Олег Панфилов: Россия по-прежнему – тюрьма народов

Специально для Крым.Реалии

От ностальгирующих по Советскому Союзу вразумительного ответа на вопрос о том, что их туда тянет, не дождешься. Для многих это ностальгия по детству, по молодости – одноклассники, однокурсники, выпускной, первый поцелуй, первый ребенок – обычная физиология. Идеологических поклонников намного меньше – у многих в семьях были проблемы – кого арестовали и посадили, кого расстреляли, кого сослали. Страна была закрытой и криминальной, КПСС пыталась быть «решалой», применяя власть только тогда, когда речь шла о посягательства на саму власть. Вот тогда, как говорили в СССР, применялась сила «по всей строгости закона», хотя закона как такового и не было, было желание любой целой сохранить власть. И на вопрос почему все жили «дружно», не надо искать ответ.

Ответ очень простой – в тюрьме редко ссорятся, все в одинаковом положении. Есть только смотрящий зоны, который регулирует конфликты. Кстати, в тюрьме нет межнациональных конфликтов, именно по той же причине – там все равны, разница только в том, что кто-то в таком положении года два-три, кто – лет на десять, а кто и пожизненно. Советские вожди полагали, что они тоже будут «пожизненно» править. Еще и намеревались распространить «мировой пожар» как можно дальше и больше. Отсюда и известное выражение «СССР – тюрьма народов». В советское время пропаганда, привыкшая все сваливать на царей, заменила «Россия – тюрьма народов» на «Царизм – тюрьма народов».

3 августа 1976 года, в ночь на среду, в центре Ленинграда, на стене Петропавловской крепости появляется надпись огромными буквами, видными издалека: «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков!». Надпись не единственная – в других местах Ленинграда немало других крупных надписей на стенах зданий: «Долой партийную буржуазию!», «Партия – враг народа», «СССР – тюрьма народов», «Свободу политзаключенным!» и другие более-менее неприятные для коммунистов слова. Ленинградские чекисты начали прочесывание «гнилой интеллигенции» и спустя месяц, 13 сентября арестовывают художников Юлия Рыбакова и Олега Волкова. В допросах они сознаются, что и апрельские трамвайные надписи, и августовские настенные – дело их рук, причем, каждый полностью берет вину на себя.

На самом деле, утверждение про «тюрьму народов» не принадлежит ленинградским диссидентам, а французскому аристократу Астольфу де Кюстин, который посетил Российскую империю в 1839 году по приглашению императора Николая I, а потом написал книгу «Россия в 1839 году». Вот две цитаты: «…Сколь ни необъятна эта империя, она не что иное, как тюрьма, ключ от которой хранится у императора…», «…Теперь для меня нет больше сомнений и колебаний, я составил себе суждение об императоре Николае. Это человек с характером и волей — иначе он не мог бы стать тюремщиком одной трети земного шара, – но ему совершенно чуждо великодушие…».

Как бы не старались советские и современные российские пропагандисты опровергать очевидное, у выражения «СССР – тюрьма народов» есть конкретная дата и причина. 8 июня 1934 года ВЦИК СССР принял закон о суровой каре, вплоть до смертной казни, за попытку побега из страны. Так выглядел один из пунктов статьи 58 УК РСФСР (в редакции 1927 года и поправками 1934 года): «Измена Родине, т.е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет заграницу, караются высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах — лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества». Статья на самом деле большая, из 14-ти пунктов – на все случаи неудавшейся жизни, советская власть могла посадить за все, так же, как и обвинить во всех грехах, к которым человек не имел никакого отношения.

Процессов было много, власть запугивала население, называя избранных «преступниками» – шпионами, заговорщиками, диверсантами и прочими словами, которые должны были вызвать негодование советских людей. Недавних соратников Сталин и его окружение спокойно обвиняли, арестовывали, судили и расстреливали, называя «врагами народов». Больше всего обвиняли в том, что «выявленные враги» –шпионы, диверсанты, вредители и террористы. В 1930-х года в СССР был культ внутреннего врага, когда писатели, поэты, художники и прочие мастера культуры, депутаты и советские чиновники соревновались в том, чтобы придумать оскорбительное определение. Максим Горький, тогда один из наиболее приближенных к Кремлю, написал такое: «Но предатель – это настолько своеобразное отвратительное создание природы классового государства, что сравнить предателя не с кем и не с чем. Я думаю, что даже тифозную вошь сравнение с предателем оскорбило бы».

Горькому повезло – он был любимчиком обоих вождей, а когда умер, то Сталин лично нес урну с его прахом к Кремлевской стене. Все знают Горького как яркого писателя, сочинителя социальных романов и прозорливых рассказов из переписанных легенд. Его поддержка советской власти была неоценима, когда он вернулся из добровольной ссылки, из Италии, и стал основателем советской пропагандистской литературы, воспитавшей огромное количество бездарных поэтов и писателей, сочинявших произведения во славу Ленина, Сталина и родной коммунистической партии. Еще в Италии Горький написал статью, одновременно опубликованную 15 ноября 1930 года в «Правде» и «Известиях»: «Против нас все, что отжило свои сроки, отведенные ему историей; и это дает нам право считать себя все еще в состоянии гражданской войны. Отсюда следует естественный вывод: если враг не сдается, — его истребляют».

В 1932 году Горький окончательно вернулся из эмиграции – свеженький, загоревший, подкормленный итальянской едой, туда – в Советскую Россию, в которой набирал обороты маховик репрессий. Был бы Горький на самом деле тем, за кого его принимали, гуманитарием и мыслителем, то он бы ужаснулся масштабом репрессий. Но он написал то, что думал, он решил встать рядом со Сталиным, поддержать репрессии, уничтожение остатков русской культуры, воспитать из них пропагандистов.

Потом с 1950-х годах появились настоящие шпионы – из офицеров советской разведки, решивших освободится от советской действительности – Петр Попов, Олег Пеньковский, Леонид Полещук, Владимир Ветров, Владимир Пигузов, Адольф Толкачев. Их не назначала «шпионами» советская власть, как в 30-х годах, они ушли сами. О них больше написано, потому что они на самом деле были разведчиками и на самом деле предали советскую власть, имея на то свои моральные соображения.

Сейчас в России Горького заменяет Александр Проханов, один из основоположников новой литературы ненависти, закаленный в советское время прославлением не одой советской войны. Традиции литературной пропаганды сохраняются, крепнут и развиваются в зависимости от потребностей Кремля, а точнее – чекистской группировки, возомнившей себя той самой властью, которую задумал создать когда-то Сталин. Многое из того, что вытворяют сейчас российская пропаганда, прокуратура, МВД, Государственная дума и президент, напоминает сталинские времена. Население с удовольствием ностальгирует и участвует в государственном шоу «Сделаем Россию сильной», хотя на самом деле, сильной она, как и СССР, может быть только масштабом репрессий, но не экономикой. В советской идеологии важнее была не экономика, а унижение людей и страх, который они должны испытывать перед властью – как заключенный перед вертухаем.

Прочтите показания В.А Диасамидзе, студента геологоразведочного института, допрошенного НКВД 1 апреля 1938 года: «Диасамидзе сознался в том, что он является участником контрреволюционной террористической группы, в которую был завербован Егановой, студенткой института Народного хозяйства (муж Егановой арестован органами НКВД). Группа организовалась в октябре 1937 года преимущественно из родственников репрессированных. Участники группы систематически устраивали нелегальные сборища на квартире Егановой или Канделаки Аркадия. На этих сборищах участники группы вели контрреволюционные разговоры, высказывали озлобление против ВКП(б) и советского правительства и террористические настроения». Диасамидзе Владимир Александрович был расстрелян 21 апреля 1938 года, через двадцать дней после допроса, реабилитирован 12 мая 1956 года. Он один из миллионов, кто случайно попал под каток репрессий – власти придумать обвинения не составляло труда. Расстрелять было еще легче.

Нет, сейчас не расстреливают по решению «тройки», но как им, нынешним хозяевам России хочется, гладким ожиревшим чиновникам в МВД и прокуратуре, депутатам в Госдуме, почти каждый день придумывающим законопроекты с запретами. Иногда кажется, что они в какой-то момент растеряются и запретят самих себя. Но пока они с удовольствием запрещают, как будто компенсируют невозможность массовых расстрелов, как при Сталине, и миллионы ссыльных в сибирские ГУЛАГи. Без сомнения, была бы у них возможность и не было бы банковских счетов в Европе и офшоров в укромных уголках планеты, жили бы они припеваючи за «железным занавесом» и строчили бы свои многочисленные запретительные законы. Не сомневайтесь, Россия, как и прежде, – тюрьма народов.