, как и еще несколько командиров линейных подразделений этого соединения, остался верен военной присяге, вышел на материк и сейчас продолжает службу в украинской армии. К «мемуарам» его побудили военные флотские журналисты. Они намерены собрать как можно больше подобных воспоминаний очевидцев и в итоге выдать что-то вроде «хроники крымской измены». Кстати, Головашенко с самого начала, то есть с момента создания горно-пехотного батальона, занимался подготовкой своих бойцов, провел с ними в окружающих горах не один полевой выход. Вот что он вспоминает:
«2.03.14, воскресенье. В 4:00 к КПП танкового городка подъехал российский «Тигр» (ничего не напоминает?). С 7:00 мы на КП бригады ждем Стороженко. Приехал. Сказал, что выдвинули (российские военнослужащие – авт.) требования – сдать оружие и не оказывать сопротивления. Я был в ох…е! Позвонил бате и малому, они выехали из Киева. Сказал жене собирать вещи.
Весь день была непонятная возня. Сторож постоянно мотался то в штаб, то к русским в базовый лагерь. Идиоты разместились в яме за парком, зенитки, одна минбатр разделала б их под орех с пол б/к (боекомплекта – авт.). Видно было, что Сторож обос…ый, да и все эти дни он был на измене… Но к вечеру осмелел. Начал вести себя увереннее. Часов около 16:00 все собрались на КП. Пришло наше чудо, бросило шапку на стол и сказало: «Я ЛЮДЕЙ ЛОЖИТЬ НЕ БУДУ, Я СДАЮ БРИГАДУ». Сказать, что все ох…ли – это ничего не сказать. Сторож бодро пытался поговорить с и.о. МОУ, для чего ему начсвязи задиктовал телефон. Я втихаря тоже записал. И.о. МОУ на звонок не ответил, или Сторож просто не набрал номер. После чего он достал бумагу от Березовского (командующего ВМС Украины, который на тот момент уже перешел на сторону россиян – авт.), зачитал и отправил всех сдавать оружие.
Я был взбешен. В данной ситуации я мог только вы…ся (по-другому это не назовешь). Кому доверять, я не знал. Я комбригу до этого доверял. Сторож – штатный, законный командир бригады. Первое лицо, все связи через него, а я, б...ть, его подчиненный…
Вызвал своего доверенного бойца с машиной, забрал его автомат и попросил спрятать жену и детей в Симферополе до приезда бати с малым, подальше от казачков и самообороныЮрий Головашенко
Батя не успевал. Вызвал своего доверенного бойца с машиной, забрал его автомат и попросил спрятать жену и детей в Симферополе до приезда бати с малым, подальше от казачков и самообороны. Позвонил жене, сказал, чтобы собиралась. Через полчаса они уехали, даже я не знал куда. Стал увереннее. В тот момент понял, что мне п...да. Живым из Крыма не уйду. Ошибся.
Собрал замов. Поговорили. Зампотех слился с ходу (потом забухал – и хер с ним). Собрал ротных. Затем остальных офицеров. Меня все поддержали. Понял, что не зря четыре года был у них комбатом и ишачил со всеми.
Уже понимал, что Крым уже про…н. Уже начались захваты частей, но народ держится. И смотрит на нас (самая большая сухопутная часть в Крыму). Стоит ей слиться, посыпятся все остальные. И тогда наши на материке не успеют привестись в «полную» (боевую готовность – авт.) и пи...ц всем надеждам. Я командовал ГПБ (горно-пехотным батальоном – авт.) – единственным развернутым батальоном в части и самым большим. А потому Сторож как бы не хотел бригаду слить без моего согласия. Я пошел ва-банк. В присутствии своих офицеров набираю телефон Тенюха (министра обороны Украины – авт.). Он ответил. Доложил обстановку, предложил вывести батальон своим ходом через горы. Горы мы знали лучше русских. Тенюх сказал, что перезвонит. Перезвонил через 10 минут, сказал: держаться и не поднимать панику, мол, комбриг на месте. Все, конец связи. Пока я это пересказывал и мы чесали репу «шо дальше?», прибежал посыльный и сказал, что срочно в штаб к комбригу. Остались ротные и замы, остальные ушли на места. Встал я, и за мной встали мои подчиненные (в тот момент это были самые близкие и дорогие мне люди, я глотку готов перегрызть за каждого). Мы были вооружены, хотя уже практически все сдали оружие. Придя в штаб, зашли в приемную, начал ждать, когда вызовут. Вышел замполит (подполковник Бойко – авт.). Увидев нас, аж в лице поменялся, тварь. Убежал с телефоном возле уха. Через минуту вышел начразведки, у него чуть очки не лопнули. Короче, мы сидели минут десять, пока созрел вождь. Вышел и заявил, что нужно пройти в клуб. Для общего собрания офицеров. Я сказал, мол, в клуб так в клуб. И дал команду своим следовать за мной. Сторож был шокирован, он не ожидал, что мои офицеры будут слушать меня, а не его. И спросил, зачем мы приходили. Я, пропуская мимо ушей тот факт, что он меня вызвал, сказал, что есть разговор. Мы прошли в комнату для брифингов. Он с ходу начал обрабатывать моих замов, ротные стояли слушали и рычали. Меня перебивал и не давал слова вставить, рассказывал, что это (в Киеве – авт.) переворот и хунта, власть нелегитимна, и за это класть людей и умирать не будет. Но мои замы дали ему достойный отпор.
После разговора, не переубедив нас ни в чем, он отправил нас в клуб на офицерское собрание. К этому моменту там уже все собрались. Зал делился на три зоны: 1 – офицеры управления, 2 – маленькие батальоны и отдельные подразделения, 3 – мой ГПБ. С оружием были только мои, остальные уже оружие сдали. После нас зашел Сторож. Пытаясь пошутить, назвал нас милитаристами. А далее начал говорить про вооруженный переворот, про неправильную смену власти, про правильных военных, которые стоят у наших ворот, за спинами которых нормальная и сильная власть, и что в данной ситуации не за что класть подчиненный личный состав. И что из Киева сказали: ни в коем случае не открывать огонь и не провоцировать кровопролитие. Завтра здесь будет новый командующий Березовский, он тоже выступит. И потребовал всем сдать оружие.
Сторожа аж перекосило (трибуна расположена была в двух метрах от моего места), он повернулся ко мне и прошипел что-то вроде: «Я с тобой еще разберусь»Юрий Головашенко
Парк (боевых машин – авт.) уже был окружен, и прорваться туда можно было только с боем. На территории же городка находилась техника первой роты мехбата и их минометка (батарея – авт.). Сторож предложил завтра начать с них. Потом парк. В тот момент я уже не выдержал и встал со своего места:
– Если других вариантов нет, то разряжать наше единственное подразделение нельзя. Можно притупить внимание русских и потихоньку отправлять рабкоманду в парк. Пусть тянут время, пока наше правительство в Киеве не примет решение.
Сторожа аж перекосило (трибуна расположена была в двух метрах от моего места), он повернулся ко мне и прошипел что-то вроде: «Я с тобой еще разберусь». Я, делая вид, что не расслышал, прошу очень громко повторить сказанное. И тут он говорит: «Хорошо, можно и так. Все свободны, жду доклада о сдаче оружия». Он сказал это в своей обычной манере, даже не думая, что кто-то ослушается. И вышел. И тут Жук (полковник, заместитель командира бригады – авт.) начинает командовать, что бы все валили. Но меня прорвало, и я начал откровенно с матами орать, что это чистой воды предательство. И что Березовского я завтра арестую, как только увижу. Подключились мои. Со стороны Жука – Бойко (заместитель командира бригады по гуманитарным вопросам, кстати, приятель Сергея Аксенова – авт.), редкое чмо, одно из основных лиц при сдаче Крыма. Началась словесная перепалка. На нашу сторону стали командиры ТБ (танкового батальона – авт.) и ГСАД (гаубичного самоходного артдивизиона – авт.). Когда аргументы закончились, Жук предложил идти к Сторожу. Мы и пошли. Снова брифинг-рум. Сторож тоже не смог переубедить нас. Сказал, что на 22:00 снова сбор. Там мне уже стало совсем плохо (на нервной почве у меня падает давление, может упасть до сорока, в АТО прямо в блиндаже капельницу ставили, когда в госпиталь ехать отказался). Сторож на радостях меня хотел в санчасть положить. Я пришел в кабинет, вызвал зама, молодого хорошего парня. Сказал, что основная работа сделана, народ на стороне правды и не боится это сказать. Мол, пойдешь за старшего, должно быть все нормально, если что – зови. Сел, выпил таблетку и уснул. День для меня закончился…»
При другом командном раскладе в Перевальном, сознании и адекватности высшего руководства в Киеве колесо истории в Крыму могло раскрутиться по-другому
Согласитесь, что при другом командном раскладе в Перевальном, сознании и адекватности высшего руководства в Киеве колесо истории в Крыму могло раскрутиться по-другому. Хотя бы потому, что здешняя бригада береговой охраны могла не спутать все карты организаторам «крымской весны». По крайней мере, создать серьезные проблемы вооруженным только штатным стрелковым оружием российским десантникам. Это тот случай, когда кадры решали все. Только дальнейшие, донбасские, события в АТО в этом всех убедили. А тогда, в марте 2014 года, к сожалению, случилось то, что случилось.
Степан Шляхов, военный эксперт
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции