Украинский влогер Владимир Золкин получил широкую известность после полномасштабного вторжения России в Украину. Золкин стал публиковать многочисленные интервью с попавшими в плен российскими военными. В числе интервьюируемых попадались ему и крымчане.
Нарушают ли подобные интервью права военнопленных? Какова этическая сторона вопроса? Журналистка Крым.Реалии Катерина Некречая обсуждает эти темы с влогером, создателем телеграм-канала «Ищи своих», гражданским журналистом, с которым сотрудничают спецслужбы Украины, Владимиром Золкиным и исполнительным директором Украинского Хельсинского союза по правам человека Александром Павличенко.
Женевская конвенция и «соседние статьи»
Катерина Некречая: Разберемся в некоторых моментах. Владимир, вы публикуете порой длинные часовые разговоры с пленными, в которых на камеру спрашиваете у них, согласны ли они беседовать с вами. И у вас есть записи, которые вы не стали публиковать, потому что человек не дал согласия?
Владимир Золкин: Понимаете, у нас ведь записи постоянно идут. Человек приходит, садится. «Как вас зовут?» – «Саша». – «Вы с нами хотите говорить?» – «Нет». Значит, все, до свидания. Такое было. Это было первые полгода, в последнее время такого нет.
Катерина Некречая: Александр, вопрос к вам. Вы смотрели беседы Владимира с российскими военнопленными?
Александр Павличенко: Эти интервью я не смотрел, поэтому комментировать то, что не смотрел, не могу. Однако стоит вопрос о том, в какой способ получено разрешение на интервью и последствия публикации этой информации. Здесь работает целый комплекс правовых норм, которые следует учитывать. Установлены определенные регулятивные фильтры на опубликование информации относительно лиц, которые находятся в ситуации, когда они могут быть принуждены к даче этой информации. И в любом случае, быть военнопленным – это уже находиться в уязвимом состоянии. Вся информация, которая публикуется, она является фактически конфиденциальной, и она принадлежит непосредственно и тем лицам, о которых идет речь. Поэтому здесь очень деликатный вопрос о том, каким образом, какая информация может распространяться.
Есть Женевская конвенция статья 13 которой предусматривает, что военнопленные должны быть защищены в том числе от любопытства публикиАлександр Павличенко
Есть 32-я статья Конституции Украины, которая запрещает вмешательство в личную и частную жизнь. Есть статьи Гражданского кодекса, которые регулируют распространение фото видеоматериалов. Есть 182-я статья Уголовного кодекса, которая преследует за неправомерное обращение с информацией, которая касается частных лиц. Есть еще специальный закон – о защите персональных данных, который регулирует обращения с персональными данными. Ну и у нас есть Женевская конвенция (об обращении с военнопленными – КР), статья 13 которой предусматривает, что военнопленные должны быть защищены в том числе от любопытства публики.
Мы фиксировали, начиная с 2014 года, ситуации, когда наши военнопленные, или тогда это называлось заложники, попавшие в застенки на территории неподконтрольных Украине частей Донецкой и Луганской областей, вынуждены были давать интервью. Это было условием для того, чтобы или был ослаблен режим или для них появлялась возможность принять участие в обмене. И здесь уже речь шла не о журналистике. Речь шла о том, что это было использовано в целях пропаганды российской стороной.
Владимир Золкин: Почему все упоминают 13-ю статью Женевской конвенции, а 14-ю – нет? Она ж сразу за ней идет. И в ней сказано, что пленные сохраняют свою гражданскую правоспособность, а это в том числе и право выражать свое мнение. Я совершенно нормально спрашиваю у них разрешение на запись и публикацию этих видео. Те люди, которые отказываются (от публикации – КР), они также записаны, но это не опубликовано. Те, которые дают согласие, они разговаривают.
В нашем разговоре куча эмоций, которые невозможно сыграть, куча моментов, которые невозможно предвидеть, то есть они являются неожиданными как для меня, так и для респондента. И это в целом нормальное, абсолютно живое интервью, которое длится ровно столько, сколько я вижу, что идет разговор. Идет беседа.
Приводить то, что делают россияне и как-то ставить это в один ряд с тем, что делаем мы – это полное безобразиеВладимир Золкин
Приводить то, что делают россияне и как-то ставить это в один ряд с тем, что делаем мы – это полное безобразие, потому что россияне даже даже для проформы этого согласия никогда у них не спрашивали.
В общем, суть проста. Это абсолютно добровольные разговоры, на которые мы абсолютно добровольно получаем согласие. Если говорить об их уязвимом состоянии, то да, здесь есть некий пробел в законодательстве, так можно сказать. Но положа руку на сердце, ведь мы же их в это уязвимое состояние не просили попадать, правда? Это же они пришли нас убивать, правда?
Если кто-то будет против меня обращаться в суд, я приду на это разбирательство с абсолютно чистым сердцем, с моральной точки зрения за мной нет ни одного греха.
Катерина Некречая: То есть вы не угрожали, не выбивали признания или что-то еще?
Там не то что физического – там даже психологического давления нетВладимир Золкин
Владимир Золкин: Поймите, там не то что физического – там даже психологического давления нет. Хотя, признаюсь, что иногда в процессе этих бесед человеческих я повышаю эмоцию, но я всегда стараюсь держать себя в руках.
Катерина Некречая: Интонационно, вы имеете в виду?
Владимир Золкин: Интонационно. Или вот пленный однажды обещал мне «втащить». Беседа есть беседа. Эта беседа ничем не отличается от любого другого интервью, а в любом другом интервью или беседе также бывают иногда повышенные эмоции, бывают и взаимные даже оскорбления. А бывает даже, что прямо в студии люди начинают прыгать друг на друга с кулаками.
«Россия забывает своих»
Катерина Некречая: Александр, возможно, вы хотите прокомментировать аргументы Владимира.
Александр Павличенко: Если мы посмотрим на всю третью Женевскую конвенцию, то она формулирует такую позицию: военнопленные сохраняют свою гражданскую дееспособность, правоспособность, и они даже должны расцениваться и рассматриваться не как преступники. Их специфический статус как раз и состоит в том, что их свобода ограничена, но вместе с тем они не должны попадать под различные преследования и какие-либо ситуации публичного унижения. Почему я упомянул вот этот статус уязвимости? Вопрос о состоянии и статусе этих лиц – возможно, не все хотят его раскрывать.
Другая ситуация, что есть мотивация в том, чтобы донести эту информацию с целью побыстрее попасть в списки на обмен и показать своим близким родным на территории Российской Федерации, где они находятся.
Если они не попадут в публичное пространство, они вообще в принципе могут никогда не попасть в списки на обменВладимир Золкин
Владимир Золкин: Я прошу прощения, не поскорее попасть в списки на обмен, а вообще, в принципе в них попасть. Если они не попадут в публичное пространство, они вообще в принципе могут никогда не попасть в списки на обмен. И Россия вообще может никогда не признать, что такой человек находится в плену. Тут же надо понимать, с кем мы имеем дело.
Александр Павличенко: Я думаю, что здесь работают несколько другие механизмы, чем попадание в публичную сферу. То есть эти списки на обмен формулируются немножко по-другому…
Владимир Золкин: Вы же ключевого-то не понимаете? Нет, Россия просто теряет этих людей, забывает. Им выгодно, чтобы их вообще нигде не было.
Катерина Некречая: Вы приводили примеры, когда родные думали, что вообще умер человек, а одно из ваших видео стало фактом того, что российский военнопленный жив.
Мы сейчас воюем с абсолютно бесчеловечным режимом, который плевал на своих людей, как живых и мертвыхВладимир Золкин
Владимир Золкин: Некоторым матерям приходило по две похоронки уже, и они из моего звонка впервые узнавали о том, что их сын на самом деле жив. Да, это вопиющий случай.
Я вам больше скажу: пока мы не показали лица трупов российских солдат, они (российские власти – КР) и трупы свои забирать не хотели. То есть мы сейчас воюем с абсолютно бесчеловечным режимом, который плевал на своих людей, как живых и мертвых.
Александр Павличенко: Здесь я с вами согласен. Это зона серого и черного права. Но это не снимает с нас обязательств придерживаться этих прав.
Катерина Некречая: Я благодарю наших гостей. Это была сложная дискуссия.
СПРАВКА: Российское полномасштабное военное вторжение в Украину продолжается с утра 24 февраля. Российские войска наносят авиаудары по ключевым объектам военной и гражданской инфраструктуры, разрушая аэродромы, воинские части, нефтебазы, заправки, церкви, школы и больницы. Обстрелы жилых районов ведутся с использованием артиллерии, реактивных систем залпового огня и баллистических ракет.
Россия отрицает, что ведет против Украины захватническую войну на ее территории и называет это «специальной операцией», которая имеет целью «демилитаризацию и денацификацию».
Ряд западных стран, включая США и страны ЕС, ужесточил санкции в отношении России и осудили российское неспровоцированное широкомасштабное вторжение и российские военные действия в Украине.
***
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://krymrupbxnasmluta.azureedge.net/ Также следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: