«Русский дятел» и суд истории

Взрыв на Чернобыльской АЭС – это не просто страшная трагедия, поразившая радиацией огромные территории Украины и Беларуси, а спланированный акт, осуществленный по приказу чиновника из Москвы. Такая версия выдвигается в фильме «Русский дятел» американского режиссера Чеда Грасиа.

Главный герой фильма, киевский художник Федор Александрович провел собственное расследование, в результате чего пришел к выводу: авария была необходима, чтобы скрыть от будущей проверяющей комиссии тот факт, что построенная рядом с атомной электростанцией советская загоризонтная радиолокационная станция «Дуга» не выполняла своих функций. Именно «Дуга» была известна во всем мире как «русский дятел» – из-за характерного стука, производимого в эфире. Главное детище советского министра связи Василия Шамшина, стоившее огромных денег и предназначенное для перехвата американских сообщений, со своей задачей не справилось, и, по версии авторов фильма, взрыв на АЭС понадобился чиновнику, чтобы «замести следы» своей неудачи.

При этом сам Федор Александрович в фильме заявляет: Чернобыльская катастрофа – это лишь один из примеров жестокой логики Советского Союза, который теперь надеется взять реванш. С этими словами Федор выходил на сцену во время Евромайдана, предрекая грядущую войну еще тогда, когда многие не могли поверить в реальность подобной перспективы. О прошлом и будущем, истории и современности Крым.Реалии поговорил с самим главным героем и вдохновителем фильма – Федором Александровичем.

Федор признается: в начале работы над фильмом он сам не ожидал такого результата.

«Изначально мы планировали небольшой двадцатиминутный фильм про «Дугу» как метафору железного занавеса. Но фильм развился совершенно иначе. Нас с Чедом самих шокировали результаты нашего расследования. Мы до самого конца работы не знали, что делать с этим материалом», – рассказывает он.

При этом художник отмечает: Чернобыль стал для него символом какой-то большой лжи, и такая же ложь продолжается в политике нынешней России.

«Эта ложь – как радиация, которой ты не видишь, но которая в то же время тебя разрушает. И та война, которая идет сегодня против цивилизованного мира, так же невидима, как эта радиация. Это может быть, фактически, акт терроризма, как убийство Литвиненко в Лондоне, и, как и в случае с Чернобылем, в нем тоже применялась технология запугивания, внушения ужаса», – рассуждает Федор.

Художник уверен: переосмысление Чернобыльской трагедии, равно как и анализ современного имперского реваншизма в России, окрашивает в другой цвет сам процесс распада Советского Союза. Помимо этого фильм стал для Федора еще и попыткой осознать себя через призму этой катастрофы.

«В жизни каждого из нас есть катастрофы, похожие на Чернобыльскую», – отмечает он.

В процессе работы над фильмом Федору пришлось брать интервью у многих ветеранов атомной энергетики, у части которых сохранились оставшиеся еще с советских времен «КГБшные» замашки: привычка отрицать очевидное, хранить ведомственные секреты и даже оправдывать Сталина. Художник рассказывает: с некоторыми из них ему приходилось общаться по 5-7 часов ради крупицы информации, но в результате все участники фильмов согласились с тем, что их слова были приведены корректно.

«Конечно, больно видеть, что Прокофьев – человек, восхваляющий в фильме Сталина – это, скорее всего, сын того самого человека, который организовал Голодомор в Украине. Но даже его потомки не переосмыслили ничего из сделанного», – делится впечатлениями Федор.

Собственно расследование – не единственная тема, поднимаемая в фильме. В конце работы над картиной, еще до Майдана, Федору поступила угроза-предупреждение от ГРУ на тему того, что ему не стоит раскапывать «Чернобыльскую тайну» дальше. Оператор фильма, Артем, снял скрытой камерой свой разговор с Федором в тот момент, когда тот, испугавшись за маленького сына, склоняется к тому, чтобы прекратить расследование. Фильм дает однозначный ответ на философский вопрос, что важнее: правда или собственная безопасность. Как утверждают создатели картины, идти на поводу у лжецов и выполнять их требования – это как раз поведение советского человека, остатки рабского сознания.

«Георгий Копчинский, ответственный за безопасность атомных станций, входил в аппарат внешней разведки. Следовательно, это действительно были очень опасные люди. И особенно ужасно то, что, когда тебе говорят об этой опасности, в тебе проступает матрица советского человека, и ты начинаешь сам поступать, как репрессивные органы: пытаться остановить расследование и так далее», – признается Федор.

При этом герой фильма не обижается на коллег за скрытую съемку.

«Это был огромный подарок – увидеть себя со стороны и понять, в чем ты не прав. Но в Россию я все равно не поехал, хотя меня впоследствии приглашали туда на кинофестивали. Не поехал уже не потому, что испугался, а потому, что мне неприятно там находиться, не хочется тратить время на это. Я считаю, что Украина должна ориентироваться на другие страны, не на Россию, и потому любое притягивание внимание к России будет сейчас излишним», – рассуждает он.

При этом Федор считает: о прошлом необходимо говорить, чтобы не допустить повторения преступлений и трагедий в будущем.

«Немецкое общество тоже не сразу пришло к абсолютно негативной оценке нацизма – для этого потребовались десятки лет, множество публикаций. Если ты запрещаешь себе вспоминать и разбираться в прошлом, происходит не суд истории, а ее повторение. Представим, допустим, двух дедушек, один из которых сидел в тюрьме за украинский язык, а второй его сторожил. Очевидно, что у какого-нибудь полковника КГБ пенсия будет гораздо выше, чем у заключенного, и его здоровье будет намного лучше. И кто из них сможет купить внуку айфон, кто внушит ему, что именно его позиция была правильной?», – рассуждает Федор.

Еще одно, личное желание Федора Александровича по итогам фильма – это от имени украинцев попросить у белорусов прощения за Чернобыль.

«Формально кажется, что Украина сделала для Беларуси Чернобыль. Фильм показывает, что это в первую очередь была политика Советского Союза, политика Москвы. Однако Чернобыльская катастрофа разделила Украину и Беларусь. Мне очень важно, чтобы произошло прощение и понимание этой трагедии, уничтожившей 20% белорусской земли. Кто бы ни звонил из Москвы, на самой АЭС все же работали украинцы. Они могли не подчиниться преступному приказу, согласиться сесть в тюрьму, но не взрывать реактор. И именно поэтому я от лица Украины хочу попросить у них прощения», – подытожил Федор.