Баку и Ереван вступили в прошлый год с разговорами о скором подписании мирного договора, но так и провели его без конкретных результатов. Отношения стран может четко описать знаменитая фраза президента Рональда Рейгана, сказанная, впрочем, по другому поводу: «Есть вещи поважнее мира». В 2025-й год Азербайджан и Армения вступили не просто без мирного договора, а с пониманием того, что жизнь с ним отличается от жизни без него не так принципиально, как было прежде принято считать, пишет «Эхо Кавказа».
Километры риска
Вещи, которые поважнее мира, обозначились довольно быстро, хотя в начале года мало кто верил, что год пройдет без серьезных эскалаций. Хотя именно их тревожное ожидание и стало, возможно, одним из мотивов – и лейтмотивов начала процесса делимитации границы.
Кризис в отношениях между Арменией и Азербайджаном обострился после того, как в начале марта Баку потребовал немедленно передать села, принадлежность которых Азербайджану, как он заявил, бесспорна; а статус еще четырех бывших азербайджанских эксклавов на территории Армении он предложил рассмотреть в процессе делимитации границы. И если по поводу эксклавных сел Баку был готов искать взаимоприемлемое решение – например, обменяться таковыми, поскольку проблема носит зеркальный характер, или, наоборот, оставить все, как есть, – то по поводу четырех сел в районе нынешней линии разграничения он был непреклонен.
Логика Азербайджана понятна. Он преодолел поколенческую травму недогосударственности, закрыв вопрос внешних границ. Достигнутая территориальная целостность для него сегодня – как герб и флаг, знак завершившейся истории и состоявшегося государства. Даже если речь идет о нескольких десятках квадратных километров.
Ереван же оказался перед сложным выбором. Упорствовать он не мог ни по международно-правовым основаниям, в которых формальная правота на стороне Азербайджана, ни по военно-политическим. Но при этом в Ереване подозревали, что пограничные требования Баку могут оказаться не последними, и Азербайджан поэтапно будет продолжать давление на Ереван.
В этих обстоятельствах премьер-министр Армении Никол Пашинян пошел путем, который уже был проверен, и которому потом было суждено стать безальтернативным. Пашинян зондирует по непопулярным вопросам общественное мнение, где-то даже готовит его, при этом избегая конкретных действий. Он едет в район спорных территорий, заявляет о необходимости передачи четырех сел – но на официальном уровне власть при этом уточняет: сроки этой передачи не определены. И при этом Пашинян играет на главном травмирующем страну ожидании непременной войны. Он предупреждает: она случится, если с передачей сел слишком упорствовать. Будто опережая возможное неблагоприятное развитие событий, заранее перекладывая ответственность и риски на тех, кто к такому упорству призывает.
С одной стороны, дорога в тысячу ли, как гласит китайская мудрость, начинается с первого шага, и этот шаг с в делимитации границ был сделан. Отчасти, конечно, символичный. Но важнее другое. Начало делимитации границы стало первым и пока единственным прорывом в договоренностях Баку и Еревана. Но, во-первых, он все же случился, и оказалось, что стороны все же могут договариваться. А во-вторых, выяснилось, что возможности оппозиции, как многие догадывались и прежде, сильно преувеличены.
Арагац вместо Арарата
Однако сама материя урегулирования не терпит событийной пустоты. Уже к лету повестка дня снова обострилась. Президент Азербайджана Ильхам Алиев потребовал от Армении извинений за то, что он назвал Ходжалинским геноцидом. А заодно потребовал изменить Конституцию Армении, поскольку, по его мнению, там содержатся территориальные претензии к Азербайджану. Эта тема станет политическим лейтмотивом всей второй половины года и, вероятно, на куда больший срок.
Действительно, в преамбуле Конституции Армении есть ссылка на Декларацию независимости 1990 года, которая, как указано, основывается на совместном Постановлении Верховного Совета Армянской ССР и Национального Совета Нагорного Карабаха от 1 декабря 1989 года «О воссоединении Армянской ССР и Нагорного Карабаха».
Однако схожий сюжет есть и в законодательстве самого Азербайджана. Примерно в те же романтические времена, в 1991 году, Азербайджан принял Конституционный акт, в котором провозгласил себя правопреемником Азербайджанской демократической республики 1918 года, которая претендовала на обширные территории современной Армении – не только на Зангезур, но и, к примеру, Дилижан, территории в районе озера Севан, которое на карте оказывается пограничным.
Эти претензии Баку уже высказывал в начале года, и Ереван по той же технологии дал понять, что готов пойти навстречу. Тогда Азербайджан высказался даже по поводу, который его непосредственно и не касается – о наличии горы Арарат на гербе Армении. Активное включение в интересы своего союзника Турции тогда породило впечатление некоторой избыточности требования и, стало быть, необязательности серьезного к нему отношения. Однако Никол Пашинян тогда все-таки пустил пробный шар, заметив, что гора Арагац ничуть не менее красива, чем Арарат. И тоже намекнул в полемике с согражданами на риски отказа в выполнении запроса Баку – вплоть до новой войны. Примерно в то же время началась популяризация тезиса о том, что противоречие между исторической Арменией и Арменией реальной может привести к исчезновению последней.
История знает случаи межгосударственных требований об изменении внутреннего устройства, основанных на опасениях территориальных претензий. Иногда они даже исполнялись: Македония стала Северной Македонией по требованию Греции, у которой так называется ее историческая область. Греция, впрочем, угрожала не войной, а проблемами при вступлении Скопье в Евросоюз. В случае Армении и Азербайджана все иначе. Баку угрожает Еревану торпедированием мирного договора. Ереван же устал постоянно делать вид, что отсутствие мирного договора непременно означает войну.
Баку за неполных четыре года получил, возможно, больше, чем рассчитывал. Однако по мере конвертации военных успехов в небывалое внутриполитическое самоутверждение Баку довел сюжет до логической развязки. Он заявил о себе как о региональном центре силы, с которым приходится считаться всем. Наконец, он фактически похоронил само понятие Южного Кавказа, наследника Закавказья, поскольку сам стал частью огромного пространства, в котором играет роль не бывшей советской республики, а страны, которую теперь приходится перечислять через запятую между Турцией и Ираном. И для веры граждан в это особое предназначение теперь недостаточно просто мирного договора с Арменией, заключенного просто даже как победителя с побежденным. Ему мало просто закрыть эту страницу, которая вместе с победой станет просто частью истории. Нет, учебник истории, в котором будет большими буквами вписано имя Ильхама Алиева, причем теперь, вероятно, перед именем отца, – это в будущем. А сегодня победа должна продолжаться.
Длящийся статус победителя – это политический ресурс, которым можно пользоваться, которым можно давить, которым можно торговать, и не только с Арменией. В конце концов, сам по себе мирный договор – это ритуал, лепнина на фронтоне здания, в котором гораздо важнее фундамент и сбалансированность стен. Россия вслед за СССР, как известно, не имеет мирного договора с Японией уже почти 80 лет, и никому это не мешает. При наличии недоброй воли или каких-либо иных соблазнов мирный договор никого ни от чего не удержит. И потому в армяно-азербайджанском сюжете важно многое – кроме формального мира. И отсутствие мирного договора с политической точки зрения уж точно функциональнее, чем его наличие.
В общем, без него можно жить – точно так же, как и с ним. А значит, вопрос о его необходимости легко становится темой политических спекуляций.
Азербайджану мир не нужен, потому что он еще не все извлек из войны. Но ровно по этой причине не нужен он и Еревану. Никаких гарантий Ереван не получит, но он не может и продолжать цепь компромиссов, каждый последующий из которых просто в силу логики жанра будет унизительней предыдущего.
Но есть еще одно противоречие – жанр, в котором должен быть выдержан мирный договор.
Для Азербайджана, победившего в войне и, что греха таить, продолжающего побеждать в послевоенном мире, мирный договор должен был стать знаком этой победы. В нем каждое условие мира должно быть пронизано «горем побежденным». Если не Зангезурским коридором, то условиями, которые, по мнению победителя, он должен просто в силу жанра диктовать побежденному. Сколько и каких войск, как устроена граница, что написано в Конституции и так далее: все, что никогда не потребует одно государство от другого, если оно не повержено им в войне. Мирный договор для Азербайджана – как угодно, но обязательно договор о капитуляции Армении. Тем более что Азербайджан знает, как это бывает: сегодня ты безнадежно проигрываешь войну, а потом проходит 30 лет, и все зеркально меняется. Но по той же причине такой договор не устроит Ереван. При этом Еревану надо обойти еще одну ловушку – российскую. Когда речь идет об осложнении отношений с Москвой, только кажется, что вопрос в ОДКБ. На самом деле он гораздо глубже, и даже не так важно, где именно будет подписан этот мир – важно то, что у Москвы свои виды на этот документ, в котором ей ближе позиции Баку и Анкары. И потому самый действенный способ для Еревана избежать ненужных редакций договора – помощь Запада, и этим во многом и определяются все «вестернизаторские» порывы Армении.
Словом, у каждой заинтересованной стороны, включая прямых участников, разнонаправленные мотивы. Причем мотивы Еревана и Баку оказываются в итоге наиболее близкими – ни тому, ни другому мирный договор в том виде, в котором он обсуждается, ни к чему. Он интересен Западу, уходящая администрация Байдена тоже была не прочь записать себе трехочковый бросок перед самой финальной сиреной. Свой, хоть и совершенно иного свойства интерес к заключению мирного договора у Москвы.
Однако противоречивость этих запросов компенсируется их нетребовательностью. Кроме того, армяно-азербайджанская история, и без того для Запада вторичная по отношению к тому, что происходит в регионе в целом, сейчас, перед лицом ближневосточного кризиса и вовсе уходит на периферию внимания. С чем и приходится считаться всем участникам. К тому же Баку приходится учитывать, что Анкара в определенной степени в рамках улучшения отношений с Вашингтоном готова обсуждать отдельные аспекты урегулирования с Ереваном, и не всегда с оглядкой на Баку. Азербайджан своего раздражения не скрывает, да и масштабы этих обсуждений пока вполне символичны, однако это тоже часть той реальности, которая вынуждает Азербайджан снизить ожидания от к мирному процессу с Арменией.
Предчувствие ненужной войны
«Будет ли заключен мир до конца года?» – спрашивали армянских и азербайджанских экспертов и политиков год назад. Но по мере того, как год склонялся к своему закату, все более странным казалось то, что он вообще всерьез обсуждался. Особенно на фоне жестких заявлений сторон. Остались в прошлом заметки оптимистов, искавших добрые знаки между строк публичных выступлений или в том, что Армения и Азербайджан договорились снять противоречия по поводу проведения глобальной климатической конференции COP-29.
То, что выглядело поводом для оптимизма, даже исключение из текста мирного договора темы Зангезурского коридора, оказалось, возможно, знаком снижения интереса к нему. Сам транзит не является для Баку задачей номер один. То есть, конечно, прямое сообщение с Нахичеванью для многих поколений азербайджанской власти было большой политической мечтой. Некоторые аналитики еще при Гейдаре Алиеве сравнивали Нахичевань с Шотландией – по политической значимости и степени свободы внутри, и нахичеванец Алиев знал это лучше многих. Так что в рамках выстраивания вертикального государства Баку совсем не помешала бы столь прямая транспортная связь, не говоря уж о дальнейшем пути в Турцию и Европу. Но идти на серьезные политические риски силового свойства ради этого Баку явно не готов. Ему интереснее наблюдать, как будет решать за него эту задачу Москва, которой это намного интереснее. И стратегически – именно ведущая роль в коммуникационном хабе, открывающемся в этих краях после армяно-азербайджанского урегулирования, возможно, была главным мотивом России в карабахском конфликте с самого начала. А после полномасштабного вторжения в Украину – и тактически, поскольку логистика в ее повседневном содержании сегодня для Москвы материя самоценная и значительная.
Переговоры Армении и Азербайджана вообще постепенно стали все более переходить в двусторонний формат. На нем настаивал прежде всего Баку. Ереван сначала был вынужден согласиться, но по мере вовлечения даже обнаружил в нем для себя определенные плюсы. Ведь его смысл для Баку заключался прежде всего в том, чтобы минимизировать поддержку Еревана со стороны Запада, и он легко отказался от помощи Москвы. Ереван же, напротив, после того, как ослабла западная поддержка в переговорах с Азербайджаном, был явно удовлетворен, что Баку больше не выступает в тандеме с Москвой.
7 октября, в день рождения Путина, в Кремль с поздравлениями приехали лидеры стран СНГ. Из праздничной повестки дня выбивался единственный политический вопрос – армяно-азербайджанский. Но попытки Москвы настоять на трехсторонней встрече оказались тщетными: понимая риски подобного формата, Никол Пашинян уклонился. После этого на встрече российского и армянского министров иностранных дел говорить было настолько не о чем, что министр иностранных дел РФ Сергей Лавров, почти демонстративно глядя в телефон, принялся обсуждать со своим армянским коллегой взбудораживших вдруг Россию квадроберов.
Баку и Ереван меняют переговорный климат
В ноябре на Глобальной климатической конференции COP-29, проведение которой для Азербайджана стало триумфом внешнеполитического самоутверждения, армянскую делегацию ждали до последнего. Не дождались...
Даже подготовка к конференции несла в себе армяно-азербайджанский подтекст, который временами выглядел вполне оптимистично. Незадолго до ее открытия на полях прошел большой созыв БРИКС в Казани. Площадка, на которой Москва попыталась представить себя центром так называемого глобального Юга, а Азербайджан вновь примерился к позиции лидера нового движения неприсоединения, оказалась интересной для Армении. Она, похоже, несколько притормаживает свой рывок на Запад и ищет возможности адаптироваться с новых позиций к былому стилю «комплементаризма», составлявшего суть внешней политики Сержа Саргсяна дополнения Запада Востоком и наоборот. В Казани словно невзначай и в силу правил русского алфавита руководители Азербайджана и Армении Ильхам Алиев и Никол Пашинян оказались за столом рядом. Но все выглядело так, что были и другие мотивы сближения позиций. Во всяком случае, представители сторон после этого отметили конструктивность разговора, в частности, о продолжении делимитации границы.
Однако на этом светлая полоса закончилась.
Возможно, главная особенность всего процесса армяно-азербайджанского урегулирования – это конкурс ложных повесток урегулирования, и в этом плане ожидания от COP-29 – лучший пример этого феномена.
Баку может объявить любую, даже, казалось бы, самую второстепенную тему переговоров главным сюжетом. Темы можно комбинировать в любом порядке. Вопрос возвращения азербайджанцев, изгнанных в начале 1990-х из армянского Сюника, можно использовать для давления, скажем, в вопросе границы, если потребуется – по теме коммуникаций, и далее по списку. Но для совершенствования этой технологии список надо растягивать, как линию фронта, вынуждая Ереван перебрасывать ресурсы, ввязываясь в очередную полемику.
Внутриполитическая стабильность позволяет Алиеву маневрировать, причем безо всяких внешнеполитических рисков. Он формально ничего не нарушает. Но некоторую нервозность тем не менее Азербайджан испытывает, причем именно там, где у Еревана есть хоть какая-то внешнеполитическая контригра. И прежде всего в связи с исходом армян из Карабаха: любая декларация любого западного политика, в котором высказывается поддержка изгнанным карабахцам, воспринимается как намек на этническую чистку. Поэтому Азербайджану так важна сегодня демонстрация поддержки в незападном мире, что объективно ведет его к тактическому сближению с Москвой. Но при этом Баку аккуратно держит дистанцию, опираясь на Турцию и не меняя своего тезиса о поддержке территориальной целостности Украины.
И одновременно оперируя расширяемой повесткой в урегулировании с Арменией, доводя мозаику тем до возможности сложить любую конфигурацию для давления. В ходе обострения полемики по поводу делимитации границы и коммуникаций некоторые наблюдатели обратили внимание на как-то стихшую тему так называемого Западного Азербайджана, то есть Сюника, в который Баку требовал вернуть изгнанных. Перед СОР-29 и особенно после него тема вновь ожила, но теперь в связи с возможным возвращением карабахцев, которое теперь увязывается с возвращением азербайджанцев в Армению. При этом меняется тональность: в требовании возвращения явно звучал силовой намек, то теперь этим Азербайджан пытается нейтрализовать тезис этнической чистки, на котором настаивают армяне и напоминают: трагедия азербайджанцев Сюника сама этнической чисткой и была.
Но и Ереван на эту тактику нашел ответ, причем задолго до конференции, но теперь, после того как Азербайджан использовал ее для подморозки процесса, технология стала особенно явной.
Армянская власть исходит из демонстративного нежелания не раздражать Азербайджан, в связи с чем идет на определенные, хоть, как показала практика, не слишком значительные внутриполитические риски. В связи с этим Ереван соглашается вступить в любую полемику в любой новой точке, которую для этого определит Баку. В своем последнем интервью, данном примерно в то время, как в Баку верстались последние итоговые «климатические» документы, Никол Пашинян сделал по большинству вопросов шаг навстречу Баку. Он готов не раздражать Азербайджан миссией военных наблюдателей Евросоюза – но в случае заключения мира. Армения готова взаимно отозвать все иски, поданные Арменией и Азербайджаном друг против друга. И, конечно, он напомнил, что пока в Армении называют Турцию «Западной Арменией», Азербайджан будет называть саму Армению «Западным Азербайджаном», и это понятно и логично, так что надо что-то в этом менять самим...
Армения готова обсуждать все, что требует Азербайджан, даже изменение Конституции – такой сигнал посылает Ереван Баку, обуславливая эту готовность чем угодно, только не сроками обсуждения.
И это, может быть, самый главный повод для оптимизма.
Обе стороны понимают, что время на самом деле не работает ни на одну из них – но оно явно работает против возможных обострений. И против масштаба. Любое из противоречий, которое мешает заключить мир, все меньше и меньше выглядит поводом для эскалации. А если мир возможен и без мирного договора, то спешить некуда. В этом случае и Еревану тоже. Даже ни мира, ни войны – все равно лучше войны.
Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d1z6vg0lx9ur3p.cloudfront.net/ следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии.
Аннексия Крыма Россией
В феврале 2014 года вооруженные люди в форме без опознавательных знаков захватили здание Верховной Рады АРК, Совета министров АРК, а также симферопольский аэропорт, Керченскую паромную переправу, другие стратегические объекты, а также блокировали действия украинских войск. Российские власти поначалу отказывались признавать, что эти вооруженные люди являются военнослужащими российской армии. Позже президент России Владимир Путин признал, что это были российские военные.
16 марта 2014 года на территории Крыма и Севастополя прошел непризнанный большинством стран мира «референдум» о статусе полуострова, по результатам которого Россия включила Крым в свой состав. Ни Украина, ни Европейский союз, ни США не признали результаты голосования на «референдуме». Президент России Владимир Путин 18 марта объявил о «присоединении» Крыма к России.
Международные организации признали оккупацию и аннексию Крыма незаконными и осудили действия России. Страны Запада ввели экономические санкции. Россия отрицает аннексию полуострова и называет это «восстановлением исторической справедливости». Верховная Рада Украины официально объявила датой начала временной оккупации Крыма и Севастополя Россией 20 февраля 2014 года.
