9 октября – юбилей Ильи Габая – ему исполнилось бы 80. Его уход из жизни был ранним и трагическим…
20 октября 1973 года Илья Габай выбросился с балкона своей квартиры на одиннадцатом этаже. В предсмертной записке он написал: «У меня не осталось ни сил, ни надежды».
Своей беды нам ворон не накличет,
Беда других ничтожна и мала.
Наверно, от такого безразличья
И повелись преступные дела.
Мне говорят: опять мудришь.
Не знаю.
Неважно это, слишком мелко, что ли,
Но я хотел бы, чтобы боль чужая
Жила во мне щемящей сердце болью.
Эти строки поэта Ильи Габая особенно символичные…
В национальном движении крымскотатарского народа участвовали не только крымские татары – правда, таких людей было немного, а тех, кто оказывался за это на скамье подсудимых, и вовсе можно пересчитать на пальцах одной… Один из немногих – Илья Габай.
Илья Габай родился 80 лет назад, в октябре 1935 года, в Баку. Он рано лишился родителей, после их смерти жил у родственников, а некоторое время – в детском доме. Отслужив в армии, поступил в Московский государственный пединститут, который окончил в 1962 году. Работал учителем русского языка и литературы.
5 декабря 1965 года Илья участвовал в «митинге гласности», а спустя месяц, 26 января 1966 года, был арестован за участие в демонстрации. Спустя год заключен в СИЗО «Лефортово». Габаю были предъявлены обвинения по статье 190-3 УК РСФСР («Организация или активное участие в групповых действиях, нарушающих общественный порядок»). Однако в мае того же года он был освобожден ввиду отсутствия состава преступления, а в августе уголовное дело против Габая было прекращено.
В январе 1968 вместе с Юлием Кимом и Петром Якиром Габай составил обращение «К деятелям науки, культуры, искусства», в котором авторы указывали на прямую связь между политическими преследованиями в стране и попытками «ресталинизации».
В этот период Габай через Петра Григоренко и Алексея Костерина знакомится и сближается с активистами крымскотатарского движения – Мустафой Джемилевым, Ролланом Кадыевым, Зампирой Асановой.
С октября 1968 по май 1969 года у него было проведено четыре обыска. 7 мая 1969-го, в день, когда в Ташкенте арестовали Петра Григоренко, у Габая был проведен последний обыск, в ходе которого был изъят архив документов (среди материалов – вырезки из газет о подвигах крымских татар в Великой Отечественной войне, копии писем крымских татар, брошюра академика Андрея Сахарова, сборник «Похороны А. Е. Костерина», «Информации» крымскотатарского движения). Сразу же после ареста Габай был этапирован в Ташкент.
В сентябре 1969 года в узбекистанском Гулистане был задержан Мустафа Джемилев. Его дело было объединено с делом Габая.
Подсудимые обвинялись в распространении заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй. Илье Габаю инкриминировалось изготовление и распространение ряда документов – в частности, «письма двенадцати» Будапештскому совещанию коммунистических партий, обращения «К деятелям науки, культуры и искусства», обращения граждан Москвы в защиту крымских татар и других документов, Мустафе Джемилеву – документов крымскотатарского национального движения.
Суд проходил с 12 по 19 января 1970 года в Ташкенте.
В дни процесса около здания суда дежурили усиленные наряды милиции, в зале суда постоянно присутствовало 20-30 сотрудников КГБ.
Илью Габая защищала московский адвокат Дина Каминская, Мустафа Джемилев защищался сам. Когда Каминская готовилась к этому процессу, она познакомилась со многими крымскими татарами. «Крым и дом были для них всех синонимами», – поразилась адвокат.
Казалось бы, зачем Габаю нужно было вступаться за крымских татар? Каминская вспоминает такой эпизод: «Даже следователь по особо важным делам Березовский, прожженный циник и карьерист, как-то, когда Габая не было в кабинете, сказал:
– Хороший он человек, ваш Габай. Мне его жалко. Я понимаю Джемилева. Он татарин и борется за свой народ. А что надо Габаю? Зачем он, еврей, полез в это чужое для него дело?».
В своем последнем слове на процессе Илья Габай ответил, почему судьба крымских татар – отнюдь не «чужое для него дело»: «Некоторые из документов затрагивают или специально разбирают вопрос о крымских татарах. Я не татарин и никогда не жил и не стремился жить в Крыму, но у меня есть, я убежден, серьезные личные основания принимать этот вопрос близко к сердцу.
Я хорошо помню последние годы Сталина, когда я особенно остро ощутил полную беззащитность человека национального меньшинства. Ведь антисемитизм того времени не ограничился очередным произволом по отношению к еврейским писателям, артистам или врачам. Он поднял те самые архаические пласты, о которых уже говорилось выше, вызвал к жизни самые дремучие и злые побуждения, и когда сегодня я иногда слышу, как рассуждают о татарах люди, которые как сейчас помнят нашествие Батыя на Рязань, я возвращаюсь мысленно ко времени своих личных обид перед лицом этой самоуверенной и неразумной силы.
Легко представить себе в известной книге «Миф XX века» примерно такое место: «Евреи всегда были врагами рейха, подрывали благосостояние немецкого народа, совершали предательство по отношению к фатерланду» и т. д. Но когда такие слова: «Татарское население в Крыму никогда не являлось трудолюбивым и в годы Отечественной войны открыто проявило враждебное отношение к советской власти», – когда такие слова произносит не Розенберг, а советский общественный деятель –любое выражение для определения интернационализма такого рода выглядит бледным и вялым.
Правда, эти слова Кулемин произнес в давние времена; но вот совсем недавно, как я узнал, лектор Становский произнес буквально следующее: «Да, абсолютно все крымские татары, даже дети, были предателями. При выселении татар я тоже участвовал, но никакой жалости ни к детям, ни к женщинам не испытывал»...
Мне известно, что татары – аборигены Крыма, что, вопреки утверждениям фальсификаторских работ, они созидали на своей исконной территории высокую материальную и духовную культуру. Должен напомнить, что потемкинские деревни возникли в Тавриде только в 18 веке, когда туда привнесли свои хозяйственные традиции русские завоеватели. Об этом в свое время, пока по мановению волшебной палочки татары не превратились в предателей, говорилось и в советской печати. «Свыше 7 веков, – писали авторы «Очерков истории Крыма», – Крым является родиной крымских татар, создавших из Тавриды плодороднейшую и богатейшую страну». Позднее уже возникли у казенных историков или литераторов типа Павленко, Первенцева, Лугового невообразимые легенды с очень недорогим смыслом. Они легко сводятся к приведенным словам Кулемина или к глубокомыслию «правдивейшего» из историков – Надинского: «Разбойничьи набеги явились профессией крымских татар»…
В Указе от 5 сентября 1967 года сказано: «Отменить соответствующие решения государственных организаций в части, содержащей огульное обвинение в отношении граждан татарской национальности». Из этого логически может вытекать только одно решение: вернуть этому народу, так же как вернули чеченцам, ингушам, карачаевцам, балкарцам, калмыкам отнятые у них территории и государственность. Я не встретил в печати ни одного объяснения, почему именно для крымских татар было сделано исключение.
Крымскотатарский народ продолжает оставаться в состоянии морального и физического угнетения, по отношению к нему допускаются циничные, бесчеловечные надругательства».
Подсудимые не признали себя виновными. В ходе разбирательства подсудимые и адвокат требовали проверки фактов, изложенных в документах, отрицая наличие в них клеветы. Суд уклонился от проверки фактов, а устанавливал только авторство, обстоятельства составления и распространения документов.
Суд приговорил Илью Габая к трем годам лишения свободы в колонии общего режима; Мустафу Джемилева – к трем годам лишения свободы в колонии строгого режима. Габай отбывал срок в Кемеровской области, Мустафа Джемилев – в Узбекистане.
Перед концом срока Габай был этапирован в Москву и допрошен по так называемому «делу «Хроники текущих событий», по которому в 1971-1972 годах был арестован и привлечен к суду ряд близких Габаю участников правозащитного движения. После освобождения допросы продолжились.
Через месяц после возвращения Габая в Москву, в июне 1972-го, был арестован его близкий друг Петр Якир, а вскоре стало известно, что Якир сотрудничает со следствием.
Допросы, угроза нового ареста, альтернативой которому, по-видимому, могла быть лишь эмиграция, поведение Якира на следствии – все это, как полагают его друзья, стало причиной глубокой депрессии Ильи Габая…
20 октября 1973 года Габай выбросился с балкона своей квартиры на одиннадцатом этаже. Его прах захоронен на родине – в Баку.
20 октября 2005 года в Иерусалиме состоялся вечер памяти правозащитника Ильи Габая, посвященный 70-летию со дня его рождения. Среди почетных гостей на нем присутствовал и подельник Габая по процессу 1970 года – Мустафа Джемилев…
Гульнара Бекирова, крымский историк, член Украинского ПЭН-клуба
