На благотворительный аукцион "20.2" в поддержку политзаключенных, проходивший в эти выходные петербургском общественном пространстве "Ребра Евы", пришли полицейские. Как запрещают политическое искусство, разбиралась корреспондент Север.Реалии.
Аукцион в поддержку политзаключенных провела группа художников, которые предпочитают пока не называть своих имен. Им помогала лидер арт-группа Явь Анастасия Владычкина. По ее словам, аукцион должен был проходить в Интерьерном театре, но туда пришли полицейские, напугали хозяев помещений, и они отказались предоставить площадку. Предоставило ее общественное пространство "Ребра Евы".
– Выставка началась в 17 часов, до 19 должны были быть лекции, а в 19 – сам аукцион, – рассказывает Анастасия Владычкина. К 17.30 подъехала полиция – восемь человек в форме и шестеро в штатском.
Они смогли приникнуть в парадную, позвонив жильцам дома, но на саму выставку не прошли: ребята закрылись изнутри. Полицейские выключили свет и периодически так сильно пинали ногами дверь, что тряслись стекла в окнах и часы на стенах. Потом подъехала арендатор "Ребер Евы" Леда Гарина, которой полицейские сказали: давайте договариваться.
– Когда я спросила у полицейских, что они тут делают, они сказали, что они – патрульно-постовая служба и контролируют порядок. Никаких комментариев они мне не дали, потом мужчина в штатском спросил, не могу ли я открыть пространство. Я ответила, что не могу и попросила объяснить, что происходит. Он сказал, что позвонили по 02 и сказали, что, может быть, там происходит преступление, и они должны это проверить. То есть полтора десятка полицейских обязательно должны войти в закрытое помещение, хотя окна на первом этаже открыты, и прекрасно видно, что никаких преступлений не происходит, все смеются, продают открытки и картины.
– А они не сказали, какого рода преступление может происходить?
– Ответили, что не могут давать комментарии. А мы сказали – ну, а мы тогда не можем открыть дверь. Они сказали – тогда мы вызовем МЧС. Но, видно, у них не было совсем никаких оснований проникать в помещение, так что они просто попинали дверь – она вся была в отпечатках ног полицейских, штукатурка на лестнице была отбита. Но окна высаживать они не стали, МЧС не вызвали, вот разве что без света ребят оставили. Часть аукциона шла в электронном виде, отключился наш модем, который раздавал интернет, но аукцион все равно провели. Когда он закончился, полицейские еще немножко поговорили – спросили, может, у вас там экстремистская литература, но когда все ушли, они резко потеряли к нам интерес. Вероятно, у них была разнарядка именно на срыв мероприятия, а не на задержания.
Так же думает и Анастасия Владычкина.
Они хотели сорвать аукцион и ничего больше
– Внутри были заперты не только участники аукциона, но и журналисты немецкого телеканала ARD, они это снимали, и когда все кончилось, первыми стали выходить журналисты с камерами. Полицейские как-то растерялись, хотя они знали, что там журналисты. Полицейский, стоявший у двери, повернулся к человеку в штатском и спросил: "Ну, а что в итоге-то?" Тот молчал. Полицейский только руками развел. Все спокойно вышли и разошлись по домам. Мы так поняли, что они хотели сорвать аукцион и ничего больше. Оснований для задержаний у них не было, они, видимо, не ожидали, что им дверь не откроют. Раньше полиция постфактум цеплялась к выставкам, если в самих работах усматривали что-то, противоречащее законодательству Российской Федерации, как было год назад на выставке Союза художников, откуда ФСБ забрало несколько работ. А тут им просто не понравилось, что собирают деньги для политзаключенных.
– Как называлась ваша работа, которую вы предоставили на аукцион?
– "Терпение" – мы ее рисовали перед январскими протестами после задержания Навального в аэропорту, это была реплика – печать на пенокартоне. Она ушла за 41 тыс. рублей.
По словам одной из организаторов, выступающей под никнеймом Omberman, идея аукциона принадлежит акционисту Павлу Крисевичу, после своего последнего перформанса на Красной площади помещенному в СИЗО.
– Он уже проводил 2 мая уличную выставку на площади Искусств, это был оммаж "бульдозерной" выставке, проведенной в 1974 году в Беляево художниками-авангардистами. Он хотел узнать, можно ли сегодня выставить картины на открытом воздухе, или будет так же, как тогда, когда приехали бульдозеры и разгромили выставку – говорит Omberman. – Его выставку быстро разогнали, организаторов задержали на 8 и 10 суток. Вот тогда и появилась идея провести на основе этой истории аукцион. Мы хотели посмотреть, можно ли у нас вообще делать какое-то политическое искусство – и вот, вчера оказалось, что нет. Мы бы хотели помочь всем политзаключенным,, но это невозможно, поэтому мы выбрали нескольких, в том числе хабаровского уличного художника Hadad, обвиненного в оправдании терроризма за пост во "ВКонтакте" 2018 года. Почти все организаторы аукциона вышли из стрит-арта и из художников уличной волны, а Hadad как раз делал много работ, посвященных политзаключенным и на острые социальные темы, хотелось помочь ему. У него ведь жена и двое детей дома остались.
– Как у вас хватило смелости не открывать дверь полиции?
– Они пришли без ордера, они не говорили нам – "Откройте, полиция!" У нас помещение на первом этаже, окна открыты, они могли подойти и сказать нам, какие у них основания к нам заходить – но они ничего не сказали. Стали, как хулиганы, долбить двери, без слов. У нас стоял страшный грохот, и мы под этот грохот продавали лоты.
Лотов было 14, самая дорогая картина ушла за 95 тысячу рублей. Это картина художника Миши Маркера, на которой изображена черная балаклава. Как объясняет Omberman, балаклава сушится после разгона митинга – и плачет, потому что не может забыть увиденного. За 90 тысяч ушла картина художника ZOOM, с надписью: "Господи, когда же они нажрутся?"
Была среди лотов и картина Павла Крисевича – двое полицейских, глядящих в "черную дыру", где мерцает звезда майора, – ее купили за 50 тысяч. Кроме того, на аукцион были выставлены произведения художников Слава ПТРК, Net Street art, Хиоши МСК, MV Picture, Димы Юдоли, Omberman, Name Scale, Явь, Насти Коп, Жени Collins, BFMTH, Ивана Петрова.
– Очевидно, что товарищ майор этого так не оставит, что нас найдут и наверняка что-нибудь предъявят. Конечно, наша выставка, которая привлекла так много внимания, – это в некотором роде плевок в лицо государственной власти. Но на самом деле, не страшно. Все в России страдают, вот Паша Крисевич, очевидно, сядет, уж не знаю, по какой статье. Но когда все страдают в одной лодке, то не так страшно. И ощущение победы у меня есть – все провели до конца, – говорит Omberman.
Была на выставке и юрист "Апологии протеста" Варвара Михайлова – она приехала на помощь художникам и наблюдала происходящее снаружи, во дворе.
Раньше аукционы не разгоняли – но у нас каждый день что-то новое
– Понятно, что полицейские хотели сорвать аукцион и выставку, – говорит Михайлова. – Думаю, они рассчитывали по-хорошему войти, но организаторы проявили стойкость, не поддались манипуляциям, поэтому все прошло благополучно. Раньше аукционы не разгоняли – но у нас каждый день что-то новое. Думаю, это связано с выборами, перед которыми традиционно зачищают любую активность. Смысл ведь не в том, чтобы разогнать один аукцион, а в том, чтобы запугать людей, чтобы они не участвовали в следующем. Хотелось бы, конечно, чтобы полиция тратила силы на что-то другое, но мы понимаем, что такова эпоха.
Аукцион устраивали художники, по собственному признанию, вышедшие из уличного искусства. У него в России непростая судьба. Среди граффити, закрашенных в Петербурге только в 2020 году, работа “ZASIDELIS”, сделанная стрит-арт командой HoodGraff Team на трансформаторной будке на Греческом проспекте. Правда, ее быструю работы можно объяснить ее острой политической направленностью. Но та же участь постигла и полюбившееся многим граффити с изображением актера Сергея Бодрова, и композицию “И тебя вылечим” (с героями фильма “Иван Василевич меняет профессию”) и на Моховой улице, и портрет Цоя во дворе между улицами Маяковского и Восстания, и многие другие работы, сделанные той же командой на трансформаторных будках. К 80-летию Иосифа Бродского напротив музея-квартиры поэта появился его портрет, сделанный художниками из объединения URBAN-фреска – и тоже не прожил и нескольких часов.
Закрашивают граффити и в Москве, и в Екатеринбурге, где “закатали в асфальт” не понравившуюся православным активистам работу Покраса Лампаса с крестом, хотя она как раз была согласована и сделана в рамках фестиваля “Стенограффия”. В апреле 2021 года в Петербурге появилось граффити с Навальным, закрашенное тем же утром. 14 июля оно “возродилось” в Женеве на улице Лион.
Политическое искусство часто делается в виде перформанса и тоже преследуется властями. Так, за акцию в виде “Распятие на Лубянке” у здания ФСБ акционист Павел Крисевич в декабре 2020 года был отчислен из РУДН.
Впрочем, чиновники стремятся уничтожить даже вполне невинные вещи – такие, как портрет Хармса на доме, где он жил на улице Маяковского, 11, который сделали художники Паша Кас и Павел Мокич.
Хотя работа, органично вписавшаяся в архитектуру квартала, существует с 2016 года и привлекает туристов, а жители дома провели собрание и высказались за ее сохранение, районная администрация подала в суд с требованием ее закрасить. Поводом послужило анонимное обращение одного гражданина, которому портрет Хармса не понравился. По поводу его сохранения с запросом к губернатору Беглову обращался депутат Законодательного собрания Петербурга Борис Вишневский. И Беглов ему ответил – что районная администрация готова заключить в суде мировое соглашение и предоставить жителям дома время, необходимое для согласования с собственниками квартир. Но в том-то и дело, что система согласования таких работ остается необычайно сложной и непрозрачной, и она включает одобрение Комитета по градостроительству и архитектуре (КГА), получить которое практически невозможно.
– Районная администрация совершенно не была обязана подавать на это ТСЖ в суд из-за чьей-то жалобы, – считает Борис Вишневский. – Но, к сожалению, в городе выстроена хорошо отлаженная система направления публичных доносов и реакции на них. С моей точки зрения, эта система – совершенно неправильная: чиновники обычно не реагируют на обращения граждан, но когда через портал “Наш Санкт-Петербург” пишутся доносы, они резво, стуча копытами, бегут реагировать именно на них.
По мнению Бориса Вишневского, на практике согласовать граффити в Петербурге так же сложно, как пройти по лабиринтам Кафки.
Петербургские власти начинали обсуждать эту проблему еще в 2014 году, тогда уличным художникам предоставили около 100 адресов со стенами для росписей, но потом этот список почти целиком растаял. В 2017 году в городском парламенте предложили дополнить Закон о благоустройстве и легализовать граффити, не нарушающие облик города, но попытка провалилась. В 2019 году закон о легализации граффити был принят в первом чтении – но до сих пор не сдвинулся с мертвой точки. 21 мая Государственная административно-техническая инспекция выдала , наконец, ордер на производство работ по благоустройству территории под мостом Бетанкура – это будет первая в городе официальная стена для граффити, которую теперь можно расписывать без согласования Комитета по градостроительству и архитектуре.
– Но этого мало на весь город, – считает Борис Вишневский. Такое искусство важно и нужно, пускай оно и не всем нравится. КГА все время упирается, что они должны все согласовывать – а я говорю, что не должны – если это не затрагивает охраняемые законом виды или памятники архитектуры. Почему мы должны все время ориентироваться на художественный вкус КГА – он нам уже насогласовывал таких градостроительных ошибок, что полагаться на него не хочется.
Большинство художников стрит-арта считают, что регламентировать уличное искусство вообще невозможно, иначе просто потеряется его смысл.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: