Арбузы, чебуреки, хайтарма. Утраченный Крым Андрея Седых

Специально для Крым.Реалии

«По старой дружбе Андрей Седых написал мне, что издает книгу своих новых рассказов, а вместе с письмом прислал дубликат ее корректурных гранок, прося меня сказать ему «откровенно, по секрету», что я думаю о ней, и, зная его талантливость, я прочел ее немедля и с таким удовольствием, что решил высказаться не «по секрету», а гласно, небольшим предисловием к ней». Столь лестными для автора словами великий писатель Иван Бунин начинает свое предисловие к книге «Звездочеты с Босфора» литератора, журналиста, критика Андрея Седых.

Имя этого писателя первой волны русской эмиграции, крымчанина, сегодня почти забыто. А между тем его биография полна ярких событий и удивительных знакомств, не говоря уж о весьма заметных рассказах о крымской жизни…

Андрей Седых (настоящее имя – Яков Моисеевич Цвибак) родился в августе 1902 года в Феодосии в состоятельной еврейской семье. Его отец был владельцем магазина, журналистом, биржевым маклером, редактором «Бюллетеня Феодосийской биржи». По окончании Феодосийской гимназии Яков нанялся матросом на пароход, некоторое время жил в Стамбуле, в Италии и, наконец, обрел пристанище во Франции.

Много позже в одном из интервью он рассказывал: «Я уехал в 1920-м. Видел и террор, и голод. Феодосия переходила из рук петлюровцев в руки махновцев, от них – к Добровольческой армии. Все это сопровождалось кровопролитием, расстрелами, самосудами. У моих родителей конфисковали квартиру из 11 комнат. В нашем доме были громадные цементные подвалы. Из-за них нас и выселили: квартиру забрали для ЧК, а в подвалах расстреливали. Я бежал один, мне было 17 лет. Через десять лет выкупил своего отца. Заплатил десять тысяч. Это были в 1930 году большие деньги. Вы, может быть, не знаете об этом, но советская власть торговала людьми в самом прямом смысле. Торг шел через советский банк в Париже. Директором этого банка был некто Навашин. Кончил он так же, как множество других ответственных советских работников, – его убили свои».

В Париже Яков начинает работать журналистом, а в 1925 году становится парламентским корреспондентом «Последних новостей», у него появляется псевдоним Андрей Седых. Правда свой первый сборник эссе «Старый Париж», вышедший в том же году, он издает под настоящим именем. Год спустя юноша окончил Школу политических наук при Парижском университете.

В 1928 году выходит его второй сборник «Париж ночью». На его рассказы обращают внимание столь видные писатели русского зарубежья, как Марк Алданов, Тэффи, Алексей Ремизов и Иван Бунин. Ему покровительствует сам Павел Николаевич Милюков, до революции – лидер партии кадетов, в эмиграции возглавлявший Союз писателей и журналистов.

В 1931 году в Париже Андрей Седых выпустил сборник рассказов «Там, где была Россия», через два года увидела свет его новая книга – «Люди за бортом». После выхода этой книги Бунин окончательно поверил в литературный дар Андрея Седых и в 1933 году предложил ему стать его литературным секретарем. Вместе с живым классиком русской литературы отправился Яков Цвибак-Андрей Седых получать в Стокгольм Нобелевскую премию по литературе, которую Бунину присудили в декабре 1933 года.

Все же удивительно порой складывается судьба…

Однажды вынужденно покинув большевистскую Россию, двадцать лет спустя он вновь должен бежать, но теперь уже из, как казалось, благополучной старой Европы. В 1941 году писатель Андрей Седых, еврей по происхождению, покидает оккупированную нацистами Францию. Он перебирается в Нью-Йорк, где поступает на работу в газету «Новое русское слово». А несколько месяцев спустя выходит его книга воспоминаний «Дорога через океан», в которой он описал подробности своего отъезда из Франции.

После окончания Второй мировой войны, в 1948 году, увидела свет его новая книга «Звездочеты с Босфора», предисловие к которой написал Иван Бунин. В эту книгу вошел цикл «Крымские рассказы», состоящий из шести новелл: «Арбузы», «Парад, Аллэ!», «Чебуреки», «Бартыжники», «Хайтарма», «Гидра», «Керчь». Позднее были опубликованы другие его рассказы о Крыме – «Карадаг», «Альбин де Ботэ», «Наполеоновский коньяк», «Талисман».

Острой ностальгией пронизаны его рассказы о потерянной родине. Вот как начинается первый крымский рассказ «Арбуз»: «На татарских баштанах арбузы поспевали рано, в самом начале июня. Были они небольшие, темно-зеленые, с полосами, и почему-то в Крыму называли их монастырскими. Первый арбуз приносил служивший у нас на побегушках татарчонок Фитка. На лице его была широчайшая улыбка, когда он бережно передавал арбуз матери и говорил:

– Пожалуйста, кушай на здоровье. Отец Ибрагим прислал. Сам прийти не мог в гости. С ружьей баштан сторожит…

Фитка получал новенький гривенник, который немедленно исчезал в его бездонных татарских штанах с мотней, и еще раз обнажал свои великолепные, белые зубы.

– Сладкий будет. Рафинад!

Этот первый арбуз резали за столом торжественно, священнодействуя».

Описание крымских реалий настолько чувственно и зримо, пронизано солнцем и пряными запахами этой земли, словно автор никуда не уезжал. В роскошной чопорной Европе и в бурно развивающейся Америке Андрей Седых тоскует по своей крымской жизни… Его рассказ заканчивается так: «Никогда больше в жизни мне не придется отведать таких арбузов, которые готовила дома мать, – острых, пахнущих укропом и лавровым листом, напоенных солнцем с татарских баштанов».

Еще одним символом этого утраченного Крыма являются для Андрея Седых чебуреки. Рассказ под названием «Чебуреки» начинается диалогом автора по телефону с его парижской подругой. На вопрос, что он делает вечером, герой отвечает: «Иду есть чебуреки».

Автор продолжает: «Дама выдержала паузу, – ей, видимо, не хотелось признаваться в своем невежестве. Все же, она поставила наводящий вопрос:

– А с чем это едят, чебуреки?».

И снова вместе с автором читатель погружается в сладостный мир его детских воспоминаний.

Словно вкуснейший крымский чебурек, он смакует каждое слово, описывая прекрасные мгновения своей прошлой счастливой жизни: «Я мог бы объяснить, что чебуреки ни с чем есть нельзя, ибо присутствие всякой иной еды на столе может только испортить удовольствие, но это было бесполезно: дама на режиме, питается лимонным соком, разными травками, и ей чужда гастрономическая поэзия. Вместо этого я коротко попрощался, повесил трубку и, закрыв глаза, начал вспоминать, как ели когда-то чебуреки в Крыму… Лучшие чебуреки можно получить в погребке у татарина, на Гюбенетовской улице. Мы приходили в этот погребок с детства, еще будучи гимназистами. Татарин стоял в углу, у плиты, раскатывал тесто, выделывал на наших глазах чебуреки. Минут через пять вскипало масло, чебуреки с шипеньем ныряли в котелок и в одну минуту были готовы. Татарин приносил полпорции, шесть штук, ставил на стол и говорил сурово:

– Давай пятнадцать копеек!».

(Окончание читайте здесь)