Доступность ссылки

«Обобрали до трусов»: россияне голышом борются против пенсионной реформы


Мария Кривенко во время пикета "Обобрали до трусов"
Мария Кривенко во время пикета "Обобрали до трусов"

Интернет облетели фотографии ростовчанок, прикрывающих наготу плакатом со словами "Обобрали до трусов". Акция с хештегом #ТрусыПротеста стала ответом на отказ мэрии Ростова-на-Дону в согласовании митинга против повышения пенсионного возраста. Девушками, раздевшимися в протестных целях, оказались местные политические активистки Анастасия Шевченко и Мария Кривенко.

Митинги против пенсионной реформы в последние несколько дней состоялись в десятках российских городов, собрав тысячи человек. Согласно нынешнему проекту реформы, утвержденному правительством, россиян ждет поэтапное повышение пенсионного возраста: для мужчин с 60 до 65 лет к 2028 году, для женщин – с 55 до 63 лет к 2034-му. ​

Мария Кривенко – заместитель председателя регионального отделения партии "Яблоко". Недавно при их активном участии в регионе создано новое общественное объединение – "Демократическая коалиция Дона", куда вошли представители партии Яблоко", партии "Гражданская инициатива", движения "Открытая Россия", движения "Весна". Анастасия Шевченко – член федерального совета "Открытой России", руководитель регионального отделения партии "Гражданская инициатива", она возглавляла в Ростове штаб кандидата в президенты РФ Ксении Собчак, участвовала в проекте Михаила Ходорковского "Вместо Путина". По просьбе Радио Свобода она подробнее рассказала об идее акции "Обобрали до трусов".

"Драконовские инициативы правительства обворовывают народ"

– Чьей идеей было устроить такие пикеты?

Анастасия Шевченко
Анастасия Шевченко

Мы вместе с Машей ходили подавать заявку в мэрию на проведение митинга 6 июля, нам отказали без предоставления альтернативной площадки. Сейчас в городе идет чемпионат мира по футболу, поэтому есть одно место, где можно проводить массовые мероприятия – на окраине, но даже оно оказалось занятым с 7 утра до 17.00.

Мы собрались, чтобы решить, что делать. Мысль была такая: нас действительно обобрали до трусов и не дают высказать свое мнение. От этой фразы "обобрали до трусов" и родилась акция.

– На фото сложно узнать место, в котором проходила акция...

– И хорошо, потому что правоохранительные органы проявляют к нам пристальное внимание. Здесь важно не место: мы хотели привлечь внимание к тому, что драконовские инициативы правительства обворовывают народ. Люди же понимают, что когда сразу происходит рост НДС, коммунальных платежей, госпошлины, а еще и пенсионная реформа – это неминуемо скажется на ценах. Тема волнует абсолютно каждого, даже госслужащих, даже сотрудников правоохранительных органов.

– Вас видели люди – как они реагировали?

– Вполне позитивно реагировали. Мне, например, мужчина-велосипедист предложил вместе подержать плакат.

– Акция прошла без последствий для вас?

Звонили из полиции, спрашивали, какие акции мы еще планируем проводить в июне. Могут и постфактум наказать.

У Анастасии Шевченко и Марии Кривенко нашлись последователи и в других российских городах: 1 июля активист Дмитрий Румянцев провел в жилом массиве Дербышки (Казань) такую же акцию против повышения пенсионного возраста
У Анастасии Шевченко и Марии Кривенко нашлись последователи и в других российских городах: 1 июля активист Дмитрий Румянцев провел в жилом массиве Дербышки (Казань) такую же акцию против повышения пенсионного возраста

"Наверное, надо уезжать"

– Анастасия, у вас есть опыт задержания. Например, в прошлом году вас арестовывали "по жалобе граждан".

Когда я была готова отойти от протеста, появлялись люди, которым была нужна помощь

Меня задерживали дважды. Первый раз – на день рождения Путина, для выяснения личности, хотя я тогда просто стояла на улице, в руках был свернутый плакат. Сказали, что я похожа на воровку цепочек. Три часа продержали, допросили и отпустили. Второй раз – по жалобе казаков на наклейки "Стоп Путин". Меня вообще казаки почему-то не любят. Тоже три часа продержали, но поскольку у меня ничего, кроме книжки, которую я купила ребенку, не было, отпустили. Это, по-моему, предупреждение, запугивание, такая превентивная мера.

