В ХІХ веке Крым стал местом настоящего паломничества вояжеров, путешественников и туристов самых разных национальностей. «Востоком в миниатюре» назвал Крым Адам Мицкевич. Мы продолжаем цикл материалов о польских путешественниках по Крыму и приглашаем взглянуть на полуостров их глазами. В этот раз мы побываем в пещерных городах Крыма.
А начнем мы наш путь со столицы крымской Готии – Мангуп-Кале. Станислав Сестренцевич-Богуш писал о нем так:
«Я видел этот город Мангуп, бывший в древности столицей готов. Теперь там видно несколько старых зданий, населенных нищими жителями. Несколько бедных, обособленных и едва известных семейств – вот все, что осталось от этого народа».
Эдмунд Хоецкий наблюдал в пути
«огромные зазубрины и сломы стен, посреди которых встает одна покосившаяся зубчатая башня. Это – Мангуп-Кале. Сегодня руины не имеют никакого следа древней мощи, однако Мангуп был когда-то городом сильным и богатым, имел свои церкви. Сегодня только одна башня, словно наклоненная от печали, словно окаменевшая смотрит на руины, раз за разом исчезающие с поверхности, чтобы если упасть, то, по крайней мере, последней».
Руины крепости на Мангупе
Привел путешественник также цитаты из трудов своих предшественников, бывавших на Мангуп-Кале: Мартина Броневского, Петера Палласа, Петра Кеппена. Елена Скирмунт была поражена величием увиденных ею руин:
«Последние жители находят покой под иудейскими надгробиями или покидают вершину. Где готская столица, княжеская резиденция и епископская митрополия? Есть оружие, но нет рыцаря; ныне грозные башни защищают лишь запустение и убогие караимские развалины. Прекрасный Мангуп, известный и одновременно непознанный, что молчит на своем удивительном языке».
По мнению путешественницы, местные пещеры были сделаны руками древних язычников, а христиане лишь подражали им, используя в качестве жилищ, церквей и гробниц.
Город Чуфут-Кале составлял почти обязательный пункт в программе посещения Крыма польскими вояжерами. Адам Мицкевич посвятил путешествию к нему ХV-ый сонет: «Дорога над пропастью в Чуфут-Кале»:
Молись! Поводья кинь! Смотри на лес, на тучи,
Но не в провал! Здесь конь разумней седока.
Он глазом крутизну измерил для прыжка,
И стал, и пробует копытом склон сыпучий.
Вот прыгнул. Не гляди! Во тьму потянет с кручи!
Как древний Аль-Каир, тут бездна глубока.
И рук не простирай — ведь не крыло рука.
И мысли трепетной не шли в тот мрак дремучий.
Как якорь, мысль твоя стремглав пойдет ко дну,
Но дна не досягнет, и хаос довременный
Поглотит якорь твой и челн затянет вслед.
А я глядел, Мирза! Но лишь гробам шепну,
Что различил мой взор сквозь трещину вселенной.
На языке живых — и слов подобных нет.
В авторских комментариях Мицкевич отметил:
«Городок на высокой скале; дома, стоящие на краю, подобны гнездам ласточек; тропинка, ведущая на гору, весьма трудна и висит над бездною. В самом городе стены домов почти сливаются с краем скалы».
Чуфут-Кале
Карл Качковский записал, что
«пятнадцать верст дороги, и целый час надо подниматься по спирали горной дороги, чтобы оказаться у ворот города Чуфут-Кале. Несколько домов находятся среди скал, большинство построено на скалах. Улочки узкие, брусчатка создана самой природой. Приходится ходить по голой скале. Эти двое ворот – единственные, которые ведут в город. На ночь они запираются железными створами».
Похожим был рассказ Эдмунда Хоецкого:
«На высоких скалах торчат разбросанные домики, построенные по восточному обычаю, к которым прямо под гору добраться невозможно; есть только один вход – железные ворота, вделанные в гранит, ведущие к укреплению таким узким переходом, что его едва хватает на одну лошадь. Войдя в Чуфут-Кале, видим с обеих сторон тесной улочки постройки караимов, единственных на сегодняшний день жителей заброшенной крепости, благодаря которым все местечко получило свое название».
Две страницы отведено истории города в пересказах древних путешественников и хронистов, и еще девять – легенде о дочери Тохтамыша – Саиле, чье надгробие вояжер увидел неподалеку от входа. А вот Антоний Марчинковский был крайне лаконичным.
«Подались мы к Чуфут-Кале, еврейской крепости, построенной на скале, которая на несколько сотен стоп возвышается над нами. Воду на ослах возят бочечками по крутой тропинке. Улицы естественно мощеные плитами из одного куска. Город сегодня пуст; проживало здесь в древности 200 семей караимских, сегодня живет чуть более 50».
Марчинковский не нашел раввина, которого упоминали его предшественники, поэтому не стал пересказывать те же легенды, взамен вояжер посетил Иосафатову долину, «интересную вещь, караимское кладбище». Место вечного покоя поросло дубами, по его словам, «отдыхают здесь более 40 000 умерших».
Посетила город также Елена Скирмунт, назвав его «мирной республикой чуфуткальских иудеев» и «Сионом таврических израелитов». Путешественница нашла город полностью заброшенным:
«Чуфут-Кале следует из столетнего мрака в виде грозной, неприступной крепости. Где же все? Может, все население молится в синагоге? Или все спят? Или умерли? Или бросили Чуфут-Кале на милость времени и разрушения?».
Скирмунт удалось пообщаться с дочерью караимского патриарха Авраама Фирковича, осмотреть его библиотеку. А в склепе «Саилы, дочери Тохтамыша», путешественница обратила внимание на разбросанную землю и собственноручно пыталась найти что-то под погребением, но не нашла ничего, кроме пыли и мусора. Увидела Скирмунт внутренность караимских кенас, крепостной колодец, пещеру Чауш-Кобаса и Иосафатову долину («несколько тысяч надгробий и 700 дубов»), где наблюдала за процессом изготовления самих надгробий. При выезде путешественница бросила
«последний прощальный взгляд на печальный Чуфут-Кале живых и еще более печальный Чуфут-Кале мертвых».
Анна Воланьская-Дзедушицкая почти страницу пересказывала трудности пешего похода на Чуфут-Кале и собственное состояние «изможденности», была полностью разочарована в конце пути:
«Что за неожиданный вид! Словно Помпеи в середине Крыма! Доходим, наконец, до каких-то вырубленных в скале ворот и входим в узкую улицу, где какие-то развалившиеся дома стоят по обе стороны. Спрашиваем, где город?».
На всей территории Чуфут-Кале Воланьская-Дзедушицкая нашла только один «порядочный» дом, где жила единственная оставшаяся в городе семья караимского священника. Увидела также путешественница и надгробие «ханской дочери», которое так привлекало ее предшественников. Не преминул посетить город и Адам Сераковский.
«Каменистой дорогой дотащился моим возом до Чуфут-Кале, вымершего города, древнего, а то и первого дома караимов. Сегодня там руины повсюду; в городе, стоящем над так называемой Иосафатовой долиной, сегодня один только раввин караимский живет вместе с семьей».
Маршруты вояжера и его предшественницы, Анны Воланьской-Дзедушицкой, с которой они разминулись на несколько месяцев, почти полностью совпадали. Это и разговор с Авраамом Фирковичем, последним хранителем умершего города, и осмотр караимских кенас, и обязательное соболезнование былому величию Чуфут-Кале и караимов.
Не остался без внимания польских вояжеров и небольшой город Черкес-Кермен. Путешествуя по Крыму, Эдмунд Хоецкий заметил
«скалу, похожую на полуовал, перевернутый вверх дном, что также несла на себе руины древней крепости. Это Черес-Кермен. В Черкес-Кермене находятся самые известные в Крыму пещеры. Некоторые из пещер овальные, другие – квадратные, в некоторых выбиты скамьи по кругу, стол посередине и кладовые по сторонам, чтобы прятать утварь».
Заинтересовалась Черкес-Керменом и Елена Скирмунт. Путешественница из рассказов своего татарского проводника Резепа записала несколько легенд, которые были связаны с этой местностью. Также Скирмунт – единственная среди польских вояжеров, кто побывал еще в одном пещерном городе, располагавшемся неподалеку – Эски-Кермене, посетив известный пещерный храм Трех всадников.