Крым, благодаря уникальному сочетанию мужества белых и ошибок красных, удалось отстоять от большевистского нашествия в начале 1920 года. Но продолжать борьбу дальше без коренных перемен внутри самого Белого движения было невозможно. И Крым стал плацдармом для осуществления еще одного социального эксперимента – увы, безнадежно опоздавшего.
(Продолжение, предыдущую часть читайте здесь)
В Крыму скопилось огромное количество разрозненных тыловых войск, части управлений, громадное число беженцевПетр Врангель
Крым, отчаянно удерживаемый Яковом Слащёвым с января по март 1920 года, представлял собой печальное зрелище. Он «...был наводнен шайками голодных людей, которые жили на средства населения и грабили его. Учета не было никакого, паника была полная. Каждый мечтал только о том, чтобы побольше награбить и сесть на судно или раствориться среди незнакомого населения», – писал позже Слащёв. «В Крыму скопилось огромное количество разрозненных тыловых войск, части управлений, громадное число беженцев. Запуганные, затерянные, потерявшие связь со своими частями и управлениями, не знающие, кого слушаться, они вносили собой хаотический беспорядок», – вторил ему Петр Врангель, 8(21) февраля уволенный из армии за критику Антона Деникина.
На полуострове – голод, посевные площади сократились наполовину, реквизиции вконец разорили крестьянство, даже богатых немецких колонистов. Десятки тысяч человек бежали в Болгарию и Турцию. В попытке переломить ситуацию Слащёв закрыл винные лавки и игорные клубы, ввел военно-полевые суды за воровство, а тыловые власти – обязательную трудовую повинность.
В этих условиях в ночь на 22 января (4 февраля) капитан Николай Орлов, командир созданного им добровольческого полка в 1500 человек, поднял бунт и без боя занял Симферополь под лозунгом о предательстве старого генералитета. Он арестовал таврического губернатора и множество военных чинов. Его поддерживали местные жители и молодые офицеры в других городах. Однако Слащёв, на покровительство которого рассчитывал Орлов, выступил против него. Не дожидаясь боя, 23 января Орлов с двумя сотнями людей ушел из Симферополя на юг.
Несколько дней он стоял в деревнях на пути в Алушту, а 6(19) февраля так же без боя занял Ялту. Через два дня сам Деникин даровал Орлову амнистию при условии отправки на фронт. 10(23) февраля мятежный капитан капитулировал и оставил Ялту. На следующий день он явился в Симферополь, откуда 20 февраля после парада отправился к Перекопу. Но уже 3(13) марта Орлов со своим отрядом бросил позиции и самовольно отступил к крымской столице. На этот раз Слащёв послал за ним погоню и разгромил. Остатки «орловцев» ненадолго заняли Бахчисарай, но затем ушли в горы, продержавшись там до прихода большевиков. Забегая вперед, следует сказать, что кончилось все для Орлова печально. 26 ноября 1920 года капитан был осужден чекисткой «тройкой» и расстрелян.
Бездарность Деникина в качестве главнокомандующего после катастрофического отступления стала очевидной даже самым преданным сторонникам. 18(31) марта генерал Александр Кутепов публично заявил, что «после неудач, которые произошли в Новороссийске и до него, добровольческий корпус уже более не доверяет генералу Деникину так, как верил до сих пор». 22 марта (4 апреля) в Севастополе на первом подобного рода совещании новым главнокомандующим был избран Врангель. Деникин передал ему должность и уехал в Англию.
Врангель был первым и единственным белым вождем, имевшим программу реформ еще до победы и взявшимся воплощать ее в жизнь. Вначале был наведен порядок в войсках – 28 апреля (11 мая) образована Русская армия, уже не добровольческая, а на основе массовой мобилизации. За счет Франции армия была относительно неплохо вооружена и экипирована. Усилилась работа контрразведки, благодаря чему поутих тыл, но с другой стороны, впервые за гражданскую войну имели место публичные повешения. Впрочем, для большинства активных недовольных была придумана особая кара – высылка в советскую Россию. Противники Врангеля из числа офицеров также выдворяются за границу. Прекратились погромы и грабежи.
Для большинства активных недовольных была придумана особая кара – высылка в советскую Россию
Попытался новый главнокомандующий решить и крымскотатарский вопрос. 3(16) мая в Симферополе прошел мусульманский съезд, на котором Врангель высказался по самой важной проблеме так: «Кто желает автономию, тот должен идти на фронт воевать с большевиками, нечистыми, сначала победа над врагом, а потом автономия». До тех пор – только самоуправление в религиозно-просветительской области. Работа в комиссиях продолжалась несколько дней, пока 9(22) мая не были избраны шесть делегатов, которым позже предстояло в Севастополе обсудить дела крымских татар в правительстве. В сравнении с «деникинщиной» это был шаг вперед, но на возрождение Курултая и Директории не приходилось даже надеяться. К началу октября законопроект о крымскотатарской автономии был подготовлен. Он предусматривал выборность муфтия и передачу ему вакуфов, а также создание национально-культурных обществ. По сути, национальному движению крымских татар предлагалось вернуться в состояние марта 1917 года. Впрочем, проект законом так и не стал.
Все это привело к тому, что Милли Фирка, пребывающая в подполье, начала прямое сотрудничество с большевиками, а осенью из крымскотатарских коммунистов даже был набран отряд в красную партизанскую армию в горах.
Важнейшей сферой реформ Врангеля была экономическая, в частности правитель попытался разрешить земельный вопрос, спровоцировавший революцию. 25 мая (7 июня) был опубликован приказ «О земле», по которому все казенные и большая часть помещичьих земель передавалась крестьянам за 1/5 урожая с десятины в течение 25 лет. Этот прогрессивный закон мог бы спасти Россию в 1917 году, но в 1920-м оказался невыполнимым. Зажиточные крестьяне выплачивали всю сумму сразу и становились полноправными владельцами земли, но бедняки, привыкшие к частой смене власти, выжидали. Помещики же и вовсе саботировали действие закона.
Были восстановлены ликвидированные при Деникине волостные земства, но теперь большинство в них составляли крестьяне, а не интеллигенция. Решения земств подлежали утверждению губернской власти. К осени Таврическая губерния была разделена на 140 волостей, в 90 из которых были избраны волостные советы. Однако в выборах могли участвовать лишь домо- и землевладельцы.
Экономика Крыма досталась Врангелю в плачевном состоянии. С 1919 года промышленное производство упало на 75-85% (на плаву остались всего 32 предприятия на весь полуостров, в т.ч. открытый заново завод Анатра). Не надеясь облагать обедневшее население прямыми налогами, правительство повышало косвенные – акцизы на спиртные напитки, табак, сахар, соль, чай и кофе достигали трети стоимости товара. Но если «нормальный» бюджет гражданских институтов Крыма был бездефицитным, то в «чрезвычайном» бюджете, из которого финансировались армия, флот и железные дороги, закупалось горючее и продовольствие, а также содержались беженцы, «дыра» составила 250 млрд рублей.
Латали недостачу традиционно – печатным станком. Естественно, скакнула инфляция. К осени банкноты в 500 рублей стали разменной мелочью, выходили купюры в 25 и даже 50 тысяч рублей. Крестьяне принимали новые деньги неохотно, жалование выплачивалось нерегулярно, так что в Северной Таврии приходилось прибегать к реквизициям.
Приметой революционного времени оставался рост цен. Фунт пшеничного хлеба в апреле стоил 35 рублей, в октябре – уже 500, фунт мяса: 350–1800, картофеля: 5000–30 000, сала: 3750–7000, масла: 1550–8000, мыло: 600–5500, сахар: 1000–9000, десяток яиц: 575–10 000, пуд дров: 200–3945 рублей. Т.е. рост составил от 5 до 12-14 раз, а отдельных продуктов – до 20-25 раз!
При этом высшая ставка квалифицированного рабочего выросла с 60-75 тысяч до 400 тысяч. Максимальная зарплата штаб-офицера достигала 132 000 рублей, генерала – 240 000. Прожиточный минимум для семьи из трех человек составил в апреле 61 072 рубля, в октябре – 534 725 рублей. Несмотря на наказание каторгой, процветали спекуляция и взяточничество, но виновата была в этом сама власть. Зарплата служащих была в 3-7 раз меньше зарплаты рабочих и покрывала максимум 25% расходов на семью. Отсюда – присвоение казенных сумм. В сентябре оклады удвоили, но это помогло мало.
Параллельно обесценивались деньги на внешнем рынке. В мае-октябре иностранная валюта подорожала в 10-12 раз. Всего в Крыму было напечатано купюр на 177 млрд рублей! Однако в целом уровень жизни на полуострове был выше, чем в среднем по советской России. Голод не висел мечом над крымчанами.
Вывоз хлеба осуществлялся в кооперации государства и частных фирм, было заключено контрактов на 10 млн пудов, но вывезено в марте-августе лишь полтора млн пудов пшеницы и еще полтора – ячменя и овса (еще 2 млн – в сентябре). В обмен на зерно, 1 млн пудов соли и 120 тыс. пудов табака были ввезены почти 4 млн пудов угля, 400 тыс. пудов горюче-смазочных материалов, 50 тыс. пудов мануфактуры.
Тем не менее, жизнь в Крыму не замерла. Продолжали действовать Таврический университет, Таврическая ученая архивная комиссия, множество музеев. В Керчи открылся частный «Боспорский университет», в Севастополе – Юридический институт. В городах полуострова существовали «народные университеты» – свободные высшие курсы для всех желающих. За год «Русское книгоиздательство в Крыму» выпустило книг общим тиражом 200 тысяч экземпляров. Выходили почти 150 газет. Работали не только театры, но и художественные выставки и литературные клубы, на полуострове даже снимали кино.
Но преобразованиям Врангеля еще предстояло пройти испытание на прочность войной с советской Россией.
Продолжение следует.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: