Российские власти продолжают настаивать на том, что так называемое «присоединение» Крыма к России прошло бескровно и под всеобщее одобрение местных жителей. Между тем в Симферополе, помимо известных февральских акций протеста, в частности 26 февраля 2014 года, еще один массовый митинг прошел 8 марта. Тогда же тысячи крымских женщин вышли на акцию против войны: в разных городах и поселках крымчанки выстроились вдоль трасс с украинскими флагами и плакатами с надписями: «Крыму – мир», «Хочу жить», «Нет войне», «Мы за единую Украину». Преследования крымчан с проукраинской позицией начались тогда и продолжаются по сей день.
Как участники тех событий находили смелость для новых акций, казалась ли аннексия необратимой, и какие настроение царили среди крымчан в начале «русской весны»? Об этом в эфире Радио Крым.Реалии – координатор движения «Евромайдан-Крым» Сергей Ковальский, журналист телеканала ATR Шевкет Наматуллаев и украинский военный журналист Андрей Цаплиенко.
– Что больше всего запомнилось вам из тех февральских и мартовских событий, Сергей?
Ковальский: 1 марта мы собрались в здании Украинской православной церкви – это были активисты «Евромайдан-Крым», и тогда впервые прозвучало предложение противостоять захвату полуострова общественными акциями, митингами, поскольку до этого и украинские власти, и Меджлис крымскотатарского народа призывали всех сидеть дома и не провоцировать конфликт. Мы не считали, что мирные акции могут провоцировать конфликт. Мы были уверены, что крымчане, которые не хотят пагубных перемен, должны продемонстрировать свою позицию не только Украине, но и всему миру. Сидеть дома и бездействовать активисты уже не могли.
– Как себя вели представители правоохранительных органов?
Ковальский: Они к тому времени уже не боялись препятствовать, не боялись обзывать, а когда «самооборона» нападала на активисток организации «Женщины за мир», милиция бездействовала. Мы выходили много раз: 1, 2, 7, 8, 9 марта. Самый массовый митинг пришелся на 9 марта, день рождения Тараса Шевченко – там было 2-3 тысячи человек. Но я помню глаза людей: они действительно боялись, что возникнет угроза их жизням, особенно когда вокруг ездят бронетранспортеры, а по городу с автоматами ходят иностранные военные. Страх был в воздухе, но эти люди все равно выходили на акции. Я хотел бы в особенности отметить крымских женщин, их смелость. К сожалению, мы не получали необходимой поддержки со стороны, и Рефат Чубаров тогда считал, что, вероятно, не надо разжигать конфликт. Но я убежден, что общественными акциями ситуацию в Крыму можно было изменить.
– Вряд ли бы это заставило Кремль вывести своих «зеленых человечков». Но что значило в те дни попасть в руки к так называемой «самообороне» Крыма?
Ковальский: Это означало попасть в плен и подвергнуться пыткам. Активистов Андрея Щекуна и Анатолия Ковальского сначала вообще задержала милиция, а уже милиционеры передали их в руки неизвестных «самообороновцев», которые потом продержали пленников 11 суток и всячески пытали, выбивая информацию. Насколько я знаю, спрашивали и обо мне, поскольку я как предприниматель помогал активистам. При этом похитители, судя по всему, знали про мои действия очень много, то есть они были подготовленными людьми, которые следили за нами не первый месяц.
– Что такое «самооборона» Сергея Аксенова в 2016 году, Шевкет?
Наматуллаев: Это бандиты, которых он тогда собрал, а сейчас они легально ходят по городам Крыма, выполняют приказы Сергея Аксенова, официально получают деньги из бюджета. Эти дармоеды патрулируют улицы вместе с полицейскими, но от них никакого толку, только одни проблемы.
– Есть ли какие-то сведения о численности этой «самообороны»?
Наматуллаев: Когда она только начала формироваться, было 10 рот, в каждой – по 120-130 человек, то есть уже в феврале они собрали около полутора тысяч. Началось это 23 февраля, когда крымские татары проводили митинг на площади Ленина, а Сергей Аксенов собрал свой митинг «Русского единства» около парламента, где они начали собирать и разбирать автоматы, а также записывать людей в ряды «самообороны».
– Для чего эта структура нужна сегодня?
Наматуллаев: Сложно сказать, но тогда «самооборона» служила для устрашения. Возможно, Сергей Аксенов просто не захотел их ликвидировать и оставил как верных псов, для грязной работы: похитить кого-то, избить. Это легальная армия российского главы Крыма.
Ковальский: За неделю-полторы до появления «самообороны» появилась информация, что собственники обзванивают спортивные клубы в поисках потенциальных бойцов. Для нас это все не было новостью. Мы прекрасно понимали, что это неадекватные спортсмены, которые получили специальную задачу – официальные «титушки», еще и с автоматами.
– Одним из самых скандальных эпизодов стало нападение на съемочную группу украинского журналиста Андрея Цаплиенко. Что тогда случилось, Андрей?
Цаплиенко: Учитывая, что тогда происходило вокруг, инцидент с нами вовсе не казался пределом возможного. Вскоре стало ясно, что люди, которые решили демонтировать Украину, не остановятся ни перед чем – ни перед унижениями, ни перед похищениями и убийствами. Но на тот момент самым жутким было то, что все происходило на украинской территории, что это был город, который я очень любил, полуостров, где жили мои друзья. Я даже в страшном сне не мог представить, что на журналистов могут вот так просто напасть. Сначала за нами шла настоящая охота по Севастополю, потом нас избивали, стреляли около головы и так далее. Я сейчас понимаю, что тогда был даже спокоен, то есть внутренне готов к любому развитию событий.
– Какие настроения тогда в целом царили в Крыму?
Цаплиенко: Большинство людей, с которыми мы встречались, равнодушно относились к ситуации. Была очень активная часть тех, кто хотел, чтобы Крым стал российским – это и «самооборона», и заезжие казаки, и местные жители, тоскующие по высоким пенсиям. На одном из пикетов возле штаба Военно-морских сил Украины кто-то из молодых людей подошел ко мне и с такими стеклянными глазами начал произносить заученный текст о том, что они все принадлежат к «русскому миру», к миру Льва Толстого, Ивана Тургенева, Александра Пушкина. Я попросил его процитировать что-нибудь из Ивана Тургенева, на что молодой человек невнятно произнес: «Му-му». Совершенно анекдотичная ситуация! Эти люди руководствовались какими-то клише, мифами советских времен, были оторваны от реальности. Поэтому мне казалось, что ситуация не похожа на необратимую. К тому же украинские военные были готовы открыть огонь на поражение – это правда, мы говорили со многими из них, они ждали приказа. Еще была часть людей, которые помогали нам, военным – едва обозначившиеся волонтеры, завозившие продукты на окруженные украинские базы, подсказывавшие нам, где опасно, как действовать. Многие делились любительским видео, отснятым во время акций. У меня складывалось впечатление, что Крым все же удастся отстоять, но оно ушло ночью с 7 на 8 марта, когда на нас напали.
Ковальский: Полностью согласен: не было тогда ощущения, что Крым потерян. Мы не смогли убедить всех, что Россия – то же самое, что война. В таком случае, поверьте, и пророссийские крымчане, и сомневающиеся не поддержали бы «зеленых человечков». На Донбассе мы начали побеждать, как только стали давать отпор – я считаю, что нужно было начинать с Крыма.
