Доступность ссылки

Зекие Кадырова: «При выселении мама успела захватить Коран»


В Украине 18 мая – День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа. По решению Государственного комитета обороны СССР в ходе спецоперации НКВД-НКГБ 18-20 мая 1944 года из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары, по официальным данным – 194 111 человек. Результатом общенародной акции «Унутма» («Помни»), проведенной в 2004-2011 годах в Крыму, стал сбор около 950 воспоминаний очевидцев совершенного над крымскими татарами геноцида. В рамках 73-й годовщины депортации Крым.Реалии совместно со Специальной комиссией Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий публикуют уникальные свидетельства из этих исторических архивов.

Я, Зекие (урожденная Ленура) Кадырова, крымская татарка, 29 июня (условно) 1939 года рождения, уроженка г. Бахчисарай Крымской АССР, а также вся моя семья, родные, соседи, односельчане (крымские татары) 18 мая 1944 года были подвержены насильственному выселению со своей Родины – Крыма.

Во время войны мы постоянно оказывали посильную помощь партизанам, скрывали их в своем доме

На момент депортации я и моя семья в составе: отец, Кадыр Джемилев (1909 г.р.), мать Зибиде Сефершаева (1914 г.р.) и сестра Амиде Кадырова (1933 г.р.); проживали в Бахчисарае в доме из пяти комнат, с садом и приусадебным участком, по ул. Новгородской, 21. Родители держали скотину.

Во время войны мы постоянно оказывали посильную помощь партизанам, скрывали их в своем доме, так как наш дом был расположен рядом с вокзалом.

Ранним утром, в 4 часа 18 мая, неожиданно в наш дом ворвались вооруженные солдаты. Ничего не объяснив, они в грубой форме приказали нам в течение 10-15 минут собраться. Взять с собой было велено только продукты питания не более 3 кг на члена семьи.

В страхе, что нас поведут на расстрел, мы быстро встали, оделись, в растерянности не смогли ничего с собой взять. Мама успела захватить Коран

Солдаты по отношению к нам вели себя очень грубо, оскорбляли, кричали и угрожали застрелить, если кто-либо посмеет ослушаться. В страхе, что нас поведут на расстрел, мы быстро встали, оделись, в растерянности не смогли ничего с собой взять. Мама успела захватить Коран, а в нем оказались документы на дом. Когда мы вышли во двор, на улице уже стояли соседи крымские татары – в основном старики, женщины, дети. Все плачут, собаки лают, скотина ищет своего хозяина. Солдаты, используя физическую силу, подгоняли народ.

Вскоре всех собравшихся пешком повели на перрон вокзала. Затолкали битком в товарные вагоны. Было очень тесно и душно, не было ни воды, ни еды, ни туалета, остановки были очень редкими и короткими, люди не успевали, отставали от состава, терялись дети, что случилось и со мной. Я очень захотела пить, мне принесли воду, как оказалось с лужи, она была с запахом, и я не стала ее пить. Отец пошел искать мне воду, и я потерялась. Мне было 4 года, меня забрали в другой вагон чужие люди и только на следующей остановке родители меня нашли. Так мы ехали 28 дней.

Местные встретили нас вооруженными, так как им сообщили, что везут одноглазых рогатых людоедов. Благодаря милиции и пожилым людям удалось успокоить их

В дороге многие болели, медицинской помощи не оказывали, люди умирали, трупы выбрасывали в окна. Нас привезли в Узбекистан, на станцию Джамбай Самаркандской области. Местные встретили нас вооруженными, так как им сообщили, что везут одноглазых рогатых людоедов. Благодаря милиции и пожилым людям удалось успокоить их, объяснив, что мы такие же мусульмане. Затем нас на бричках доставили к месту проживания. Мы попали в самый бедный и отсталый колхоз им. Акунбабаева. Разместили нас в старом домике без окон, без дверей. Стены и потолок были черными, пол земляной, посередине сандал (вместо печки), покрытый грязным одеялом непонятного цвета.

Жители относились к нам как к дикарям, к зверям, были настроены агрессивно. Год был очень урожайным, но ни к чему нельзя было дотронуться. Помню, как из-за одного сорванного в саду яблока зарубили человека кетменем. И это, к сожалению, был не единственный случай. С раннего утра до позднего вечера, дети, старики и женщины работали на хлопковых полях. Воду пили из водоемов (хауз) и арыков. Люди начали болеть дизентерией, холерой, малярией. Умирали семьями.

Благодаря отцу, председатель выделил нам двухколесную телегу, в которую запрягся сам отец, сзади толкала тринадцатилетняя сестра. В 50-ти градусную жару, под ногами слой пыли в 10 см толщиной, мы все босиком добрались в райцентр Джамбай.

В райцентре поселили нас в барак, где жили еще 5 семей. Выдавали паек-бурду, которого едва хватало. Семьями выводили на чистку курака (невызревшие коробочки хлопка, которые с трудом открываются), такой хлопок шел за третий сорт и за него очень мало платили. Спали на голом земляном полу, укрываться было нечем.

Государство начало выдавать ссуду на 5 лет. Но этих денег ни на что не хватало, и выплачивать ссуду было тяжело, поэтому многие не пользовались «помощью» правительства.

В местах ссылки крымские татары не могли свободно передвигаться без отметки в НКВД, нарушителя отправляли на 15-20 лет в Сибирь.

Была очень высокая смертность среди крымских татар... Хоронить тела на кладбище не разрешалось. Хоронили просто под деревьями

Семьями болели тифом, дизентерией, малярией. Была очень высокая смертность среди крымских татар из-за плохого питания, отсутствия возможности лечиться. Хоронить тела на кладбище не разрешалось. Хоронили просто под деревьями. За ночь трупы выкапывали шакалы и съедали.

Национальные и религиозные обычаи, если и даже удавалось проводить, то скрытно. Очень многие были загнаны на долгие годы в Сибирь за то, что они поминали усопших. С 1944 по 1956 годы в местах спецпоселений никаких условий для развития крымскотатарской культуры, языка и искусства не было. До 1960 года лиц крымскотатарской национальности не принимали в вузы, а на юридический факультет даже документы не принимали. В местах депортации запрещалось говорить и свободно обсуждать вопросы возвращения на Родину, за это сажали в тюрьму на 3 года.

После выхода указа ПВС СССР от 28 апреля 1956 года были сняты ограничения по спецпоселению, но на возвращение в места, откуда эти люди были выселены, разрешение не давалось. Если кто-то пытался вернуться на Родину, купить жилье и обустроиться, их насильственно выселяли, рушили дома, вывозили за пределы Крыма.

Как только я приехала на Родину, я столкнулась с массой унижений, оскорблений, на меня повесили ярлык непрошенного гостя

В октябре 1988 года я вместе со своей семьей решила вернуться на Родину, ностальгией по которой заболела от своих родителей. Мама умерла, так и не увидев Родину после выселения, до последнего дыхания она вспоминала Крым. Как только я приехала на Родину, я столкнулась с массой унижений, оскорблений, на меня повесили ярлык непрошенного гостя. Я боялась ходить по городу: по небу кружили вертолеты – выискивали татар, по домам ходили участковые с предупреждением не принимать татар в гости, не принимать их контейнеры. Пошла на прописку, паспортистка до дырки зачеркнула в домовой книге слова «крымская татарка» и стала доказывать, что нет крымских татар, а есть просто татары. Моего сына, уже 3 месяца проучившегося в 6 классе, ни в одну школу города не принимали – мест нет. С трудом приняли в 5 класс.

Я боялась ходить по городу: по небу кружили вертолеты – выискивали татар, по домам ходили участковые с предупреждением не принимать татар в гости

Приехала я на Родину с 13 летним сыном, купила дом, осталась без копейки, при том знала, что в Бахчисарае стоит наш дом. Прибывшие раньше крымские татары стали меня приглашать на торговлю цветами. Я была уверена, что торговать не смогу. Соседка подсказала, что в общежитие техникума общественного питания требуется комендант. Когда я рассказала директору о своем образовании, она вызвала заведующего отделом кадров и попросила меня заполнить анкету, хотя у меня не было с собой диплома. Как только в графе национальность появилась запись «крымская татарка», директор и заведующий отделом кадров в один голос извинились и сказали: «Ой, мы забыли, ведь на это место районо послал специалиста». Однако на этом месте два с лишним месяца никто не работал.

18 октября 1988 года (67-ая годовщина образования Крымской АССР – КР) на всех предприятиях, школах и среди населения прошли предупреждения: «Запасайтесь хлебом, продуктами. Завтра никому не выходить из дома, наступают татары – будут резать, убивать, забирать детей на мясо. Они уже в лесах Марьино (пригород Симферополя – КР)». Дети мои спрашивают: «Мама, почему к крымским татарам так относятся?». Не знала, что им ответить...

Были изменены названия сел, городов, улиц, которые я слышала от родителей.

В 1990 году наконец-то привезла папу на Родину. Поехали в Бахчисарай, откуда нас выселили. Пошли на могилку бабушки (папиной мамы). Не могу забыть слезы папы и мое состояние, когда он мне показал туалет, и сказал: «Вот там похоронена твоя бабушка, под этим туалетом...». Он взял горстку земли...

Пошли к нашему дому в Бахчисарае, откуда были выселены. Дом стоит, дети просят: «Давайте зайдем, посмотрим, это же наш дом!». Но мы в него войти не могли, хотя все документы на дом были при себе, даже прописка. Дом наш находится на углу улиц Новгородской и Македонского…

Мое имя Ленура, данное при рождении, изменено немцами, так как они его расшифровали как «Ленину ура» и назвали меня Зекие.

(Воспоминание датировано 25 сентября 2009 года)

Подготовил к публикации Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий

FACEBOOK КОММЕНТАРИИ:

В ДРУГИХ СМИ




XS
SM
MD
LG