Почти два года в российских тюрьмах продолжают удерживать украинских граждан. Среди них – и так называемые «крымские террористы» Олег Сенцов, Александр Кольченко, Алексей Чирний, ставшие известными после незаконного задержания сотрудниками ФСБ в Симферополе.
Несмотря на то, что никто из них не получал российские паспорта, осуждены они были как граждане России. И на данный момент отбывают наказание в исправительных колониях России в нечеловеческих условиях и под постоянным психологическим давлением.
Адвокат правозащитной организации «Агора» Александр Попков, который защищает Геннадия Афанасьева с тех пор, как тот отозвал свои показания против Сенцова, выбитые под пытками сотрудниками ФСБ, уверен, что единственным способом спасти жизни украинским политзаключенным является их экстрадиция в Украину. «Мы, конечно, будем их защищать, но украинские власти должны думать, как вызволять своих граждан», – отмечает Попков. Недавно он побывал в Украине, где принимал участие в переговорах с украинскими властями о дальнейшей судьбе политзаключенных. О результатах встреч, политических делах и российских реалиях Крыма он рассказал в интервью Крым.Реалии.
– После незаконных задержаний российскими спецслужбами в Крыму вашего подзащитного, крымчанина Геннадия Афанасьева и других так называемых «крымских террористов» в Украине силами общественников и друзей задержанных началась кампания в поддержку политзаключенных. Достаточно ли, по вашему мнению, делают украинские власти, чтобы помочь их возвращению в Украину?
По Афанасьеву вообще не заметил каких-то шагов со стороны украинской власти
– Честно говоря, я по Афанасьеву вообще не заметил каких-то шагов со стороны украинской власти. Пытались в Москве через общественников выйти на украинского консула. Консул сказал: «Пусть Афанасьев напишет письмо и тогда мы к нему приедем». О том, что украинский гражданин находится в тюрьме, ему не дают переводчика, не предоставляют медицинской помощи, консул, видимо, не знает и сообщений в СМИ ему, наверное, недостаточно.
– Геннадий Афанасьев передал через вас документ для президента Украины. О чем в нем идет речь?
– Он просит, чтобы его не забывали и оказали ему помощь как гражданину Украины. Потому что в России была распространена недостоверная информация о том, что он якобы принял российское гражданство. Афанасьев не подписал ни одной бумаги о том, что он принимает российское гражданство. А то, что российские власти автоматически признали его гражданином России, – это вы сами понимаете, нелегитимно.
Могу по итогам встреч в МИДе и Генконсульстве Украины сказать, что представители ваших властей вполне отзывчиво и по делу отреагировали на прошения о защите от Афанасьева. Мы боялись, что встречи будут сплошным формализмом, однако украинская сторона не только выслушивала наши предложения и просьбы, но и сама предлагала конкретные шаги. Например, обращение дипломатов в органы Совета Европы о мониторинге судьбы Афанасьева и других политузников.
– Много ли у вас сегодня клиентов, которые привлекают по политическим делам?
– Я не могу сказать, не считаю.
– Крымчане среди них есть?
– По делу Эмира Куку (крымский правозащитник, задержанный сотрудниками ФСБ весной по обвинению в экстремизме – КР) мы с «Агорой» работаем. Дело связано с проведением у него незаконного обыска, с похищением сотрудниками ФСБ, которые затем сказали, что они стояли и мирно курили на обочине, а он подошел к ним и начал избивать. Все это было бы смешно, если бы не было так грустно.
– Часто ли вы бываете в Крыму?
Украина не особо бы хотела, чтобы российские правозащитники и адвокаты работали в Крыму, потому что это легитимизирует присутствие оккупационной власти на аннексированной территории
– В Крыму был один раз. К сожалению, столкнулся там с позицией такой, что и Украина не особо бы хотела, чтобы российские правозащитники и адвокаты работали в Крыму, потому что это легитимизирует присутствие оккупационной власти на аннексированной территории. Но эта позиция нам непонятна, потому что там происходит правовой беспредел, остаются люди, которых нужно защищать. Украинская сторона не может этого сделать. В Крыму сейчас очень мало адвокатов, которые пытаются с этим бороться. Там банально не хватает рук.
– Откуда такая информация об «украинской позиции»?
– Постоянно такие разговоры ведутся во время встреч с международными, украинскими и российскими правозащитными организациями. Сейчас мы немного преодолели этот барьер. Но все равно, как говорится, осадочек остался.
На встрече в украинском МИДе я задал вопрос представителям консульской службы. Фактически они подтвердили эту позицию, пояснив, что мы можем там работать, только получив разрешение властей Украины. Но в нынешней редакции соответствующего закона там нет такой категории лиц, как адвокаты или правозащитники. А там перечень исчерпывающий. Мне говорят: да, вы можете письменно обратиться, и мы рассмотрим этот вопрос, вплоть до внесения поправок в закон.
Мне из Сочи надо лететь в Киев и ехать через Украину, вместо того, чтобы на прямом рейсе Сочи-Симферополь туда добраться. У российских прокуроров с прочими правоохранителями – завидное преимущество
Плюс еще одно требование – добираться в Крым через территорию Украины. То есть мне из Сочи надо лететь в Киев и ехать через Украину, вместо того, чтобы на прямом рейсе Сочи-Симферополь туда добраться. У российских прокуроров с прочими правоохранителями – завидное преимущество.
– Сразу же после российской аннексии Крыма местные «прокуратура» и спецслужбы открыли несколько больших уголовных дел, в которых присутствуют множество неустановленных лиц. Это значит, что любой, кто сегодня представляет какую-либо угрозу для действующего режима в Крыму, может стать подозреваемым в этих делах. Это дела «3 мая», «26 февраля», «Центра журналистских расследований». С какими примерами из российской практики их можно сравнить?
– В первую очередь, это «Болотное дело». Это основной прецедент, там просто неограниченный круг участников. Сейчас там уже третья волна пошла. По этим лекалам, выстроенным на «Болотном деле», и развивается ситуация в Крыму. Еще чеченские дела можно здесь привести. Там тоже можно подтягивать всех, кого угодно.
– Есть ли способы противостоять попаданию в эти дела невинных людей?
– В первую очередь, необходимо помощь профессиональных адвокатов, правозащитников, которые знают, как с эти бороться, а не просто поддакивают следователям и работают на следствие. Затем не верить никому из следователей, которые убалтывают на признания. Потому что признание вины влечет за собой полную меру ответственности без каких-либо поблажек. Бороться с этим тяжело. Все, кто понимают, что они находятся в группе риска, стараются уезжать, в том числе, в Украину. Многие люди по «Болотному делу» уехали. Я знаю, что из Краснодарского края порядка 15-ти человек уехали, в том числе в Украину, поскольку их сажали в машину и говорили: «Если ты будешь продолжать ходить на пикеты и умничать, ты сядешь». И людям ничего не оставалось, как уезжать.
– Многие российские адвокаты говорят, что применение норм российского законодательства в Крыму отличается от того, как оно применяется в России. Что Крым – это «серая зона», где возможно все. Каково ваше мнение на этот счет?
В России такое могут себе позволить только в каких-то кавказских республиках
– Сложно сказать, что это законодательство вообще применяется. Когда тебя правоохранители бьют на улице, засовывают в ГАЗельку связанного с мешком по голове, возят по Симферополю, а потом привозят домой для обыска – это не законодательство. Это полный произвол и беспредел. В России такое могут себе позволить только в каких-то кавказских республиках. Поэтому Крым очень нас беспокоит, поскольку вся эта крымская практика силовиков может перекинуться на Россию. Пока у нас такие моменты очень редки.
– Есть ли у вас свое видение, как можно эффективно защитить людей в таких условиях, как в Крыму? Имеет ли в этом случае влияние мировая общественность и реагирование со стороны украинской власти?
– Несомненно российские власти реагируют на огласку в СМИ, даже украинских. Но они могут, как негативно отреагировать, так и позитивно. Нет никакой панацеи от того, как защититься, когда тебе надевают мешок на голову. Это очень сложно и я не могу ответить на этот вопрос однозначно. Мы пытаемся бороться правовыми методами. Мы пишем заявления, нам отказывают в доступе к материалам дела, мы обжалуем и так по кругу. Получается, что мы бумажками боремся с физическим произволом и насилием.