Вообще представителей власти это [повышение пенсионного возраста] тоже касается: они и в магазины ходят, и машины бензином заправляют. Ко мне некоторые госслужащие после акции подходили на улице, выражали согласие. Но вслух никогда не скажут. Они не могут – я могу. И в этом мой плюс. Минус, конечно, это преследования. У меня по двум эпизодам 5 июля состоится суд. Мне очень часто задают вопрос: что ты будешь делать? Наверное, надо уезжать, многих образованных и активных людей таким образом выдавливают из страны.

Я очень не хочу уезжать, но угрозы были. Мне здесь хорошо, я люблю Ростов, даже в Москву не хочу. Я часто бываю за границей, знаю языки и, возможно, быстро ассимилировалась бы где-нибудь в Европе. Если станет выбор: провести три года в тюрьме или уехать из страны, я не знаю, что выберу.

– Здесь возможен компромисс?

– В моем случае – это выйти из политического поля, отсидеться где-то. Но это сложно. Я иногда зарекаюсь, что сделаю паузу. Но не могу.

– Почему?

– Видимо, и от воспитания многое зависит – у меня папа тоже борец за справедливость. Сложно сказать. Когда я была готова отойти от протеста, появлялись люди, которым была нужна помощь. Ты понимаешь, что в состоянии что-то сделать, и продолжаешь. А власть постоянно подкидывает эти поводы, всегда есть против чего протестовать.

Анастасия Шевченко на акции "Трусы протеста", Ростов-на-Дону
Анастасия Шевченко на акции "Трусы протеста", Ростов-на-Дону

​"Я уже не молодой какой-то безумный активист"

– Анастасия, с чего начался ваш политический активизм?

– Я работала журналистом и изнутри увидела кухню: как работает власть, как ведет себя на выборах "Единая Россия", с этого и началось. У меня, видимо, внутри врожденное чувство справедливости, если вижу несправедливость, стараюсь об этом говорить, и детей своих этому учу. У меня сын в первый класс идет, дочь в средней школе, и то, что там происходит, мне очень не нравится. У нас, например, навязывают уроки религии, мою дочь заставляли их посещать. Они однобоко изучают только одну религию, православие, другие даже не рассматривают. Я стала единственным родителем, который отстоял право моего ребенка не ходить на эти уроки, все остальные послушны.

– Но, насколько я понимаю, политикой всерьез вы занялись в движении "Открытая Россия".

– Нет, еще раньше я состояла в движении "Солидарность", мы часто проводили митинги, пикеты. "Открытая Россия" меня заинтересовала тем, что делала это по-другому. Если "Солидарность" в регионах никак не работает, все заточено на центр, то "Открытая Россия" видела смысл в том, чтобы развивать региональные отделения. Плюс проект "Вместо Путина", в котором мне предложили участвовать.

– Как говорил Ходорковский, для этого проекта было отобрано всего 25 человек из регионов, и из них планировалось "сделать политиков федерального уровня, чья компетентность не будет вызывать сомнений".

Опять же, у меня есть дети. И я все время думаю, когда этих молодых ребят задерживают: что чувствуют их матери?

– Этот проект мне дал очень многое, это был один из самых успешных проектов, нам давали очень интересные задания. Если бы не он, я бы не прочитала важные для меня книги, не изучила биографии политиков. Мы анализировали, например, что они сделали правильно, что нет, задумывались, что будет делать политик, придя к власти. Потому что большинство активистов бьется, не понимая, "а что потом?". Было у нас такое задание: ответить на вопросы пресс-конференции Путина. Там много узких тем, капремонт, например, в которых глубоко не разбираешься, – входили в глубже, изучали опыт других стран, и получалась совсем другая картина. Такие проекты очень нужны, это своего рода политпросвещение.

– Вам предлагали возглавить региональный штаб Алексея Навального, почему отказались?

– Это произошло фактически одновременно с "Открытой Россией". Во-первых, не было времени делать все вместе. Во-вторых, я тогда не очень верила, что это будет успешный проект – не было раньше никаких штабов, которые создавались за год до выборов, и я не очень понимала, что целый год надо делать. Это сейчас все думают, что у политика обязательно должен быть штаб. К тому же у меня была постоянная работа, дети, и решила, что это не мое.

Я к Навальному отношусь хорошо, но у меня претензии к тому, что произошло 5 ноября. Мне не понравилось, что он поддержал акцию "5.11.17" (так называемую "революцию Мальцева". – Прим. РС), что призвал тогда выходить на улицы. Я уже не молодой какой-то безумный активист, мне 38 лет. Опять же, у меня есть дети. И я все время думаю, когда этих молодых ребят задерживают: что чувствуют их матери? Считаю, не надо было на тот момент ничего делать, тем более что сам Мальцев был во Франции. Да и вообще, к несанкционированным акциям протеста я отношусь не очень хорошо. Я понимаю, что это помогает попадать в топ-новости, но потом люди отсиживают реальные сроки – по три года сидят. Это выброшенные годы из жизни молодых людей, хотя они и знают, на что идут. Есть люди, которые активно включаются в протесты, ходят на митинги, и есть те, кто ищет другие способы протеста.

– Вы себя к каким относите?

– Ко вторым, и за это меня часто осуждают. Но это позволяет привлекать людей, которые тоже против многих проявлений нашей жизни, но не готовы ходить на митинги.

"Не хотелось бы стать политзаключенной"

– Как в вашей жизни появился штаб Собчак, были ли с ним связаны какие-то личные надежды?

Анастасия Шевченко
Анастасия Шевченко

– Нет, мне просто было интересно увидеть изнутри, как проводится президентская кампания. Я понимала, что если этим займусь, многие от меня отвернутся. Что и произошло.

– Вы работу потеряли?

– И работу, и многих друзей, коллег. Но приобрела новых, и не жалею ни капли. Мы работали без выходных, в праздники, до 10 вечера, собирали подписи зимой на улице. Мне кажется, это была самая яркая кампания.

– Вы рассчитывали, что те дела, которые Ксения затеяла (в Ростове-на-Дону это помощь погорельцам Театрального спуска. – Прим. РС), будут доведены до чего-то конкретного?

– Большинство дел мы старались довести до конкретного результата. Что касается погорельцев, то на тот момент чем им можно было помочь? Они четко знали, чего хотят, при этом не хотели вмешиваться в политику. Им важна была федеральная информационная огласка, и Ксения Анатольевна ее дала. Важно, что мы помогли с адвокатом активисту, арестованному 5 ноября, и он до сих пор работает по этому делу. Собчак продолжает и сейчас помогать: написала письмо губернатору, чтобы установили памятник Солженицыну.

– Другие вопросы тихо сошли на нет?

– Их было столько, что юристы наши до сих пор решают некоторые из них.

– Например?

– Месяц назад из дальнего хутора позвонили и попросили помочь – людям необоснованно много насчитали за газ. Штаба нет давно, юрист в нем не работает, но тем не менее он взялся, составил иски, и им произвели перерасчет.

– Как не потерять все эти наработки?

Если власть не идет на контакт, то единственный выход – самим идти во власть

– Вот для этого мы и создали "Демократическую коалицию Дона". После выборов штаб закрылся, а актив штаба Собчак и партии "Яблоко", с которым коммуницировали, остался. Люди хотят дальше что-то делать, поэтому объединились в демкоалицию. Это просто общественное объединение единомышленников. Мы – члены разных партий, возможно, в чем-то разных взглядов, но способны вместе работать, как на акции "Трусы протеста", можем вместе идти на выборы.

– Вы свою кандидатуру не выставляете?

– Я хотела, готовилась к этому, но в последний момент решила отказаться. Все-таки у меня больше опыта в организации предвыборной кампании. От нас пойдут Сергей Шалыгин и Николай Коннов, и я постараюсь им помочь по максимуму.​ На самом деле, гражданский активизм – это норма. Вот когда человеку все равно, что его обворовывают, что у него во дворе бардак, что дороги разбиты, – это ненормально. Нужно делать все, чтобы улучшить качество жизни своей и своих детей. Поэтому мы требуем этого от власти. И если она не идет на контакт, то единственный выход – самим идти во власть.

– То есть в политику?

– На самом деле, каждый человек так или иначе занимается политикой. Очень часто я от гражданских активистов слышу: "Мы вне политики". Нет, вы в политике. Для Америки, к примеру, то, чем ты занимаешься в своем дворе, – это уже политика. Они так и идут дальше во власть. Еще три года назад, когда мне говорили, что я политик, я тоже отнекивалась, что я гражданский активист. А сейчас понимаю: все, чем мы занимаемся, – это политика, и не надо бояться этого слова.

FACEBOOK КОММЕНТАРИИ:

В ДРУГИХ СМИ




Recommended

XS
SM
MD
LG