Геннадий Афанасьев: Человек с маской отчаяния на лице

Тюрьма в России. Иллюстрационное фото

(Предыдущий блог – здесь)

Дни шли один за одним. Бесконечно насыщенные событиями, которые я до сих пор не готов описывать. Единственно неизменным для меня был изолятор временного содержания. Каждое утро сотрудники ФСБ приходили за мной. Поступала команда: «Построиться у стены!». Я вставал. Дверь открывалась, и я следовал последующим командам. Выход. Вправо. Шагов пятнадцать. Поворот налево. И вот она – знакомая мне рецепция. Конвоиры обыскивали меня, а после застегивали на запястьях наручники и натягивали мешок на голову. Вели на улицу к машине. Звуки открывающегося багажника. Толчки в спину. Я ложился внутрь. Крышка этого гроба закрывалась и меня увозили…

Каждая минута влекла за собой мучения и неизвестность

Каждый вечер заканчивался известным для меня результатом – это возвращение в ИВС, изолятор временного содержания. Не знаю во сколько. Но на улице было темно. Каждый раз идентичная первому дню процедура повторялась, одни и те же команды, одни и те же последствия от отказа выполнять приказы. И вот, снова и снова оставляют меня в камере одного, без еды и сна. Всходило и заходило солнце, освещая крупицами своих лучей пол моего подвала. Каждая минута влекла за собой мучения и неизвестность. Сумасшествие дней, похожих один на другой. Бессонные ночи и дни, полные истязаний, самобичеваний и рассуждений о бессмысленности дальнейшего существования…

Не успев еще получить справку об освобождении, он уже успел осознать, что оказался в свободном мире абсолютно нищим

После череды таких дней, проведенных в камере-одиночке, произошли некоторые приятные для меня изменения. Эти новшества заключались в том, что я встретил первого в своей жизни сокамерника. Под вечер. Когда я в голоде и полусознательном состоянии ожидал... да ничего собственно я уже и не ожидал, в замочную скважину вставили ключ и начали проворачивать. Я быстро поднялся с кровати и встал в ожидании того, что могло произойти. В камеру, прихрамывая, зашел человек, с маской отчаяния на лице. Его облик незабываемый. Попробую описать. Низкорослый, беззубый и весьма постаревший, хоть в действительности ему было лет тридцать. Наркоман, только что освободившийся и не устоявший перед искушением, отправившийся на кражу лишь для того, чтобы купить себе новую дозу наркотиков – забытья от окружающего его мира. Не успев еще получить справку об освобождении, он уже успел осознать, что оказался в свободном мире абсолютно нищим. Без крова, семьи и каких-либо средств на существование.

Его сломило и подавило осознание собственной ничтожности и никому не нужности. Осознание того, что для всех он только «зэк». Меченный

Социальные льготы? Реабилитация? Социальная адаптация? Бросьте. Забудьте. Добро пожаловать в реальный мир. Ты можешь сто раз исправиться и пересмотреть свою жизнь там, за колючей проволокой, но все твои благие начинания и намерения рухнут, что бы ты не делал. Все это замки, построенные из песка. Их обязательно снесет беспощадная волна прибоя. Так и случилось с моим новым соседом. Его сломило и подавило осознание собственной ничтожности и никому не нужности. Осознание того, что для всех он только «зэк». Меченный. Все это создает благодатную почву для того, чтобы пойти на новое преступление. Не успев опомниться, ты уже проник в чужое жилище и ищешь чем поживиться, что из имущества жильцов можно продать ради того, чтобы купить то, что поможет тебе забыть. Обо всем. Но тут дверь вышибают полицейские. Ты бежишь, уже осознавая, что не уйти. Крики, лай собак, погоня. Выстрел. Ногу пронизывает боль, а дальше – наигранный сценарий. Удары, маски, наручники…


Было странно оказаться в таких тесных условиях с подобным человеком, совершенно иной опыт, совершенно иные ощущения. Не скажу, что было противно, гадко или как-либо еще, все же человек есть человек. Но это совершенно иное. Общение с такими людьми заставляет разум перестраиваться, подстраиваться под существующие условия. Мой сокамерник уже был судим не один раз и, к счастью, встретил меня весьма благодушно. Ему совершенно была неинтересна моя участь и обстоятельства моего дела, его полностью поглощали его будущие дни и уже заранее предопределенная участь. Он раскаивался в том, что сделал, понимая, что снова белый героин сгубил его и он не смог устоять перед ним. К тому же, у него начиналась ломка, после последней принятой и долгожданной дозы. Проявлялось это в безудержном кашле и бесконечном расстройстве желудка, но он был крепким малым. Терпел достойно.

В тот вечер, обмениваясь ничем не значимыми фразами, мы дождались отбоя. Команда была для всех. Но опять не для меня. Моему сокамернику выдали матрас, подушку, постель и одеяло. Но не мне. Я должен был смотреть, как он спешно застилает постель и укутывается в тепло, сладко теряясь от окружающего нас безумства. Солидарность в данном случае была не уместна. Ему действительно это было нужно, он был болен. Мне же следовало опять сидеть на холодной шконке в ожидании утра...

Смерть. Смерть. Смерть. Она в моей голове – как лекарство и как величайшая роскошь

Что же сказать. Ночь была кошмаром. Похуже кошмара на улице вязов. Минуты за минутами. Считаешь их про себя. Думаешь про самоубийство. Чем же себя можно убить и где? Получится ли повеситься на невысоком потолке на собственной кофте? Нет. Да и как незаметно для камер осуществить задуманный план? Биться головой о стену? Смогу ли я это сделать, да так, чтоб на смерть? Нет. Перерезать вены… смогу? Да. А чем же, если ничего и не выдают? Успею ли умереть перед тем, как окажут помощь? Смерть. Смерть. Смерть. Она в моей голове – как лекарство и как величайшая роскошь. Но нет. Каждый последующий день предвещает пытки и допросы. Их не избежать...

Все блоги Геннадия Афанасьева читайте здесь.

Мнения, высказанные в рубрике «Блоги», передают взгляды самих авторов и не обязательно отражают позицию редакции