Эта история из тех, которые нельзя проиллюстрировать старыми фотокарточками семейной хроники. Все свидетельства той жизни, что была до депортации, остались в деревне Фрайдорф (ныне – Новоселовское) неподалеку от Евпатории. Отца своего Мелия Акимова почти и не помнит. Депортацию она пережила вместе со своей мамой, операционной сестрой, прошедшей войну.
Пока мы готовимся к записи, по дому разносится ароматный запах кофе. Как и в домах других крымских татар, чашку напитка, считающегося национальным, обязательно предложат и дорогому гостю, и заглянувшему на минутку соседу. Мы называем нашу героиню Мелия-апте. Апте – уважительная форма обращения к старшей по возрасту женщине.
«Ana tilimizde olsaydı, daa güzel aytar edim» («Если бы можно было на родном языке, я бы лучше сказала»), – вздыхает Мелия-апте. На проверку оказывается, что женщина немного лукавит – русским языком она владеет отменно.
«Папу забрали в 1940-м году на переподготовку на морской флот. После этого мы его не видели, – начала рассказ женщина. – Мама всю войну работала в больнице операционной медсестрой. Оставлять меня было не с кем, она часто брала меня с собой. Хорошо помню себя между раненых».
Прямо из больницы, как есть, в белом медицинском халате, Эсму-ханым и забрали с дежурства на рассвете 18 мая 1944 года.
«Мама сказала: я никуда не поеду, у меня муж на фронте, брат...»
«Мы жили близко к больнице. Я осталась дома со своей тетей – 15-тилетней девушкой. В 4-30 утра постучали в дверь и стали кричать: «Открывайте!» Мы испугались, тетя заплакала. Сказала, что мы одни дома и не откроем. Солдаты продолжали стучать. Тетя сказала, что хозяйка дома работает в больнице. Спустя время маму под конвоем привели домой. Она открыла дверь. Нам сказали: «Давайте, собирайтесь, вам 10 минут, вас выселяют». Тут мама потеряла сознание».
Мелия-апте хорошо помнит, как их собирали солдаты. «Не злые попались. Заставили взять с собой швейную машинку и даже помогли донести до машины. Сказали, что «там» она нам пригодится. Мама не могла прийти в себя, думала, что нас будут расстреливать как евреев. Она сидела на стуле и все время повторяла: «Я никуда не поеду. У меня муж на фронте, брат на фронте, я военных всю войну спасаю», – плачет, вспоминая эти минуты женщина.
Эта швейная машинка потом, в депортации, действительно спасла их семью от голодной смерти. А до этого была дорога. Военная операционная медсестра, казалось бы, закаленная за годы войны, то и дело падала в обморок, пока их везли до железнодорожного вокзала в Евпатории.
Крик и плач там стояли невообразимые. Дышать в вагонах для перевозки скота было нечем. Кормили по дороге только один раз. Дали суп из соленой рыбы, после которого все отравились, воды не было. На 20-й день тех, кто выжил, привезли на станцию 69-й разъезд Самаркандской области. Выгрузили посреди пустыни, ни одного деревца. Жара. Все плачут.
«Не доходя до дверей, люди падали и умирали от голода»
«Нас выстроили в очередь. Впереди какая-то ширма. Все по очереди заходят туда. Оказывается, там делают уколы от малярии, – вспоминает Мелия Акимова. – Дошла наша очередь. Когда мама увидела в стерилизаторе два шприца и пять иголок, которыми прививки делали всем подряд, она отказалась делать себе и мне. Маму вытолкали, она упала. «Иди и сдохни», – прошипели ей вслед».
После «вакцинации» детей и узлы погрузили на деревянные повозки и повезли в город Джамбай Самаркандской области, а подростки, женщины и старики вынуждены были бежать за ними 18 км, чтобы не отстать.
В колхозе, куда их привезли, Эсма-ханым пошла работать в больницу. «А там голод. Наши люди ели траву, которой отравлялись, приходили в больницу, не доходя до дверей, падали и умирали на пороге. Столько я видела смертей… Потом начался брюшной тиф, который передавался со вшами. В этой тифозной больнице я и выросла с мамой», – вспоминает наша героиня.
Мелия Акимова пошла по стопам матери. Закончила медицинский техникум, после 40 лет отработала акушеркой роддоме. «Мама осталась там, не дожила, умерла она рано. Недавно я была на концерте, сидела, смотрела и все плакала. Многие из нас не дожили до этих дней. Альхамдулилля (Слава Богу – Прим. Ред.), мы дожили, как бы нам не было тяжело. Мы надеемся…», – говорит Мелия-апте.
Пока мы готовимся к записи, по дому разносится ароматный запах кофе. Как и в домах других крымских татар, чашку напитка, считающегося национальным, обязательно предложат и дорогому гостю, и заглянувшему на минутку соседу. Мы называем нашу героиню Мелия-апте. Апте – уважительная форма обращения к старшей по возрасту женщине.
«Ana tilimizde olsaydı, daa güzel aytar edim» («Если бы можно было на родном языке, я бы лучше сказала»), – вздыхает Мелия-апте. На проверку оказывается, что женщина немного лукавит – русским языком она владеет отменно.
«Папу забрали в 1940-м году на переподготовку на морской флот. После этого мы его не видели, – начала рассказ женщина. – Мама всю войну работала в больнице операционной медсестрой. Оставлять меня было не с кем, она часто брала меня с собой. Хорошо помню себя между раненых».
Прямо из больницы, как есть, в белом медицинском халате, Эсму-ханым и забрали с дежурства на рассвете 18 мая 1944 года.
«Мама сказала: я никуда не поеду, у меня муж на фронте, брат...»
«Мы жили близко к больнице. Я осталась дома со своей тетей – 15-тилетней девушкой. В 4-30 утра постучали в дверь и стали кричать: «Открывайте!» Мы испугались, тетя заплакала. Сказала, что мы одни дома и не откроем. Солдаты продолжали стучать. Тетя сказала, что хозяйка дома работает в больнице. Спустя время маму под конвоем привели домой. Она открыла дверь. Нам сказали: «Давайте, собирайтесь, вам 10 минут, вас выселяют». Тут мама потеряла сознание».
Нам сказали: «Давайте, собирайтесь, вам 10 минут, вас выселяют». Тут мама потеряла сознание»
Мелия-апте хорошо помнит, как их собирали солдаты. «Не злые попались. Заставили взять с собой швейную машинку и даже помогли донести до машины. Сказали, что «там» она нам пригодится. Мама не могла прийти в себя, думала, что нас будут расстреливать как евреев. Она сидела на стуле и все время повторяла: «Я никуда не поеду. У меня муж на фронте, брат на фронте, я военных всю войну спасаю», – плачет, вспоминая эти минуты женщина.
Эта швейная машинка потом, в депортации, действительно спасла их семью от голодной смерти. А до этого была дорога. Военная операционная медсестра, казалось бы, закаленная за годы войны, то и дело падала в обморок, пока их везли до железнодорожного вокзала в Евпатории.
Крик и плач там стояли невообразимые. Дышать в вагонах для перевозки скота было нечем. Кормили по дороге только один раз. Дали суп из соленой рыбы, после которого все отравились, воды не было. На 20-й день тех, кто выжил, привезли на станцию 69-й разъезд Самаркандской области. Выгрузили посреди пустыни, ни одного деревца. Жара. Все плачут.
«Не доходя до дверей, люди падали и умирали от голода»
«Нас выстроили в очередь. Впереди какая-то ширма. Все по очереди заходят туда. Оказывается, там делают уколы от малярии, – вспоминает Мелия Акимова. – Дошла наша очередь. Когда мама увидела в стерилизаторе два шприца и пять иголок, которыми прививки делали всем подряд, она отказалась делать себе и мне. Маму вытолкали, она упала. «Иди и сдохни», – прошипели ей вслед».
После «вакцинации» детей и узлы погрузили на деревянные повозки и повезли в город Джамбай Самаркандской области, а подростки, женщины и старики вынуждены были бежать за ними 18 км, чтобы не отстать.
В колхозе, куда их привезли, Эсма-ханым пошла работать в больницу. «А там голод. Наши люди ели траву, которой отравлялись, приходили в больницу, не доходя до дверей, падали и умирали на пороге. Столько я видела смертей… Потом начался брюшной тиф, который передавался со вшами. В этой тифозной больнице я и выросла с мамой», – вспоминает наша героиня.
Мелия Акимова пошла по стопам матери. Закончила медицинский техникум, после 40 лет отработала акушеркой роддоме. «Мама осталась там, не дожила, умерла она рано. Недавно я была на концерте, сидела, смотрела и все плакала. Многие из нас не дожили до этих дней. Альхамдулилля (Слава Богу – Прим. Ред.), мы дожили, как бы нам не было тяжело. Мы надеемся…», – говорит Мелия-апте.
