25 лет назад, в ночь с субботы на воскресенье, 28 мая 1995 года в поселке Нефтегорск Охинского района на Сахалине произошло сильнейшее землетрясение. Поселок полностью был разрушен. Из 3197 человек, живших в Нефтегорске, погибли 2040 – в том числе дети.
Сегодня, спустя четверть века после землетрясения, от поселка ничего не осталось, кроме мемориалов. Официально он перестал существовать на карте России в октябре 1995-го. Там, где раньше стояли блочные пятиэтажные дома на 80 квартир, установлены надгробные плиты с указанием номера дома: 17 домов – 17 надгробий. Сейчас бывший поселок называют городом мертвых.
"Рюмочки иногда звенели"
Поселок Нефтегорск в 60-е строили ударными коммунистическими темпами. Сюда переселяли тех, кто жил и работал вблизи нефтяных и газовых сахалинских месторождений – Малое Сабо, Большое Сабо, Нельма, Мухто, Паромай, Кенига.
– Это был поселок городского типа, все дома пятиэтажные, благоустроенные, большой клуб, столовая городская, где очень вкусно готовили, детские сады, школа, магазины, музыкальная школа (я ее там окончила), ледовый каток, – рассказала Ольга Слепухина, которая сегодня живет в Москве. – Я жила в Нефтегорске практически с рождения и до окончания 7-го класса. Мне на момент трагедии было 33 года, моя семья уже уехала с Сахалина.
Предвестников катастрофы не наблюдалось, считалось, что эта часть Сахалина не подвержена землетрясениям. К тому же обширная сеть сахалинских сейсмостанций, построенная в советские времена, к 1995 году практически развалилась.
– У нас никогда не было сильных землетрясений. Правда, иногда чуть рюмочки позвенят, и все, – рассказал бывший водитель Вячеслав Мисенко, который живет сейчас в Краснодаре. – В Нефтегорске прошли мои самые лучшие, бурные молодые годы. Котельная, хлебопекарня! Столовая была замечательнейшая, ее заведующий Виктор Корнеев всегда еду проверял. А все повара стоят, смотрят: если он покушал и сказал спасибо, то все хорошо. А если молча положил ложку и ушел, то берегитесь, плохо приготовили. Моя жена работала поваром. На 1 рубль 20 можно было поесть вдоволь. В день, когда случилось землетрясение, жена была на вахте и осталась жива.
Сам Вячеслав в ту ночь был в Краснодаре и вылетел домой первым же рейсом.
"Выжившие иногда вспоминают и рыдают…"
Землетрясение началось в 1:04 по местному времени. Эпицентр находился примерно в 20–30 километрах от Нефтегорска. Сила подземных толчков достигала 7,1–7,2 балла по шкале Рихтера, что было самым сильным за всю историю наблюдений: в земле образовалась многокилометровая трещина.
Пятиэтажные дома, построенные в 1969–70-х годах, буквально рассыпались на куски за считанные мгновения. Устояли лишь два кирпичных пятиэтажных дома, магазин, памятник Ленину на центральной площади поселка и сараи, в которых жители держали живность. Многие люди спали. Но не все.
Этой ночью в местном клубе проходил выпускной бал. Из 26 выпускников в живых осталось восемь человек.
– Дети были в клубе на выпускном вечере, и пора бы им расходиться, но они снова и снова просили поставить музыку, чтобы танцевать. А что поделаешь – молодежь. Кто мог знать. На них сверху рухнула огромная плита, – рассказал Вячеслав Мисенко. – Живые девочки, которые остались под завалами, разговаривали между собой и юбки одергивали, чтоб сраму не было, если их найдут мертвыми. Только мертвые сраму не имут. И вот теперь выжившие иногда вспоминают это и рыдают, это невозможно описать словами, сколько свалилось на их голову горя, и многие из них не хотят ничего рассказывать.
Телефонные провода были оборваны. Единственный мост, ведущий в поселок, рухнул.
– Наш участковый Андрей Глебов остался живой и добрался до соседнего поселка Сабо, где жил на даче начальник нашего отделения милиции Виктор Новоселов. Когда раздался взрыв (многие очевидцы описывают произошедшее как взрыв. – Прим. С.Р.), он сидел за столом. Воздушной волной его перекинуло через стол, но его дом уцелел, так как был деревянный и одноэтажный, и телефонная связь работала. По телефону Новоселов в свою очередь доложил своему начальнику милиции в городе Оха, что поселка нет. В ответ он услышал обвинения в том, что он напился или обкурился. В первый момент ему не поверили, – говорит Вячеслав Мисенко.
Участковый Андрей Глебов выжил чудом: он с семьей жил на пятом этаже и вместе с дочкой сумел выбраться из развалин. Квартира его родителей в том же доме находилась на первом этаже – и мать, и отец погибли. Жена с сыном в ту ночь были в Южно-Сахалинске.
В своих воспоминаниях Андрей пишет о том, что они выдвинулись из Нефтегорска в пятом часу утра и добирались по разрушенной дороге до поселка Сабо еще как минимум час, так как пришлось зайти на газораспределительный пункт и перекрыть газ, чтобы не допустить распространение пожаров: под руинами разрушенных домов уже началось горение.
Ночью и в первую половину следующего дня выжившие помощи не получили и пытались справиться со свалившейся на них бедой самостоятельно. Температура в это время года ночью опускалась до минус 10–15 градусов, а днем могла подняться до плюс 20.
– На помощь первыми приехали из Сабо, потом из города Оха простые жители, крановщики, родственники. Основная подмога пришла только на третий или четвертый день. Нельзя было проехать, мосты были поломаны, а потом по мелкому броду через реку сделали дорогу, и пошли краны, уже начали спасать людей. Мой брат Александр Николаевич был дома, а его жена на вахте – это ее спасло, – рассказал Вячеслав Мисенко. – Их дочь спала на двухэтажной самодельной кровати, которая была сделана из железных штырей. Эта кровать девочку спасла. Потолок упал на первый, верхний ярус, а дочь спала внизу. Эти штыри не согнулись даже. А вот брат Александр сильно пострадал– ему придавило ноги. Когда он очнулся, стал шарить в темноте. Ничего не мог понять, нашел телефон – а там тишина. Брат был начальником автоматической телефонной станции. Поначалу он и не понимал, что лежит в завалах. Начал кричать. Его услышал электрик, который жил в этом же доме, и его волной выкинуло с третьего этажа – он упал и ничего себе не повредил. Электрик сбегал в сарай, притащил ножовку, выпилил полы, которыми сдавило брату ноги, и вытащил его. Брату повезло, а ведь многих вот так пытались на свой страх и риск спасти, бульдозерами расчищали завалы и людей давили. Обычные же люди спасали, а не профессионалы. Они слышали крики из-под завалов и не могли стоять, спасали как могли. Там нужны были домкраты. Но люди до крови разрывали руки, чтобы достать своих. Один все-таки Коля Харин взял домкрат и поднял плиту, под которой лежала его жена Галя, у нее ноги придавило, но спасти ее не удалось – она умерла в больнице от заражения крови. Моя сестра Ольга погибла сразу. Видно, у нее сердце не выдержало – когда мы ее раскопали, она лежала целая, не поврежденная, а это очень редко было, ведь я видел много трупов. Я искал своих друзей. Смог только опознать троих. Люба Аляева, она работала "челноком", летала в Хабаровск и оттуда возила вещи на Сахалин. Володя и Люда Ярош собирались переезжать, уже контейнер собрали с вещами, но решили отпраздновать день рождения Володи 28 мая и погибли в его день рождения. Юрий Андрианов, Валерий Лазарев и его жена Галина заживо сгорели в доме, когда пошел газ.
Тела погибших сначала укладывали возле развалин домов, а потом отвозили в холодильник, который находился рядом с профессионально-техническим училищем №6.
– Это был торговый холодильник с огромными морозильными камерами. Людей свозили туда. Я пришел, чтобы помочь опознать своих друзей. Там лежали одни мышцы, без ног, без головы. Я был в таком шоке, что стоял долго. Не могу описать это состояние. Как пришибло меня. Я молчал. И про меня забыли и закрыли в этом холодильнике. А я все стоял и стоял, не мог прийти в себя, зачем я там и где я нахожусь, до тех пор пока обо мне не вспомнили и не вывели оттуда. Это очень тяжело, – вспоминает Вячеслав Мисенко.
Хронологию событий можно проследить по рабочей тетради начальника управления администрации Сахалинской области Валерия Белоносова, которая была опубликована в книге "Нефтегорск: трагедия и боль Сахалина". К 12 часам дня был проведен телефонный провод из Охи в Нефтегорск, а первое заседание комиссии по ликвидации чрезвычайной ситуации под руководством Игоря Фархутдинова было только в 17 часов 28 мая. Штаб развернули в Нефтегорске, в уцелевшей квартире Олега и Надежды Дьяковых.
Первое – сахалинское – подразделение МЧС было на место через 22 часа после землетрясения. Следующие – только через три дня, так как потребовалось время, чтобы собрать поисково-спасательные отряды и доставить их из Москвы на Сахалин. От помощи японских спасателей, которые могли добраться до места землетрясения примерно за час, российская сторона отказалась, так как вопрос о статусе Курильских островов, на которые претендуют японцы, был не решен.
Во второй половине дня 28 мая из Охи прилетели вертолеты, на которых эвакуировали раненых в центральную районную больницу. Командир вертолета Ми-8 Александр Каспирович снимал на камеру то, что происходило в Нефтегорске, с 28 мая по июль. В итоге получилось любительское видео на час с небольшим. Сюда же попали съемки праздничных гуляний 9 мая и последнего звонка, что отзвенел за несколько дней до трагедии. На кадрах – процесс эвакуации, развалины затянутых дымом пятиэтажек, пострадавшие, работа хирургов в операционных. Разорванное полотно железной дороги – торчащие из земли на несколько метров рельсы и провалы под ними. Тысячи гробов, сваленных в кучу. Попытки достать людей из-под завалов – сначала вручную, затем, спустя пару-тройку дней, на кадрах появляются башни кранов.
Ближе к концу записи в кадре, на фоне вырытых братских могил, больше похожих на траншеи, появляются женщина и ребенок.
– Средний сын у меня был в спальне, его плитами придавило. Он лежал, не двигаясь. Не живой, – рассказчица замолкает. – А этот (показывает рукой на белокурого мальчика лет 3–4. – Прим. С.Р.) лежал на диване. На него подушка упала, а потом сверху плита. Я его за ножки вытащила. И вот я его вытащила и в считаные секунды – и плита, и диван, и – все, – женщина махнула вниз рукой, показывая, как обрушилась плита. – А потом мы лежали. Он на спинке лежал, а я – на животе. Пить просил постоянно. У нас ваза хрустальная стояла. Вот он пописает в эту вазу, остынет, и я ему давала. Я его мочой же его и поила. Только так и выжили, что я его отпаивала мочой.
Александр Каспирович в 1995 году получил медаль "За спасение погибавших".
Появились мародеры
– Моя двоюродная сестра Лена уехала из нашего поселка Мишелевка в Хабаровск учиться, там она познакомилась с Володей Шишлениным. Они поженились и уехали работать в Нефтегорск. В тот день Володя уехал на вахту в другой поселок на целые сутки, была его смена. Он услышал этот взрыв. И вместе с другими вахтовиками они рванули в Нефтегорск, – рассказала Елена Сластная, жительница поселка Мишелевка Усольского района Иркутской области.
Когда Владимир Шишленин приехал, никого из своей семьи в живых уже не застал. Посреди руин дома стоял их холодильник – пол под ним остался целым. Шишленин стал искать жену с детьми. Она обычно спала с младшей дочкой в одной кровати. Он нашел их останки: опознал дочь по сережкам, она их все время теряла, и Владимир как-то по-особому переделал замочек. От жены Лены остался фрагмент щеки с родинкой. Ей было 33 года.
– Там власти установили правило: если человек находил труп, то нужно было обязательно сообщить в штаб, который там работал по ликвидации последствий землетрясения. Люди сами искали – МЧС не справлялось. Володя пошел в штаб, а в это время у его дочки кто-то сдернул эти золотые сережки, крошечные такие с камушком. Сына Димку Володя раскопал на третий день, его придавило плитой, он остался практически невредимый, – говорит Елена Сластная. – Володя похоронил своих родных в Южно-Сахалинске, в качестве компенсации ему дали однокомнатную квартиру в Хабаровске. По постановлению правительства всем пострадавшим гражданам выделялось жилье, выдавались жилищные сертификаты либо компенсация. Он там сделал музей, развесил там все вещи, что нашел, – школьный ранец, любимый халатик сына, шубу своей жены. Ему было очень плохо, он бегал по городу, кричал, ему ничего не помогало, ни таблетки, ни водка.
"Моя жизнь – душевный ад"
У Марины Мининой (в замужестве Жигинас) погибло четверо детей: Алена, Маришка, Тимофей, Егор.
– Моей старшей дочери было 15 лет, средней – 12, третьему сыну – 4,5 года, младшему сыну – 2,7, – рассказывает Марина Минина. – Вечером мы пришли, поужинали, помылись, я вышла из ванной, стояла в коридоре. Я ступила шаг, и в это время все произошло. Я была у порога. Я успела увидеть, как разорвался линолеум, как расщепились полы. Грохот. Пыль. Запах газа. И стоны. Я почему-то подумала, что рухнул только наш дом. Муж увидел, как над средней дочерью сломалась дверная коробка и ударила ее по голове. Старший сын Игорь был в этой же комнате, его завалило спортивной лестницей, он жил еще сутки.
Марине прищемило две ноги. Она попыталась выбраться, но стало еще хуже. Четверо с половиной суток пролежала она без воды, еды и медицинской помощи. На пятые сутки ее достали спасатели.
– Меня снимали на видео, я не понимала, для чего. Потом меня повезли на старой скорой помощи зеленого цвета, их еще называли "буханками", – говорит Марина Минина.
Она получила тяжело ранение – ей ампутировали раздробленную ногу.
Марина долго лечилась в больницах Охи, Южно-Сахалинска, Хабаровска. И все писала записки своему мужу, чтобы он собирал детей, вещи, контейнер для отправки из Нефтегорска. Она никак не могла понять, что этого ничего у нее больше нет.
– Меня повезли в Оху, а потом – в Южно-Сахалинск. Там мне ампутировали одну ногу. Я даже не знала, что у меня будет ампутация. Мне было 33 года. Насчет детей я тоже была спокойна. Я ничего не почувствовала. У меня пошло газовое отравление организма. Врачи говорили, что я умру, – вспоминает Марина.
Муж тем временем похоронил троих детей. Старшую дочь Аленку он не нашел, она в этот день отпросилась на ночевку к бабушке и дедушке. Они оба погибли, а девочку найти не смогли.
Марину перевезли из больницы Южно-Сахалинска в Хабаровск, где пытались сохранить вторую ногу, но не получилось. Она согласилась на операцию.
– Я думала, что у меня было мое счастье – мои дети. Мне этого было достаточно в жизни. Единственное, что меня настораживало и не нравилось, – ко мне в палату не пускали соседок и родственников. Главный врач приказал ко мне никого не пускать, так как он боялся, что я буду сильно плакать и это повлияет на мое выздоровление – двух ног не было, раны не затягивались, – говорит Марина Минина. – Я уже начала догадываться, понимать, но все равно не сильно до меня доходило, что поселка нет, что погибли люди. Однажды ко мне пришла соседка и дала мне записку, где было написано, что мое горе безутешно. Я сжимала ее руку до боли. Жизнь мне стала безразлична. Я не верила, что у меня нет детей. У меня были нехорошие мысли. Лежали на пятом этаже. Зачем мне было жить? Но потом я подумала, что должна сохранить память о своих детях, рассказать о них. Около года мы выпивали. Старались залить горе. Мне не было известно, где похоронена моя Аленка.
Когда Марина научилась ходить на протезах, они с мужем поехали в город Оха в отделение милиции, где им дали на опознание видео и фотографии неопознанных останков, но они ничего не нашли. Только в следующий раз в куче фотографий Марина нашла одну – по ней невозможно было ничего понять, но она решила, что это Алена.
– У нее была перебито лицо, грудь. Я вцепилась в эту фотографию, где на обороте было написано, что это девочка 1982 года рождения. Я шла с этой фотографией и радовалась так сильно, как будто я ее живую нашла. На кладбище под номером 038 мы нашли Аленкину могилу. Муж отбил этот номер, повесил фото дочери, – говорит Марина Минина. – Дальше жили без детей. Я не могла смотреть на других детей. Когда мы прожили года полтора, решили рискнуть попробовать родить без ног. И через два месяца я забеременела Матвейкой. Сыночка родился 3600. Мы с Юрой ругались, кто его будет носить на руках. Одна гуманитарная помощь у нас была – простынь в полосочку. Я все думала разорвать ее на четыре части, чтобы было четыре пеленки. А когда пришли к нам из общества инвалидов, то принесли пеленки, распашонки, стали присылать посылки, деньги. Я очень благодарна всем людям за помощь. А потом появилась Дашенька. Они – погодки. Сейчас Даше – 21 год, Матвею – 22 года. Они – хорошие дети. 28 мая я скорблю, стараюсь ни с кем не общаться, уже не кричать, не плакать, а просто в душе помянуть.
"Моя жизнь – душевный ад, – написала Марина Минина в своей первой записи в "Живом журнале" полгода назад. – Мне тяжело будет описывать те моменты, которые мне придется все-таки написать. Писать я буду не для радости, может, кому-то и помогу не пасть духом".
"Почти все разбилось вдребезги"
Многие семьи успели уехать из Нефтегорска до трагедии. Сегодня они вспоминают своих одноклассников и друзей.
– Там погибли мои одноклассники Ирина Тищенко, Нелли Филимендикова, Римма Зайнетдинова, Виталий и Инна Булахтины. Виталий и Инна еще с шестого класса дружить начали. Сразу же после школы поженились. Двое сыновей у них было – Руслан и Олег. Они всей семьей погибли, – рассказал Виктор Вороненко, который окончил школу в Нефтегорске и уехал оттуда в 1987 году, сейчас он работает врачом в Невинномысске Ставропольского края.
Тамара Трофимчук вместе со своей семьей уехала из Нефтегорска на Украину за год до землетрясения:
– Мы дружили с Ниной и Алексеем Белоус. Они погибли, и их дети тоже. Только остался жив их внук Ваня. Его на воспитание забрали сваты Евгений и Наталья Чепиги. Они остались живыми благодаря тому, что жили в двухэтажном доме, – рассказала Тамара Трофимчук. – А нам повезло. Мы чудом спаслись. Но боль всегда в душе.
В ту ночь в соседних поселках Охинского района тоже были жертвы и разрушения, но не такие значительные, как в Нефтегорске.
– В 95-м мне было 11 лет. Мы с родителями жили в городе Оха. Это за 98 километров от Нефтегорска. Папа – геолог. Поэтому в ночь землетрясения он очень помог нам избежать ненужной паники. Основной толчок произошел глубоко ночью, когда все спали. Помню много костров. Толпы перепуганных соседей. Никто уже не спал, и многие еще долго боялись заходить домой. Некоторые ночевали в гаражах. Помню одну семью, в которой отец пригнал на пустырь за домами огромную машину Урал, "вахтовку", и сам вместе с семьей там провел несколько ночей, – рассказала Надежда Шаинян, которая сейчас живет в американском городе Лиг-Сити, штат Техас. – Папа нам сразу сказал, что второго сильного толчка землетрясения уже не будет, поэтому на улице мы оставались совсем недолго. Пошли досыпать в квартиру. В момент землетрясения у нас в квартире упал шкаф с посудой и хрусталем. Почти все разбилось вдребезги. А пес после этого прятался под кровать – в ночь землетрясения его засыпало книгами из второго упавшего шкафа. В ту ночь нас тряхнуло с той же силой, но, в отличие от Нефтегорска, нам повезло с более качественно построенными домами. В нашем городе обошлось всего двумя смертельными случаями: людей задавило плитой или упавшим "козырьком" подъезда. В некоторых дворах, как в нашем, на улице Цапко после толчков сильно перекосились защитные "козырьки" на подъездах. Помню, как страшно было выходить из подъезда той ночью, когда увидели эти полуупавшие стены и сам "козырек" позади нас.
Пили и воровали цемент
На Сахалине бывают подземные толчки и посильнее, чем те, которые в 1995-м фактически уничтожили Нефтегорск. Но в других районах острова, южных, считавшихся сейсмоопасными, к ним привыкли и строили жилье с учетом высоких рисков землетрясения, тогда как в Нефтегорске качество домов оставляло желать лучшего.
– Мы пили и воровали цемент, – рассказал пожелавший остаться неназванным один из жителей Нефтегорска, принимавший участие в строительстве жилья в поселке.
Андрей Данелия живет в Сахалинской области 34 года, сейчас работает учителем на острове Шикотан, дважды избирался депутатом Южно-Курильска. Он считает, что Нефтегорск строили, совершенно не думая о возможной сейсмической опасности.
– Вся Сахалинская область входит в сейсмический пояс, который идет от Камчатки через Курилы до островов Юго-Восточной Азии. При строительстве объектов не особо учитывались противосейсмические специальные стандарты. А качество строительства кирпичных или блочных зданий традиционно низкое. Поэтому два сильных землетрясения на Сахалине – нефтегорское и невельское – привели к серьезным последствиям, – рассказывает Андрей Данелия. – Наше, шикотанское землетрясение произошло за 8 месяцев до нефтегорского. Землетрясение 5 октября 1994 года называют шикотанским, так как его эпицентр был ближе всего к Шикотану. Пострадали три острова – Шикотан, Кунашир и Итуруп. По силе нефтегорское землетрясение было слабее нашего. Из-за того, что в Нефтегорске не предполагали таких серьезных землетрясений, там строили многоэтажные каменные жилые здания, не имевшие сейсмозащиты. А у нас дома в основном деревянные и максимально двухэтажные. Поэтому на Шикотане всего три погибших. На Кунашире жертв не было. На Итурупе были погибшие в развалившемся каменном госпитале. В принципе людей можно было бы спасти. Но в той неразберихе, вызванной всеобщим шоком, в отсутствие запасов крови, электричества, воды, медики не смогли их спасти.
По факту землетрясения в Нефтегорске была создана государственная комиссия. Ее возглавил Виктор Черномырдин, возглавлявший в тот момент российское правительство. Комиссия постановила строить жилье с повышенной сейсмоустойчивостью, создать сейсмический центр на Сахалине, а поселок Нефтегорск ликвидировать: 6 октября 1995 года он перестал существовать на карте России. Расследование в отношении должностных лиц, под руководством которых было построено непригодное жилье в сейсмоопасной зоне, проведено не было.
Единый сейсмический центр создан не был. И многие сахалинцы все еще живут в домах, признанных сейсмоопасными.
– Не могу сказать, чтобы эффективная работа шла, – рассказывает журналист Любовь Барабашова, живущая в Южно-Сахалинске. – И уж точно работа недостаточна и не соответствует масштабу проблемы. Например, один из первых жилых кварталов пятиэтажек в Южно-Сахалинске признан сейсмоопасным. Но стоит. Его не сносят. Проблема по-прежнему актуальна. Новое жилье возводят по стандартам сейсмозоны, а старое ей не соответствует.
К июлю около Нефтегорска появились длинные ряды общих братских могил. На деревянных колышках с табличками были указаны фамилии похороненных. По улицам тогда еще бродили коровы и другая живность. Разрушенные дома равняли с землей экскаваторы. Чтобы уберечь свое имущество от сноса, на сохранившихся гаражах белой краской стояли предостерегающие надписи: "Хозяин жив. Не убирать".
31 мая 1995 года президент России Борис Ельцин объявил в России день траура, а сменивший его Владимир Путин почти через четверть века поручил правительству Сахалинской области разработать до 1 декабря 2019 года программу переселения из ветхого жилья других жителей Охинского района, дома которых также пострадали от того землетрясения. С 2020 по 2024 год властям региона предстоит расселить порядка 162 тысяч квадратных метров поврежденного жилья, где проживают более 7 тысяч человек.
Тем временем родственники погибших в Нефтегорске пять лет тому назад попросили Путина разрешить им бесплатный проезд к месту гибели их родных. Ответа они пока не получили.
Там, где раньше был Нефтегорск, много безымянных могил с надписью на надгробии "неопознанный мужчина" или "неопознанная женщина" и указанием порядкового номера. Грунтовая дорога к двум нефтегорским кладбищам постепенно зарастает ольхой и кустарниками.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: