Лиля Валиева: «Жили единственной мечтой о возвращении в Крым»

В Украине 18 мая – День памяти жертв геноцида крымскотатарского народа. По решению Государственного комитета обороны СССР в ходе спецоперации НКВД-НКГБ 18-20 мая 1944 года из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары, по официальным данным – 194 111 человек. Результатом общенародной акции «Унутма» («Помни»), проведенной в 2004-2011 годах в Крыму, стал сбор около 950 воспоминаний очевидцев совершенного над крымскими татарами геноцида. В рамках 73-й годовщины депортации Крым.Реалии совместно со Специальной комиссией Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий публикуют уникальные свидетельства из этих исторических архивов.

Я, Лиля Валиева, крымская татарка, 1932 года рождения, уроженка с. Камышлы Балаклавского района.

Состав семьи на момент выселения: мать, Хатидже Акмуллаева (1889 г.р.), брат, Рустем Велиев (1928 г.р.), брат, Энвер Велиев (1930 г.р.), я, Лиля Валиева и сестренка, Зекие Велиева (1934 г.р.).

Когда наше село было оккупировано немцами, мы и наши односельчане вынуждены были покинуть свои дома и через лес пробраться к родственникам в г. Бахчисарай. Проживали по ул. Русской, дом 3, откуда и были депортированы.

В селе Камышлы был двухэтажный дом и домашняя живность: корова, 2 телки, 2 барана, 4 козы, куры и участок в 20 соток.

Отец Вели Темиркаяев (1901 г.р.) работал председателем виноградарского совхоза в селе Старые Шули (Эски Шули) (с 1945 года село Терновка – КР) Балаклавского района. В начале войны он был мобилизован в Красную армию, принимал активное участие в обороне Севастополя, погиб героически 28 декабря 1941 года, захоронен на территории совхоза имени Софьи Перовской, в братской могиле, занесен в Книгу памяти.

В нашем доме находился штаб 25-й Чапаевской дивизии во главе с майором Бабахиным. Два моих брата оказывали штабу посильную помощь в поддержании связи с партизанами, указывая кратчайшие пути в лесу.

18 мая 1944 года, в 4 часа утра, мы проснулись от сильного стука в ворота. Я побежала открывать и увидела трех вооруженных солдат. Когда мама переспросила, кто пришел, они запретили разговаривать на родном языке. Старший брат Рустем лежал с высокой температурой, его вытолкнули из дома и на сборы дали 15 минут, без всяких объяснений.

Мы успели взять только Коран. Наши личные вещи сгорели еще при выселении из села Камышлы – в чем были, в том и выехали. Пешком, в сопровождении солдат, дошли до железнодорожного вокзала г. Бахчисарая. Никуда нельзя было отлучаться. Только во второй половине дня подали грязные вагоны для перевозки скота, окна которых были затянуты колючей проволокой.

Народу было много. Все было забито, возможно было только сидеть. Никто не мог понять, куда и зачем нас везут. Люди плакали, молились, просили друг у друга прощения за причиненные обиды: думали, что везут на расстрел.

В антисанитарных условиях – без пищи, туалета, воздуха и воды – мы продолжили путь дальше. В пути мы с братом Рустемом переболели малярией; никто медицинской помощи не оказал. Через трое суток дали еду – баланду, после приема которой многие отравились.

В разъезде в Казахстане люди, увидев колодец с водой, несмотря на выстрелы конвоиров в воздух, побежали напиться и взять с собой в дорогу воду в посуде, если у кого имелась при себе.

Наш состав находился в пути 21 день. Прибыли на станцию Бекабад. К вечеру нас погрузили в мотовоз и отправили в с. Дальверзин-1 Бекабадского района. По приезду поселили в бараке, в одной комнате без окон, дверей, пола и никаких условий. Заболев тифом, я пролежала четыре месяца. Местные жители относились к нам враждебно, называя предателями.

Воду пили из арыков, и так как жара доходила до 50 градусов, заболели дизентерией. Люди умирали от голода и болезней. Мы, дети, собирали хлопок под конной охраной НКВД. Мама устроилась поваром, готовила ячменную черную крупу без соли, с добавлением свеклы. Эту пищу ели один раз в день, благодаря чему выжили.

Только к зиме стали выдавать пайки – 400 гр. хлеба работающим и 200 гр. хлеба неработающим, который был вообще несъедобным. Чтобы как-то выжить, мы собирали камыш и обменивали на любую еду.

Через год открыли амбулаторию: кто туда обращался, всех отправляли в больницу, а оттуда никто уже не возвращался...

В 1946 году тетя, проживающая на станции Зирабулак Нарпайского района Самаркандской области, дала вызов маме, так как бабушка была при смерти. Мать, оставив нас одних, за 18 дней добралась до места. Мне пришлось заменить маму, чтобы не было прогула. Так продолжалось полгода, пока не получили повторный вызов. Мы, будучи детьми, пешком за четыре дня добрались до Самарканда, днем прячась в арыках, а ночью передвигаясь. Тетя встретила нас и на паровозе довезла до станции. В этот же день повела она нас в комендатуру, чтобы поставили на учет, где ежемесячно, вплоть до 13 апреля 1956 года, мы отмечались.

Два моих брата устроились в ТЭЦ сахарного завода кочегарами, а я – лаборанткой.

В 1947 году брат Рустем получил ссуду на строительство дома в размере 5000 рублей с рассрочкой на 7 лет. Заработанных средств едва хватало только на то, чтобы погашать этот долг. В свободное от смены время вязали кофты, носки, платки. На вырученные деньги от продажи этих вещей приобретали необходимые продукты питания.

В 1950 году вышла замуж за Казима Усеинова, только что вернувшегося из Киргизии, где он служил в кадровой армии.

До войны закончила три класса, где обучение велось на двух языках – русском и крымскотатарском. Дальше продолжать учебу не было возможности.

В местах депортации запрещалось говорить и свободно обсуждать вопросы возвращения на Родину, отмены правовых актов, восстановления Крымской АССР. За малейшее требование возвращения в Крым сажали на три года в тюрьму. После выхода Указа ПВС СССР от 28 апреля 1956 года, согласно которому с крымских татар и других народов были сняты ограничения по спецпоселению, но не давалось право на возвращение в места, откуда эти люди были выселены, на местах высылки существенных изменений не произошло.

Никаких условий для развития крымскотатарской культуры, языка и искусства в 1944-1956 годы не было. Тайно соблюдали все свои традиции, обычаи, религиозные обряды, держали уразу (пост – КР). Жили единственной мечтой о возвращении в Крым.

Два моих брата, сестренка и мама в 1954 году по вербовке уехали в г. Самарканд на химзавод. Я с семьей в 1957 году переехала в г. Каттакурган Самаркандской области. До 1959 года родила пятерых детей в таких тяжелых условиях голода и стройки. Муж работал водителем, я вела домашнее хозяйство и занималась воспитанием детей.

В 1996 году умер мой супруг. В Крым переехали в 2003 году. В данное время проживаю в однокомнатной квартире с дочерью в Симферополе.

(Воспоминание датировано 5 ноября 2009 года)

Подготовил к публикации Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий