Доступность ссылки

Парадокс Хрущева: развенчание Сталина как политический прецедент


Архивное фото
Архивное фото

Антисталинская речь Хрущева на 20 съезде была актом покаяния, убежден Уильям Таубман (William Taubman) – автор знаменитой биографии «архитектора оттепели» – «Человек и его эра» (The Man and his Era). «Разумеется, и у него руки были в крови, – констатирует Таубман. – И все же среди бывших соратников Сталина он был единственным, в ком сохранилось хоть что-то человеческое. Например – чувство вины».

«Что Сталин – убийца, – продолжает историк, – Хрущев знал давно. Ненавидел его и в 56-м выразил это публично. Но одновременно – считал Сталина великим человеком.Нападая на него – превозносил его как умного и хитрого лидера – в частности, за индустриализацию страны. Отношение Хрущева к Сталину всегда оставалось глубоко двойственным».

Эта двойственность – феномен, переживший не только хрущевскую «оттепель», но и позднейшие сезоны российской истории. «…Но как нам быть, когда внутри нас / не умер Сталин?» – вопрошал поэт Борис Чичибабин в 1959-м – через шесть лет после смерти «вождя народов» и через три – после его развенчания на 20 съезде.«Рейтинг Сталина достиг рекордного уровня, – писали российские СМИ (со ссылкой на опрос Левада-центра) в 2015-м. Уточняя: «52% россиян считают, что Сталин сыграл в истории России «безусловно положительную» и «скорее положительную» роль».

Таубман ссылается на специфику российской политической культуры: тоску по твердой руке, по сильному и жесткому лидеру

Почему? Таубман ссылается на специфику российской политической культуры: тоску по твердой руке, по сильному и жесткому лидеру. «К тому же, – продолжает исследователь, – многие сталинские деяния сегодня забыты.Да и в основе популярности Путина тоже лежит представление о нем как о сильном и жестком лидере…»

У Хрущева – иная посмертная судьба. К нему, по словам российского историка Ирины Павловой, есть претензии как у антисталинистов, так и у сталинистов. «У последних особенно, – подчеркивает Павлова, – потому что в сегодняшней России именно они диктуют дискурс советской истории. С их точки зрения, Хрущев – худший исторический деятель за всю историю России».

«Папа, как ты мог ничего не знать?»

20 съезд уже практически завершился: партийное руководство было избрано накануне. «25 февраля, на закрытом утреннем заседании Хрущев сделал доклад о культе личности, – повествует историк Владимир Наумов. – Все время, пока Хрущев делал доклад, в зале царила полная тишина».

«На закрытом заседании 25/II во время доклада Хрущева несколько делегатов упали в обморок, их тихо вынесли», – вспоминал (ссылаясь на рассказ одного из делегатов) Илья Эренбург.

«После окончания доклада председательствовавший на заседании Булганин предложил прений по докладу не открывать, – продолжает Наумов. – Не последовало и приглашения задавать вопросы докладчику».

Вопросов, однако, избежать не удалось.

«Начали читать доклад (или письмо ЦК), – так живописует это в своих мемуарах Эренбург, – сперва партийным, потом и беспартийным. Месяц-два спустя десятки миллионов уже знали, как они прожили четверть века. Повсюду говорили о Сталине – в любой квартире, на работе, в столовых, в метро.

Встречаясь, один москвич говорил другому: «Ну, что вы скажете?». Он не ждал ответа: объяснений прошлому не было. За ужином глава семьи рассказывал о том, что услышал на собрании. Дети слушали. Они знали, что Сталин был мудрым, гениальным, что он, и только он, спас Родину от нашествия… И вдруг они услышали, что Сталин убивал своих близких друзей, что, не доверяя старым большевикам, он заставлял их признаваться, будто они пообещали Гитлеру Украину… Сын или дочь спрашивали: «Папа, как ты мог ничего не знать?»

Мотивы

Взрослые реагировали иначе. «Прочитав доклад Хрущева, я не упал в обморок», – рассказывает Эренбург. «… Однако, – признается многоопытный писатель и публицист, – не скрою: читая доклад, я был потрясен, ведь это говорил не реабилитированный в кругу друзей, а первый секретарь ЦК на съезде партии».

О мотивах, побудивших Хрущева сделать доклад о Сталине, историки спорят и сегодня

О мотивах, побудивших его это сделать, историки спорят и сегодня. «В сегодняшних ток-шоу на российском телевидении, – отмечает Павлова, – в связи с 20 съездом нередко возникал вопрос: а если бы вместо Хрущева был Маленков? Или Берия?»

«Если кто-то, кроме Хрущева, и мог решиться на разоблачение сталинских преступлений, то только Берия, – считает Таубман. – Абсолютно циничный и почти такой же кровавый, как и сам Сталин, он мог бы произнести подобную речь, репутацию, очищая свою репутацию. Но в 56-м его уже не было…»

Кардинально изменить созданную Сталиным политическую и экономическую систему было едва ли под силу кому бы то ни было из сталинского окружения, полагает Павлова: «Нужен был человек из другого мира, с другим воспитанием и менталитетом. А эти люди все были из одной когорты, прошли одну школу и, не будем забывать, все были преступниками». «Но судьба, – констатирует историк, – выбрала Хрущева».

Впрочем, только ли судьба? Согласно свидетельствам, приводимым Таубманом, «еще в 1938-1940 годах, в бытность партийным лидером Украины, Хрущев говорил некоторым своим друзьям, (больше никто при этих разговорах не присутствовал), что Сталин – тиран, и что когда-нибудь он, Хрущев, сведет с ним счеты».

Несомненно, однако, и другое: антисталинский доклад был хорошо рассчитанной попыткой Хрущева расширить свои позиции в борьбе за власть.«Его соперники, – поясняет автор «Человека и его эры», – Молотов, Маленков, Каганович – в момент съезда уже отодвинутые в тень, но еще не побежденные полностью, были намного ближе к Сталину, чем Хрущев. Разоблачая Сталина как тирана, он одновременно разоблачал и их – как ближайших сообщников тирана».

Правда, соратником Сталина был некогда и сам Хрущев. «Однако, – подчеркивает Таубман, –разоблачив Сталина, он обеспечил себе особое место – человека, решившегося сказать правду, тогда как его соперники на это не осмелились».

Мотивация Хрущева во многом остается загадкой, считает российский политолог Дмитрий Шушарин. «Видимо, – поясняет он, – у него, пролившего на своем главном посту много крови и наломавшего много дров, была внутренняя потребность это сделать. Ведь он и себя сильно подставил: и его выдвижение было делом рук Сталина. Да, он растоптал антипартийную группу, очень многих убрал, но ведь и его, в общем-то, убрали благодаря этому докладу».

Что же поведал партийный лидер делегатам съезда?

Сталин глазами Хрущева

Красноречивая деталь: о сталинизме Хрущев не говорил вовсе. Самый этот термин, напоминает историк Ирина Павлова, появился в СССР только десятилетия спустя – во время перестройки. «Вся оценка сталинского правления, – подчеркивает историк, – свелась к эвфемизму «культ личности».

Более того, уточняет Таубман, Хрущев осудил даже не всю карьеру Сталина, но лишь то, что происходило, начиная с тридцатых годов, когда «вождь народов» принялся уничтожать бывших соратников Ленина.Хрущев защищал Ленина и все то, что делалось в ранний период … Пытаясь разграничить в советской истории хорошее и плохое. И, осуждая плохое, опереться на хорошее».

Целью Хрущева было объяснить, что Сталин испортил систему, которая, вообще говоря, должна была быть гораздо лучше
Тимоти Нафтали

Такой подход определялся главной задачей, стоявшей перед лидером КПСС: по словам профессора Нью-Йоркского университета Тимоти Нафтали, (Timothy Naftali), «целью Хрущева было объяснить, что Сталин испортил систему, которая, вообще говоря, должна была быть гораздо лучше. Причем – объяснить это не только советскому народу, но и мировому коммунистическому движению».

Не случайно, констатирует Павлова, «в постановлении ЦК КПСС от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и её последствий» было сказано, что культ личности не изменил и не мог изменить природы социалистического строя». «Мы далеки от трагичности:/ Самая страшная бойня/ Названа культом личности – / Скромно. Благопристойно» – так отозвался на риторику 20 съезда поэт-эмигрант Иван Елагин.

Последствия

Дистанция между словом и реальностью ощущалась, однако, не только в эмигрантском далеке, но и в московских коридорах власти. И вызывала опасения. «Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать, – в антисталинской речи Хрущева присутствуют и эти слова. – … Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв…» («Немаловажно, – подчеркивает в этой связи Павлова, – что сам текст доклада Хрущева в Советском Союзе появился в открытой печати лишь спустя 33 года в 1989 году»).

Впрочем, уже в 56-м высказывались и другие мнения.«Через две недели после XX съезда, – сообщает Владимир Наумов, – Шепилов (в тот момент – секретарь ЦК КПСС, сыгравший ключевую роль в подготовке антисталинского доклада – А.П.) делал доклад в АОН при ЦК КПСС. В прениях выступили два коммуниста, которые вышли далеко за рамки критики культа личности Сталина. Шепилов направил докладную записку в президиум ЦК и секретариат ЦК.По этому сигналу немедленно были приняты меры. Профессора Б.Н. Кедрова навсегда изгнали из АОН, а преподаватель кафедры философии И.С. Шариков – участник и инвалид войны, член партии с 1931 г. – был не только уволен из АОН, но и вскоре осужден. Несколько лет он находился в лагере для политических заключенных».

Реакция на развенчание «отца народов» была лавинообразной, и не только в пределах СССР

Реакция на развенчание «отца народов» была лавинообразной, и не только в пределах СССР. «Замахнувшись на сталинскую икону, – констатирует Нафтали, – Хрущев нанес удар не только по советской, но и по мировой коммунистической системе». Венгрия на разоблачение Сталина откликнулась антикоммунистическим восстанием, подавить которое Москва смогла лишь пойдя на прямую военную интервенцию. Ощутили взрывную силу разоблачений и западные компартии. («Скажем, компартия США, по существу, так и не оправилась после хрущевского доклада», – рассказывает Нафтали.)

Тут-то и явила себя в очередной раз ирония истории: развенчивая Сталина, Хрущев, по словам Таубмана, предпринял грандиозную попытку улучшить советский коммунизм. Но, поскольку обожествление Сталина было одним из столпов системы, объективно эта попытка привела к подрыву ее легитимности.

При этом собственно политические изменения – в частности, в составе правящей элиты – были невелики. «Никто из тех, кто был превращен в лагерную пыль, возвращен во власть не был, – подчеркивает Шушарин. – В историю – да, но не во власть». «Более того, – продолжает аналитик, – в политической сфере, за исключением окончания массовых лагерных репрессий, в общем-то ничего хорошего не происходило. А происходило – подряд – подавление выступлений в Берлине, в Будапеште, в Польше (о чем мы забываем). Подавление выступления в Новочеркасске. И, конечно, очень мощная и Хрущевым возглавленная идеологическая кампания после 1962 года. Причем, в отличие от Сталина, он никакому Жданову ничего не перепоручал – сам кричал на того же Аксенова, на Вознесенского… Посещение Манежа. Посмотрите прессу того времени – «Литературку», «Советскую культуру»: достаточно мрачные статьи шли потоком. И так продолжалось до отставки Хрущева – которую многие восприняли как возвращение оттепели. Они обманулись, но такие настроения были. К 64 году он уже поддержки интеллигенции не имел».

«Хрущев оставался лидером прежней эпохи, – так объясняет политолог эту траекторию от оттепели и антисталинского доклада к Манежу и Новочеркасску. – Пытавшийся копировать тот тип лидерства, который он сам похоронил. Помимо своей воли, он создал систему, в которой стали возможны горизонтальные связи между аппаратчиками. Но сам-то он хотел руководить по-прежнему, т.е. вертикально, а система была уже более сложной. Но Хрущев этого не замечал. Проводил совещания, ездил по Америкам, по местам выращивания кукурузы и потерял нюх к тому, что происходит. Именно об этом свидетельствует то, кто пришел ему на смену, и как пришел. Ведь Брежнев пришел к власти по горизонтали – как выдвиженец сговора номенклатуры. Антихрущевский заговор представлял собой не просто кремлевский сговор, а сговор с обкомовцами, заговор губернаторов! При Сталине это было совершенно немыслимо».

В непонимании характера вызванных им самим перемен – ключ к трагедии Хрущева.Шушарин подчеркивает: воздействие антисталинского доклада 1956 года объясняется тем, что он резонировал с тем настроением, уже существовавшим в обществе после войны. А точнее – с осознанием того, что действующим лицом истории является не один только вождь, не одна только власть. «В документах того времени, – уточняет политолог, – появилась формулировка (позднее исчезнувшая): «трудом советских людей». Произошло некоторое переключение внимания – не только в культуре, но и в массовом сознании – к человеку как к субъекту истории. В этом резонансе – объяснение того, почему вдруг произошла оттепель. Объяснение той яркой вспышки в культуре, литературе, искусстве, которой отмечена та эпоха».

Рой Медведев рассказывал о ходивших в Москве слухах, что Хрущев лично дал указание уничтожить несколько больших бумажных мешков с документами. Что там были за документы? Только ли о его личном участии в Большом терроре?
Ирина Павлова

И все же разоблачитель Сталина, по-видимому, чувствовал масштаб происходящего. Но – по-своему. «Полагаю, – уточняет Ирина Павлова, – что судорожные действия Хрущева после 20 съезда объясняются тем, что, ознакомившись с подготовленными для него материалами секретного доклада и тем более прочитав его публично, он пережил потрясение. Заглянул в открывшуюся ему бездну и испугался. Рой Медведев рассказывал о ходивших в Москве слухах, что Хрущев лично дал указание уничтожить несколько больших бумажных мешков с документами. Что там были за документы? Только ли о его личном участии в Большом терроре?»

В конечном счете этой двойственностью и определяется место Хрущева и в советской системе, и – в равной степени – в мировой истории. «Объективно Хрущев больше всех сделал для становления системы, – убежден Шушарин. – Он был самым большим империалистом. Он начал гонку вооружений. Он был бескомпромиссен в подавлении любых национальных и социальных движений».

«Однако, – продолжает аналитик, – антисталинский доклад перечеркивает все это в глазах нынешней правящей элиты. Тот режим, который беспрерывно существует в России с 1917 года, как бы ни называлась эта страна в разные времена, основан все-таки на том, что верховная власть и ее высший носитель непогрешимы. Власть никогда не допускает признания в том, что она что-то сделала неправильно. А Хрущев создал опаснейший прецедент, который лишил безграничной власти всех последующих лидеров, как бы они ни назывались. Он показал, что власть далеко не всегда позитивна и конструктивна, и что она может критиковаться – вплоть до ее высшего носителя.Конечно, эта система, которая сегодня находится в стадии роста, потерпеть этого не может. Но прецедент – остался навсегда».

В ДРУГИХ СМИ




Recommended

XS
SM
MD
LG