Специально для Крым.Реалии
Провал крымско-турецкого похода на Астрахань 1569 года, казалось, навсегда поставил крест на активной внешней политике Бахчисарая в Восточной Европе. Да и все предыдущие попытки крымцев прорваться в сердце Московии, предпринятые в прошедшие два десятилетия, не увенчались успехом. Тем фантастичнее выглядел успех похода Девлета Герая в 1571 году прямо на вражескую столицу. Но обо всем по порядку.
Вернувшись из Астраханского похода осенью 1569 года, Девлет Герай вызвал к себе мурзу Сулеша, давнего посредника в отношениях с Москвой, и пожаловался ему: «С чем мне послать теперь в Москву? Не знаю, чего просить. Астраханским походом я турок истомил; пришедши под Астрахань, я за реку не переправился и к городу не приступал; я так делал и для московского царя, и для себя тут же: мне не хотелось, чтоб Астрахань была за турецким, хотел я себе помочь, чтоб турецкого люди на Крым не ходили».
Исключив Османскую империю из уравнения, хан решил вернуть себе инициативу в крымско-московских отношениях
Исключив Османскую империю из уравнения, хан решил вернуть себе инициативу в крымско-московских отношениях. В январе 1570 года Девлет Герай отправил к Ивану IV гонца со стандартными требованиями: передача Крыму Казани и Астрахани, увеличение поминок до уровня Мехмеда Герая – 1000 рублей, мехов и кречетов, а также возвращение крымского посла Янболдуя, без чего хан не собирался отпускать в Москву посла Афанасия Нагого.
Однако Иван IV, воодушевленный провалом турецкой экспедиции, не только отказал Девлету Гераю в городах (что было ожидаемо), но и откровенно хамски ответил о дани. «Мы бы тебе, брату своему, за Магмет-Киреевские поминки не постояли, но в Москве был пожар большой, и книги, в которых те поминки значились, потерялись; а который ты нам счет прислал Магмет-Киреевским поминкам, то здесь старые люди говорят, что столько никогда не посылалось, и ты бы, брат наш, этот счет пересмотрел и дал нам знать, как тебе с нами вперед в дружбе и братстве быть».
Этот пожар действительно имел место, но в 1547 году, и ранее ссылаться на него царь себе не позволял. Разумеется, после такого ответа следовало ожидать крымского вторжения, и поэтому весной в боеготовность было приведено опричное войско – оно должно было идти на помощь приграничным воеводам в случае нападения. Однако большую рать на берегах Оки до времени не разворачивали.
13 мая 1570 года передовые крымские разъезды столкнулись на Муравском шляхе с московской стражей. Земли между Рязанью и Каширой были опустошены несколькими десятками тысяч крымцев во главе с калгой Мехмедом. Но 21 мая под Рязанью двое опричных воевод «сошлися... с крымскими людьми в ночи, и крымских людей побили, и языки многие поймали, и полону много отбили». Не дожидаясь подхода основных сил противника, калга велел отступать.
Урон московитам был велик, но и момент внезапности был упущен. Большая рать была развернута «на берегу», так что надеться на повторение успеха в новом походе было нельзя. В общем, в июне Сулеш передавал Нагому, что поход калги был совершен против воли Девлета и что тот недоволен действиями наследника.
Другой ханский сын, Адиль, весной того же 1570 года совершил военную экспедицию на Северный Кавказ. Кампания против черкесов внезапно оказалась довольно сложной, Адиль прислал к отцу просьбу выделить в помощь ружейных стрелков, но тот отказал. Тем не менее, союзные Московии черкесы во главе с князем Темрюком были разбиты на реке Ахуспе и вынуждены присягнуть на верность Крыму.
Разладились и отношения с Большой Ногайской ордой. Вскоре после (а может, и вследствие) провала Астраханской экспедиции бей Дин-Ахмат отказался выдавать свою дочь за ханского сына Алпа, мотивировав это якобы «бесчестием» предыдущих подобных браков (что было не так). Кроме того, бея оскорбила какая-то деталь в ханских грамотах, так что на год отношения были прерваны.
Неудачи во внешней политике привели к внутреннему сплочению в крымском обществе
Однако неудачи во внешней политике парадоксальным образом привели к внутреннему сплочению в крымском обществе. Когда весной 1570 года через Кефе в Стамбул проезжал царский посол Иван Новосильцев, его люди слышали от местных, что «Государь московский с турецким помирились, а нашего крымского турецкий хочет извести, и мы все государю своему говорили и на прямом слове стали, что нам своего государя турецкому не выдать, и против турецкого и московского стоять крепко».
Летом до Москвы дошли слухи, что Девлет Герай готовится к масштабному походу уже осенью. 19 августа люди рыльского наместника на Муравском шляху натолкнулись на большое крымское войско: «многие огни, а от лошадиных стад прыск [тут: топот] великий и ржанье», после чего два дня спасались бегством. Схожие вести вскоре пришли и от путивльского наместника – там в крымский плен попал голова московских сторожей.
Пять полков большой рати князя Ивана Бельского встали в треугольнике Коломна-Кашира-Серпухов, четыре опричных полка сосредоточились в Калуге. Сам Иван IV готовился лично выступить навстречу главным ханским силам. Царю на руку играло то, что в июне он заключил перемирие с Речью Посполитой, так что внезапного удара с запада можно было не опасаться.
Новости из-под Рыльска пришли в Москву 4 сентября, но еще 3-го 30-тысячное крымское войско форсировало Северский Донец. Утром 12 сентября 6-7 тысяч крымцев подступили к Новосилю, но вечером отошли, не штурмуя города. 16 сентября, получив от Бельского новость о намерении хана идти на Тулу, Иван IV во главе 20-тысячного войска пошел «против недруга своего крымского царя и царевичей со многими людьми искать прямого дела».
Прибыв в Серпухов 19 сентября, Иван IV провел там три дня в ожидании вестей о противнике, но основные крымские силы уже повернули назад. Один лишь 2,5-тысяччный отряд в конце октября напал на Стародубщину. Разгневанный царь собрал военный совет для решения вопроса – шла ли речь о ложной тревоге, оторвавшей правителя от запланированного похода на Ревель, или о нерадивости военачальников, не сумевших перехватить хана на обратном пути. Историки расходятся во мнениях об ответственности: одни обвиняют полевых стражников, другие – главного воеводу. В любом случае на совете 22 сентября бояре постановили царю возвращаться в Москву, а полкам стоять на берегу еще неделю после 1 октября, затем расходиться по домам. Сторожевую службу же надлежало реформировать – и эту задачу возложили на князя Михаила Воротынского.
16 февраля 1571 года был утвержден составленный Воротынским «Боярский приговор о станичной и сторожевой службе» – первый устав пограничников в России. Он предусматривал и стационарное, и мобильное наблюдение за границей, сторожам платили высокое жалование, а за оставление поста грозила смертная казнь. Но реформа не успела набрать ход и остановить весеннюю катастрофу.
Тем временем Девлет Герай, видимо, разуверившись в своей способности сломить Московию силой, в конце 1570 года прислал гонца с предложением немедленно разменять старых послов. К всеобщему удивлению, не поднимались вопросы не только о «Мехмедовых поминках» или принадлежности Астрахани, но и даже об отправке новых послов. Но и в этом хану было отказано – Янболдуй остался в Москве, Нагой – в Бахчисарае.
Вместо этого Кремль в марте 1571 года прислал на полуостров гонца Ивана Шапкина, а с ним – тайного агента Севрюка Клавшова, задачей которого было разведать состояние отношений между Крымом и Турцией, а также поддержать связь с мурзой Сулешем. Как ему удалось узнать, султан Селим II не давал хану прямого разрешения на поход, но и не возражал против него.
Девлет Герай, со своей стороны, находился под давлением «казанской партии» при дворе, выступавшей за войну с Московией, ногайских мурз и черкесских князей. Кроме того, его сильно раздражали попытки Ивана IV наладить прямые отношения с султаном поверх ханской головы.
12 февраля 1571 года к Девлету Гераю привели 10 московских пленников, захваченных за рыбной ловлей на Псле. Сын боярский Федор Жуков на допросе показал, что «на Москве и во всех городах мор и меженина [т.е. засуха] великая», что все силы царя сосредоточены в Ливонии и что «с крымской стороны в городах воевод и застав нет». Вскоре эти сведения получили подтверждения – с московской службы из-за конфликта с опричниками бежал мурза Ибраим с сыном, еще двумя мурзами и 130 татарами.
На реке Альме 14 марта Девлет Герай провел совет «о войне, как идти на государеву украйну». Но перед началом боевых действий следовало обратиться за помощью к союзникам и уладить финансовые дела. Поэтому в Большую Ногайскую орду поехали гонцы с повторным предложением брака, а также «Тинехмата князя и мурз подымать на государя московского» и на Астрахань.
Ногайский бей ответил согласием (впрочем, свадьба так и не состоялась), но поставил условие: «Только... турецкий и крымский царь дадут нам жалованья больше московского государя, и мы... с турецким и с крымским царем на московского государя заодно станем промышлять; а взяв Астрахань, отдадим турецкому. А только... дадут нам жалованья меньше московского государя, и мы... с ними на московского государя не станем. Почто... нам у себя жалованья потерять?». Дин-Ахмата заверили, что дадут «жалованья перед московским государем вдвое». Тогда же согласие на участие в походе было получено и у Малой Ногайской орды.
Ничего изменить уже было нельзя – война началась
Из грамоты польского короля и великого князя литовского Сигизмунда II, отправленной хану в 1571 года, известно, что Девлет Герай был недоволен договором, заключенным прежним послом Скумином Тышкевичем, обвинял своего писца в изменении нескольких древних статей без его ведома и предлагал издать новую мирную грамоту. Король выразил свое удивление тем, что хан сначала поклялся соблюдать договор и какое-то время соблюдал его, только чтобы вскоре время передумать. Тем не менее, Сигизмунд отправил на полуостров другого посланника, Юрия Быковского, для заключения нового соглашения. Быковский договорился с ханом о возобновлении выплат поминок в прежнем объеме – 394 рулона лондонской суконной ткани на 13 тысяч золотых, 2 тысячи монет и дополнительные подарки хану и 30-40 его приближенным. Впрочем, если Девлет и выдал послу новый ярлык, то документ не сохранился.
И вот, 5 апреля 1571 года толмач сказал Нагому, что хан «пошел с Альмы на Перекоп, а с Перекопа идет на государя нашего украйну». Клавшов добавляет, что посол с помощью некоего служилого татарина сумел тайно известить Москву о начале большой войны, хотя сам Нагой об этом умалчивает. В любом случае, ничего изменить уже было нельзя – война началась.
Взгляды, высказанные в рубрике «Мнение», передают точку зрения самих авторов и не всегда отражают позицию редакции
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d36o78oqey1rmk.cloudfront.net/ Также следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: