Голодовка украинского режиссера Олега Сенцова в преддверии Чемпионата мира по футболу для Кремля ‒ как взрыв «мини-бомбы». Такое мнение высказал в эфире Радіо Свобода украинский правозащитник Максим Буткевич. По его словам, 11 дней, на протяжении которых Сенцов отказывается от еды, уже дали результат. Хотя руководство России не реагирует на критику, этот инцидент для президента России Владимира Путина является чувствительным моментом, соглашается постоянный представитель Украины при Совете Европы Дмитрий Кулеба. Более того, добавил он, голодание Сенцова «разбудило» западных партнеров Украины и напомнило об украинских политзаключенных, находящихся в российских тюрьмах. Этим, по его словам, сейчас пытаются воспользоваться украинские дипломаты для давления на Россию.
– Господин Буткевич, как вы считаете, голодовка Сенцова приведет к каким-то реальным политическим результатам?
Максим Буткевич: Дела украинских политзаключенных в России, уже ставшие привычной частью повседневного новостного ландшафта, вернулись на первые полосы. И не только в Украине. Международной огласки – все больше.
Это происходит в период, когда российская власть готовится устроить Чемпионат мира по футболу. Теперь видим, что 10 дней дали определенный результат.
Другое дело ‒ это выдвигаемые Олегом требования. Одно, собственно, требование ‒ освобождение украинских политзаключенных, содержащихся в российских тюрьмах ‒ и в России, и в Крыму.
Мы слышали много мнений, что это нереально, с другой стороны, акция протеста имеет расчет. Не совсем понятно, что теперь кремлевская власть будет делать с Сенцовым. На фоне того, что они сделали все, включая, насколько сейчас понимаем, и коррупционные действия, чтобы получить Чемпионат мира на территории России, сделали все, чтобы привлечь внимание всего мира сейчас к России. Оно привлечено. И именно сейчас взорвалась такая информационная пока «мини», но «бомба» в виде Олега. Изолировать его совсем, не получать новостей о его состоянии – невозможно. И говорить, что все идет, как оно должно идти, тоже невозможно.
Олег был против того, чтобы прибегать к таким крайним мерам. Очевидно, что-то изменилось в заключении. Знаем об ощутимом ухудшении его здоровья, особенно после его перевода в Заполярье, где климат еще более суровый, чем в Якутии, где он был раньше. Нам говорили его родственники, он не тот человек, который жалуется.
Поэтому, когда он сообщил полушутя, что у него выпадают волосы и начинают крошиться зубы, очевидно, что это был плохой знак. 20 лет строгого режима ‒ он сказал на суде, что столько Путин, которого он назвал «кровавым кроликом», не протянет, но если он будет сидеть за решеткой 20 лет, то должен выйти в 2034 году. Вполне возможно (предположения делать ‒ неблагодарное дело, но…), он понял, что здоровье ему в заключении не позволит дотянуть до конца срока, он просто погаснет за решеткой в российском Ямало-Ненецком автономном округе. Сенцов – не тот человек, который позволит этому случится, он лучше сделает из себя оружие, что он и сделал.
‒ Господин Кулеба, а вы чувствуете какой-то международный резонанс относительно этой голодовки?
Дмитрий Кулеба: Заявление Олега Сенцова действительно разбудило некоторых партнеров, которые уже начали забывать о судьбе наших политзаключенных, несмотря на постоянные напоминания и просьбы вместе с нами что-то делать. Вопрос был отодвинут на второй план. Сейчас голодание ‒ это очень серьезный шаг. Решительность Олега ‒ это тоже очень серьезное заявление. Он сейчас помогает нам своим шагом мобилизовать поддержку, чтобы не только были публичные заявления, которые тоже нужны, но чтобы и конкретные шаги осуществлялись в координации с Украиной, чтобы оказывать давление на Россию, найти такую модель, при которой Олег Сенцов и другие украинские политзаключенные смогут вернуться в Украину.
С одной стороны, руководство России уже привыкло к критике, раздающейся в их адрес, с другой ‒ и президенту Путину, и тем, кто рядом с ним, насколько я понимаю, этот Чемпионат мира по футболу очень важен. В целом они очень чувствительны к публичной критике, а именно в этом случае такая коммуникативная атака на Чемпионат мира для них является чувствительным моментом.
Когда мы говорим с нашими партнерами, то говорим очень простую вещь: это человек сильной воли, и он действительно может умереть в знак протеста. А европейцы? Они боятся смерти. Перспектива смерти из-за их бездействия заставляет их задумываться... Заявить, что мы не признаем аннексии ‒ с этим проблем нет. Сделать что-то, чтобы остановить нарушение прав человека в Крыму ‒ сразу начинаются проблемы, 250 объяснений, почему это все очень сложно, почему это все не нужно делать. Мы наталкиваемся на определенный паралич отдельных европейских партнеров, готовых говорить, но не готовых ничего делать.
‒ Господин Буткевич, насколько украинское общество готово поддерживать своих заложников, находящихся в плену Кремля?
Максим Буткевич: Гораздо меньше проявлений беспокойства и активного сопереживания, то есть участия в судьбе наших сограждан, находящихся в заключении. Мы проводим различные акции, постоянно напоминая, поднимая эту тему. Видим, что поднимать вопрос относительно наших политзаключенных, в частности, Сенцова и Кольченко, все сложнее, все труднее. 10 мая проводили акцию к четвертой годовщине ареста Олега. Обычная уже была картина, когда участников акции было меньше, чем журналистов, пришедших ее освещать. С другой стороны, нет такой вовлеченности ‒ возможно, даже те, кто знает о существовании наших политзаключенных, не совсем понимают, что делать в этой ситуации.
Мне вспоминается Валерий Марченко, который голодал с тем же требованием ‒ освобождение всех политзаключенных в тогдашнем СССР. Его голодовка подвигла Михаила Горбачева к тому, чтобы в 1987 объявить амнистию политическим заключенным. Но для этого, к сожалению, надо было, чтобы Валерий Марченко в декабре 1986-го умер. И Горбачев ‒ не Путин. На фоне определенной усталости от многочисленных проблем внутри страны и усталости от украинских проблем, тема украинских политзаключенных для очень многих людей вообще ушла из информационного поля. Сейчас она вернулась – быстро и трагично.
‒ Господин Кулеба, какими вы видите усилия украинской дипломатии, украинских общин за рубежом, чтобы привлечь внимание мира к проблемам украинских заложников в российских тюрьмах?
Дмитрий Кулеба: Дипломатическое и публичное направления работают в синергии ‒ появляется резонанс, и нам легче привлекать внимание. Например, 23 мая, я подписал официальные письма к комиссару Совета Европы по правам человека, генсекретарю Совета Европы по правам человека. Решение Олега Сенцова о голодовке и публичная кампания относительно всего этого ‒ используем, чтобы привлечь внимание и выразить надежду Украины относительно дальнейших действий представителей Совета Европы в этой сфере.
Я помню 2015-ый, когда работал в Киеве и занимался публичными кампаниями по нашим политзаключенным. На закрытых встречах тогда все время звучала одна и та же фраза, с Сенцовым будет сложнее. Из-за Путина ‒ он что-то увидел в Сенцове, увидел какую-то силу, способность к сопротивлению и вцепился в него.
Довольно традиционное для истории дело, когда тиран или диктатор находит себе в художественном пространстве антагониста, именно в сфере культуры. Сенцов как раз и является этим антизлом, представляющим собой Крым. Это антироссийский Крым, который Путин пытается всячески уничтожить. Никто легкой истории здесь не обещал, но бороться все равно нужно.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: