18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Кафие Керимова, крымская татарка, родилась в 1923 году в деревне Къурман-Аджи (с 1948 года Ромашкино, ныне исчезнувшее село – КР) Керлеутского (с 1945 года Водопойновского – КР) сельсовета Ак-Мечетского (с 1944 года Черноморского – КР) района.
Состав семьи: отец Керим Зартмамбетов (1895 г.р.), бабушка Мева Зартмамбетова (1865 г.р.), мать Айрие Керимова (1895 г.р., место рождения – Турция, Стамбул), я, Кафие Керимова, сестренка Надие Керимова (1934 г.р.) и сестренка Ферузе Керимова (1936 г.р. место рождения – г. Евпатория).
На момент депортации мы жили в деревне Керлеут в доме председателя колхоза Керлеут Абдурамана Алиева. К этому времени у нашей семьи не было своего дома в связи с тем, что в 1935 году отца Керима Зартмамбетова арестовали сотрудники НКВД как подкулачника и конфисковали все имущество семьи: дом, лошадь, корову, сельхозинвентарь и прочее.
Я накануне войны 21 июня окончила Ялтинское педагогическое училище и работала до оккупации немцами Крыма в деревне Керлеут учительницей. В деревне Керлеут находилась школа-интернат, в котором учились дети деревень Курман-Аджи, Къарлав (с 1948 года Чайкино, ныне исчезнувшее село – КР), Кипчак (с 1948 года Рыбацкое, ныне исчезнувшее село – КР), Костель (с 1948 года Малышевка, ныне исчезнувшее село – КР), Новоивановка, Башкъый. Там же, в этой школе, учились и русские дети на крымскотатарском языке.
Брат Исмаил Абибуллаев был мобилизован в Красную армию. Жених Изет Аджимуратов из деревни Аджи-Атман (с 1945 года село Ровное Первомайского района – КР) окончил Одесскую летную школу, прошел всю войну и в 1946 году от полученных ран скончался в военном госпитале Сибирской летной школы. Мой зять, председатель колхоза Керлеут Абдураман Алиев, находился в партизанском отряде зимой 1943 года. Был схвачен фашистами в деревне Шихлар Черноморского района и расстрелян.
В трудовой армии из нашей семьи никого не было. Я привлекалась к работе (вместе с сотрудниками НКВД и военными) как секретарь сельсовета, куда входили деревни Керлеут, Къурман-Аджи, Къарлав, Кипчак, Костель, а также деревни Отуз (с 1948 года Староселье, ныне исчезнувшее – КР) и Давулджар (с 1948 года Грозное, ныне исчезнувшее – КР). Всем, кому было от 18 лет до 45 лет, сказали, что они в тылу помогать будут. Люди были рады помогать фронту.
С начала апреля до 18 мая 2 сотрудника НКВД поселились в нашем доме и назначили меня секретарем сельсовета. Я, не зная, что нас готовят к высылке, помогла им взять на учет все население сельсовета и близлежащих деревень.
Я на месте сбора всех выселяемых односельчан стала открыто выступать против произвола властей. Меня тут же арестовали, а людям объявили, что я сошла с ума
18 мая вечером главный сотрудник НКВД, живший в нашем доме, сообщил нашей семье, что всех крымских татар высылают из Крыма. Куда, зачем и на какое время он не сказал. Никакого официального обвинительного документа не зачитывал. На сборы дали 30 минут. Я, будучи комсомолкой и активисткой советской власти, на месте сбора всех выселяемых односельчан возле мечети стала открыто выступать против произвола властей. Меня тут же арестовали, а людям объявили, что я сошла с ума. Вплоть до посадки в эшелон была в сопровождении двух вооруженных солдат.
Нам разрешили брать самое необходимое, то есть все, что могли унести на руках я, мать, 80-летняя бабушка и две малолетние сестренки. Никакого постановления, разрешающего брать домашние вещи до 500 кг на семью, нам не зачитывали.
Помощник начальника НКВД, живший в нашем доме, сопровождал нашу семью к месту сбора. Место сбора выселяемых людей находилось в центре села Керлеут возле джами (мечети – КР). Нас продержали 2 часа, потом погрузили в грузовые машины и в сопровождении конвойных отправили на товарную станцию города Евпатория.
18 мая 1944 года моего отца не было дома, он уехал в Евпаторию, поэтому из нашего дома были выселены я, мать, бабушка и две сестренки.
Нас привезли на железнодорожную станцию города Евпатория и через несколько часов отправили эшелон. Как я раньше писала, в нашей семье не было отца. Он, как потом выяснилось, попал в другой эшелон. Мы были в обыкновенном грузовом вагоне, в нем было человек 50, из них около 20 детей. Водой запасались сами на остановках, вентиляции никакой не было. Готовить пищу было невозможно. В вагоне было так тесно, что даже спать приходилось сидя, не то чтобы готовить пищу. В нашем вагоне умерших не было, но вот в других вагонах умерших на остановках наспех закапывали, если успевали, и эшелон двигался дальше.
Никакого питания со стороны властей организовано не было. Каждая семья питалась тем, что успела захватить с собой во время сборов. Этого нашей семье с трудом хватило, чтобы не умереть с голоду за те 18 дней, которые мы были в пути.
В нашем эшелоне за время пути я не видела ни врача, ни медсестры, ни медикаментов. Но людям, ехавшим в нашем вагоне, повезло – с нами оказалась врач-терапевт Фаиха Абдураманова, окончившая Московский мединститут. Ее стараниями в нашем вагоне ни один человек не умер.
Отправили нас 18 мая вечером, 5 июня прибыл наш эшелон на станцию Горчаков Ферганской области. По прибытию на станцию нас встретили солдаты НКВД и провели обыск всех высланных на наличие огнестрельного оружия. Хотя какое оружие у стариков и детей?
Местное население встретило нас враждебно, потому что им сказали, что татары – враги народа и помогали немцам
На местных арбах нас отвезли в поселок Риштан Куйбышевского района Ферганской области (Узбекистан) и там же распределили по колхозам. Местное население встретило нас враждебно, потому что им сказали, что татары – враги народа и помогали немцам.
Наша семья попала в колхоз-МТС. Колхозники отобрали понравившиеся семьи и отвели в свои дома, где выделяли жилье. Нам досталась одна комната размером 3 на 4 метра без окон, но с дверью. В этой комнате мы жили всей семьей – в количестве пяти человек.
После вызова в НКВД и моего отказа быть их тайным сотрудником, комендант запретил выдавать продукты и медикаменты именно нашей семье. Денег нашей семье также не выдали. Крымскотатарским семьям из тех, кого я знала, никаких участков, стройматериалов и помощи выдано не было.
Из нашей семьи в пять человек не могли работать четверо: мать (у нее было больное сердце), бабушка (ей было 80 лет) и 2 сестренки (им было 8-10 лет). Я одна вышла на работу. Собирала колоски пшеницы, за эту работу мне, да и всем рабочим, давали 300 грамм муки в день. Я не нарушала трудовой дисциплины и поэтому не подвергалась наказаниям.
С июля по октябрь 1944 года в связи с тем, что я была грамотная и вообще знала почти всех высланных в нашем эшелоне, комендант Гринберг взял меня работать в комендатуру помощником. В конце октября за отказ спать с ним, с комендантом, и быть осведомителем НКВД, меня выгнали с этой работы. Я вернулась работать на полях колхоза-МТС. Мне были известны случаи насилия женщин, девушек, да и на себе испытала попытки принуждения к сожительству от коменданта и в дальнейшем от руководителей хозяйств.
Без разрешения коменданта мы не имели права покидать деревню ни под каким предлогом. За самовольное отлучение с места ссылки властями было объявлено наказание в виде лишения свободы сроком 10 лет всем без ограничения возраста. 1 раз в месяц я и мать были обязаны отмечаться в спецкомендатуре, сестренки не отмечались.
Об указе властей СССР от 26 ноября 1948 года об уголовной ответственности спецпереселенцев за побег с мест высылки нам сообщили. В нашей семье нарушений режима не было. В сентябре 1944 года, через 4 месяца после высылки из Крыма, умерла бабушка Мева Зартмамбетова. В мае 1945 года моя мать Айрие Керимова в селе Риштан была сбита военной машиной и через 2 дня умерла в госпитале города Коканд. Тело матери нам не выдали, ее похоронили в общей могиле.
Колхоз, в котором жила наша семья, был очень бедный. В нем были распространены болезни, в основном малярия, дизентерия и желтуха. Яркий пример – соседи: за месяц от дизентерии и голода умерла вся семья – мать Ава с мужем и 6 детей. Ава, похоронив всех, умерла последней.
На территории нашего спецпоселения от голода и дизентерии умерло больше половины высланных крымских татар
Как я рассказывала ранее, моя мама была умной и грамотной женщиной. Она, продавая вещи и одежду, понемножку кормила нас, и то, что мы не умерли от голода и болезней в первый год высылки, ее заслуга.
На территории нашего спецпоселения от голода и дизентерии умерло больше половины высланных крымских татар. Вода в колхозе была соленая и грязная. От этой воды большая смертность была и среди местного населения. Умерших хоронили на кладбище – все-таки местные были мусульманами.
Брат Исмаил Абибулаев после победы в 1945 году был отправлен на Север, там он тяжело заболел, и жена Сале получила разрешение забрать и перевезти в город Самарканд. Мой отец Керим Зартмамбетов попал в другой эшелон со спецпереселенцами и оказался в Джизакском районе. В 1946 году он разыскал нашу семью, но матери и бабушки уже не было с нами.
В 1941 году закончила Ялтинское педагогическое училище. В школе и педучилище обучение велось на крымскотатарском языке, в то время я очень плохо говорила по-русски. Во второй половине 1945 года председатель колхоза, будучи умным и грамотным человеком, послал меня учиться на бухгалтера в Коканд. Окончив учиться и получив диплом бухгалтера, я на протяжении многих лет работала главным бухгалтером колхоза.
В 1944-56 годах в местах спецпереселений рот лишний раз нельзя было открыть, а не то, чтобы развивать культуру, язык и искусство. В нашем колхозе узбеки сами были религиозными и поэтому они не мешали, а иногда даже помогали совершать крымскотатарские религиозные обряды в соответствии с канонами Ислама.
О восстановлении государственности крымских татар и отмене всех правовых актов, нарушавших права нашего народа, не могло быть и речи. Власти всеми силами пытались ассимилировать наш народ, стереть с лица земли как коренную нацию Крыма.
После выхода Указа ПВС СССР от 28 апреля 1956 года нам разрешили передвигаться и расселяться, но не в Крыму и близлежащих к нему районах.
К 1957 году я была уже замужем, имела дочь 1953 и сына 1955 года рождения. Всей семьей переехали в Самарканд, где в 1958 году родила вторую дочь. Постепенно построили дом. Муж работал на фабрике бытового обслуживания, я работала исполняющей обязанности главного бухгалтера областного управления профтехобразования Самаркандской области. Дети выучились, дочки вышли замуж, сын женился. На данный момент у меня 6 внуков, 5 из них с высшим образованием (менеджер, бухгалтер, экономист, зубной врач, юрист).
Я с сыном, у которого сейчас и проживаю, вернулась в Крым в 1990 году. Муж Решат Алимов от переживаний, связанных с трудностями возвращения на Родину, скончался 9 августа 1991 года от инфаркта в городе Бахчисарае.
Проживаю в Бахчисарае. Все это я написала своей рукой в 87 лет.
(Воспоминание от 23 января 2010 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: