«Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина» (1859) – так называется статья писателя Аполлона Григорьева (1822–1864), в которой впервые прозвучали эти три слова, с годами ставшие крылатым выражением: «Пушкин – наше всё».
Далее Аполлон Григорьев попытался прояснить пространно и не очень вразумительно, какой именно смысл он вкладывает в свою неохватно емкую формулу: «Пушкин представитель всего нашего душевного, особенного, такого, что останется нашим душевным, особенным после всех столкновений с чужими, с другими мирами. Пушкин – пока единственный полный очерк нашей народной личности, самородок, принимавший в себя, при всевозможных столкновениях с другими особенностями и организмами, – все то, что принять следует, отстранивший все, что отстранить следует, полный и цельный, но еще не красками, а только контурами набросанный образ народной нашей сущности, – образ, который мы долго еще будем оттенять красками. Сфера душевных сочувствий Пушкина не исключает ничего до него бывшего и ничего, что после него было и будет правильного и органически – нашего».
В наше время «наше всё» превратилось в некий предельно высокий титул для обозначения того, кто наиболее любим в стране, кто гениально приумножил славу ее и влияние в мире. Не так давно в ходе масштабной всероссийской дискуссии по проекту «Имя России» первое место в списке долго удерживал Сталин, высказалось мнение, что имя Сталина больше заслуживает стоять на первом месте, олицетворять Россию, что именно Сталин и его имя «наше всё». Потому что Сталин «больше сделал». Пушкин и Достоевский занимали в том списке второе и третье место. Не учли болельщики «неистового Виссарионыча», что крылатая формулировка Аполлона Григорьева, в отличие от переходящего красного знамени времен совка, явно не рассчитана на переход из рук в руки, от одной личности к другой. Хотя попытки сделать этот славный венец «переходящим» упрямо предпринимаются угодливыми, подобострастными конъюнктурщиками поныне. Особенно после спецоперации «Крым наш». Рейтинг главного российского стерха, вернувшего отечеству сакральную землю исторического полуострова, взлетел так высоко, что в прессе появились толки, не провозгласить ли нового объединителя русского мира – императором державы, поскольку теперь уже он «наше всё». Но так ли всемогущи подхалимы, чтобы похитить венец с кудрявой головы поэта?
Пушкин побывал в Крыму в пору южной ссылки, всей душой полюбил и воспел этот край, хотя слово Крым, как ни странно, не встречается в его творчестве. Изредка у него попадаются производные эпитеты – крымский. Между прочим, после завоевания полуострова Россией древнегреческое название – Таврида долго употреблялось как его официальное название. Герой присоединения Крыма стал с почетом именоваться Потемкин-Таврический, а не Потемкин-Крымский. Поэт, можно сказать, смаковал старинное название края. Вспомните строки из «Евгения Онегина»:
Прекрасны вы, брега Тавриды
Когда вас видишь с корабля
При свете утренней Киприды,
Как вас впервой увидел я.
И в раннем стихотворении, написанном еще до того, как Пушкин увидел этот райский новоприсоединенный край, он писал: «Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду,/ На утренней заре я видел Нереиду». Поэзия, литература начала 19-го века использовала именно этот термин – Таврида. В одном из писем Пушкин просил прислать ему поэму С.С. Боброва «Таврида, или летний день в Таврическом Херсонесе», сочинение Ивана Матвеевича Муравьева-Апостола (отца казненного декабриста Сергея Ивановича Муравьева-Апостола) «Путешествие по Тавриде». В «Путешествии в Арзрум» мимоходом сказано: «Здешние лихорадки похожи на крымские и молдавские». Это одно из редких упоминаний Крыма, попавшихся мне на глаза. Тогда как Таврида – частая гостья на страницах поэта. Тавро Тавриды… Прелестью ее пейзажей, ароматом юга пропитан «Бахчисарайский фонтан»:
Приду на склон приморских гор,
Воспоминаний тайных полный –
И вновь таврические волны
Обрадуют мой жадный взор.
На любопытные соображения наводит упоминание Крыма в поэме «Полтава»:
Но Кочубей богат и горд
Не долгогривыми конями,
Не златом, данью крымских орд,
Не родовыми хуторами,
Прекрасной дочерью своей
Гордится старый Кочубей.
Пушкин вскользь касается исторического факта: украинский гетман Кочубей получал дань от «крымских орд». По-сегодняшнему говоря, от крымских татар. Получал задолго до того, как блистательный Потемкин завоевал Крым. О чем это говорит? Понимаю, строчка в поэме – не повод для далеко идущих геополитических выводов. Но все же «наше всё» четко свидетельствует: в обозримом прошлом, ещё до присоединения полуострова к России, Украину связывали с Крымом важные военно-политические нити. Не дожидалась Украина сложа руки, пока при Хрущеве ей «подарят» Крым.
Но не об этом речь. Сейчас, когда Россия в мессианском порыве – объединить русский мир готова в огонь и воду ради спасения русской духовности, языка, русского первородства, – как с этим делом обстоят дела в пушкинском Крыму? Как там идет спасение могучего и правдивого русского языка, реформатором и создателем которого по праву считается Пушкин? «Крым наш!» Эти два слова стали почти так же знамениты, как «наше всё». Больше того, эти два слова чудодейственно слились в одно – «крымнаш», и ведущие лингвисты России признали и провозгласили этот неологизм словом 2014 года – по частоте и значимости его упоминаний. От него возникли производные типа «крымнашист» и другие. Нередко это слово сопровождают споры, дискуссии, шутки. Я слышал, как один человек говорит другому: «Скажи мне, чей Крым, и я скажу, кто ты». Слышал на восторженное «крымнаш!» зеркальный ответ, целиком состоящий из точно тех же букв: «намкрыш». Что ж, попробуем выловить из новостей, как там сейчас в пушкинской Тавриде?
Как отнестись к такой, например, новости, обнародованной в печати со ссылкой на блогера: «Дом Пушкина» в Симферополе, где некоторое время жил великий русский поэт, на днях был снесен ради того, чтобы построить на его месте так называемую «элитную» многоэтажку. Здание было известно жителям Симферополя как имение Де Серра, в котором Пушкин останавливался в 1820 году, когда посещал Крымский полуостров вместе со своими друзьями – семейством Раевских. Когда господин Де Серр умер в 1840 году, его владения перешли к помещику Петру Щербине, который прославился своим успешным предприятием, которое разводило различные косточковые плодовые деревья. Позже здесь были открыты местное отделение знаменитого Никитского ботанического сада и городской Детский парк. По словам очевидцев, дом был настолько добротным, что снести его с помощью одного экскаватора не получилось. Кирпичные стены, толщиной в один метр, упорно сопротивлялись вандалам. В итоге пришлось подгонять вторую единицу техники, которая, наконец, превратила историко-архитектурную ценность в кучу битых кирпичей».
По словам блогера, это особенно показательно, если учитывать, что добротный и крепкий дом теперешняя власть Крыма практически мгновенно признала «аварийным», как только появилась заявка от инвесторов, желающих возвести в престижной парковой зоне Симферополя многоэтажный дом для богатых россиян.
По словам историков и искусствоведов, «Дом Пушкина» в Симферополе был уникальным в том смысле, что он нес в себе черты сразу двух архитектурных течений – стиля русской усадьбы и классического европейского стиля. Пока еще в этой части Симферополя сохранились дубы двухсотлетнего возраста – весьма вероятно, что их касалась рука великого поэта.
Похожи ли эти действия новых хозяев полуострова на спасение достопримечательностей национальной культуры?
Во время боевых действий в Донецке, Луганске и вокруг пострадали также краеведческие и другие музеи, в какой-то мере связанные с «нашим всё». Из некоторых не удалось эвакуировать культурные ценности. В зоне боев они закрыты для посетителей.
Примечательный инцидент произошел с участием голландского переводчика Ханса Боланда, познакомившего свою страну с творчеством Пушкина, Ахматовой, Достоевского. Ему присудили награду – медаль имени А.С. Пушкина. Г-н Боланд получил от Федора Воронина, атташе по культуре в посольстве РФ, почетное приглашение в Кремль на церемонию вручения медали самим президентом России Владимиром Путиным. Ханс Боланд – первый голландец, которому присудили награду имени русского поэта. Эта пушкинская медаль учреждена в 1969 году как научная награда. Формулировка при вручении – «за выдающиеся научные работы в области литературной критики, теории и истории литературы». Лауреатами премии в разное время были знаменитые филологи – автор словаря Сергей Ожегов (1990) и Юрий Лотман (1993). «Делом жизни» Боланд назвал перевод полного собрания сочинений Александра Пушкина. Помимо Пушкина славист выпустил в Голландии переводы стихов Лермонтова, Крылова, Мандельштама, Ахматовой, Гумилева, Набокова, Рейна, Ерофеева, Губермана, Бориса Рыжего, а также перевел роман «Бесы» Достоевского.
Церемония вручения премии должна была состояться 4 ноября 2014 года в День народного единства. Однако признанный переводчик и славист отказался принять престижную награду. В письме г-ну Воронину он объяснил это следующим образом: «…Будучи пламенным апостолом – более правильных слов не могу подобрать – Анны Ахматовой, к которой пропитан безграничным уважением, я должен быть твердым, когда этого требует истина. Я бы с огромной благодарностью принял оказанную мне честь, если бы не Ваш президент, поведение и образ мыслей которого я презираю. Он представляет большую опасность для свободы и мира нашей планеты. Дай Бог, чтобы его «идеалы» в ближайшее время были полностью уничтожены. Любая связь между ним (президентом Путиным) и мной, его именем и именем Пушкина для меня отвратительна и невыносима».
Отзыв западноевропейского интеллектуала о верховном крымнашисте России достаточно понятен сам по себе и может обойтись без пространных комментариев. Очень уж он показателен, демонстрируя, как просвещенный мир относится к тем, даже самым высокопоставленным персонам, кто несет ответственность за политическое, государственное и, конечно, нравственное нарушение правил человеческого общежития на планете Земля.
Потоки изощренной лжи крымнашистов достигли высокого градуса накала. Тотальная кремлевская пропаганда подмяла под себя не только информационные потоки, но даже все виды и жанры искусства, пытаясь поставить их в услужение идеям и подвигам того, кто в ее глазах фигурирует как «наше всё». Эта пропаганда, ненасытная и хищная, не довольствуется какими-то посулами или хулой, кричалками, речевками, щупальца ее дотянулись даже до оперы, гармоничного высокого зрелища, которое обычно не снисходит до злободневных дрязг.
Классическую оперу обожал Пушкин, об этом он поведал потомкам:
Но уж темнеет вечер синий,
Пора нам в Оперу скорей:
Там упоительный Россини,
Европы баловень – Орфей.
Представьте, даже щеголевато нарядную оперу крымнашисты попытались впрячь в грохочущую колесницу их похода в Тавриду. Об этом с пикантными подробностями рассказала «Новая газета». В Санкт-Петербурге в театре «Санктъ-Петербургъ Опера» состоялась премьера митинг-оперы «Крым», в которой под крики «заокеанским козням нет!» всех спасал Путин.
«Попасть в зал, где играли спектакль, оказалось непросто – на входе трясли почище, чем в аэропорту. То ли из-за того, что ждали вице-губернатора с чиновниками, то ли боялись, что в оперу прорвется «Правый сектор». Возможно, и в неразберихе с местами виноваты бандеровцы… Было объявлено, что вырученные за билеты деньги пойдут в помощь беженцам из Донецка. Однако по разговорам в фойе было понятно, что лишь малая толика людей покупала билеты, в основном народ шел по контрамаркам, а почти весь первый ряд был обложен табличками VIP».
Но кульминацией митинга-оперы, по словам корреспондента газеты, стало появление на сцене «действующего лица – Человека от театра». Напрямую режиссер его не решился назвать, но манерами тот очень напоминал президента РФ. Когда на сцене все становилось совсем плохо, он декламировал:
«За что, мой Крым, тебе такой удел? (...) Ты выстоял! Она твоя – победа! Но зверь коварен, ненасытен, зол, И мощь его, томясь в забвенье, крепла! Огнем он борется за дьявольский престол, Желая превратить живое в горстку пепла, Но будет суд Всевышнего и тогда За все ответит мира нечисть!!»
Когда загремела очередная автоматная очередь, женщины, обнимающие детей, закричали «Среди врагов, среди врагов, среди врагов! Не оставляйте нас!», а дети затеребили человека, взывавшего к суду Всевышнего, стало ясно: да, это он, президент. Бери выше – Спаситель. 12-летняя актриса Евдокия прокричала: «Но кто посмел селить нам в душу страх?! Кому дозволено лишать детей крова?! Кто разжигает грязную войну, кто стравливает мирные народы?» «Путин» обнял ее и обратился к залу: «Народа братского нежданная беда Нам разрывает душу?!»
«Да!» – ожидаемо ревет зал. «Детей, стариков разбитая судьба Вам надрывает сердце?» – «Да!» – «Кто может запретить родной язык? Он наша путеводная звезда!» – «Да!» – рыдает зал. «Заокеанским козням...» – «Нет!» – «Не сломит нас ни ложь, ни клевета! За нами правда!» – «Да! Да! Да!».
Не правда ли, гротескно выглядит даже в газетном пересказе эта суетно-патетическая злободневная опера, надуманная и лживая по сердцевине своей, льстиво-подобострастная и беспомощно-истеричная по исполнению? Созданная во славу крымнаш, превозносящая почти как Небесного Спасителя – лукавого политика, принесшего много горя своей стране, поссорившего Россию с Украиной и всем Западным миром, опера эта, как говорится, дует в дуду культа личности. Крым наш явно столкнулся в противоборстве с «нашим всё». Угодливые царедворцы из кожи лезут вон, чтобы убедить нас – теперь он, верховный стерх, бесподобный лидер, который «всех переиграл», стал «нашим всё».
Но определение Аполлона Григорьева в сознании поколений так прочно слилось с обликом Пушкина, что любая попытка снять с него этот венец и передать другому кощунственна и смехотворна. Потому-то и попытка крымнашистов перехватить венец «нашего всё» обречена на бесславный провал.
Михаил Хазин (р. 1932), писатель, поэт и переводчик
Взгляды, изложенные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции
Оригинал публикации – на сайте Радио Свобода
