Доступность ссылки

Субие Меметова: «Все работали как пчелы, поэтому и выжили»


На траурном мероприятии, посвященном 75-й годовщине депортации крымских татар. Крым, Бахчисарайский район, село Сирень, 18 мая 2019 года
На траурном мероприятии, посвященном 75-й годовщине депортации крымских татар. Крым, Бахчисарайский район, село Сирень, 18 мая 2019 года

18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годах Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. Крым.Реалии публикуют свидетельства из этих архивов.

Я, Субие Меметова, родилась 1 ноября 1934 года в деревне Улу-Узень (с 1945 года Генеральское – КР) Алуштинского района Крымской АССР.

Состав семьи на момент депортации: отец Умер-Али Меметов (1892 г.р.), мать Фатьме Меметова (1899 г.р.), сестра Шайде Меметова (1924 г.р.), брат Мамед Меметов (1927 г.р.), сестра Решиде Меметова (1929 г.р.), сестра Сайде Меметова (1931 г.р.), я, Субие Меметова, сестра Сельме Меметова (1937 г.р.), сестра Теслиме Меметова (1940 г.р.), младший брат Амет Меметов (1943 г.р.).

Деревню Улу-Узень немцы сожгли, потому что Улу-Узень расположена среди леса и ее население помогало партизанам. Дали 2 дня срок, чтобы люди ушли из деревни и сожгли. Мы переселились в село Кучюк-Узень, сейчас Малореченское. В 1944 году, после отступления немцев, мы вернулись в свою деревню и начали готовиться к посевным. У нас была корова, телка, лошадь, два барашка, ну и, конечно, для семьи из 10 человек все необходимое.

Мои дед и отец были подданными Турции, поэтому отец перед войной не служил, работал куда пошлют – ремонт мостов, дорог и т.д. На фронт были отправлены двое дядей: Камил Куртбединов, пропал без вести, и Мустафа Куртбединов, попал в плен, вернулся еле живой.

18 мая 1944 года на рассвете разбудили 2 солдата, сказали: «Вас высылают, надо быстро собраться». Двое маленьких были больными, брать с собой особо не могли ничего, растерялись. После 2-3 лет немецкой оккупации, голода, холода и невыносимых мучений никто этого не ожидал. Собрали весь народ среди развалин, с четырех сторон расставлены солдаты с пулеметом, если идти за водой, надо было просить разрешения у солдат. И так держали нас до самой темноты, уже почти ночью приехали грузовые автомашины, погрузили и повезли на железную дорогу, какую я не могу сказать – мы были детьми.

Поезд, который нас вез, сначала направлялся вроде бы в Сибирь, а потом повернул в Среднюю Азию, то есть в Узбекистан, поэтому мы ехали около месяца

Погрузили нас в товарные вагоны. В нашем вагоне было, если я не ошибаюсь, 60 человек – в основном одинокие мужчины и несколько семейных. Кормили в день 1-2 раза, делили на каждого, но были полуголодные. Когда поезд останавливался, помню, отец и старшая сестра, быстро, чем могли, разводили огонь. У нас была с собой фасоль, ставили ее на огонь. Но сварить не успевали, как конвой кричал «По вагонам!», и люди бежали, оставляя все. Фасоли мы так и не поели, она не успела свариться, а другого у нас не было ничего. Медицинского обслуживания не было. У нас в семье было двое маленьких – больные сестренка и братишка, и еще у одной сестры сильно болели живот и уши, и я не помню, чтобы какой-нибудь медработник их смотрел. В нашем вагоне смертей не было. По-моему, говорили, что поезд, который нас вез, сначала направлялся вроде бы в Сибирь, а потом повернул в Среднюю Азию, то есть в Узбекистан, поэтому мы ехали около месяца.

Отец решил, что мы пойдем в совхоз, потому что в совхозе дадут зарплату, а колхозе в конце года, говорит, я потеряю всех

В Узбекистане нас выгрузили в Булунгурском районе, станция Красногвардейская, Самаркандской области, садвинсовхоз «Булунгур». На станции распределили кого в колхозы, кого в совхозы. Отец решил, что мы пойдем в совхоз, потому что в совхозе дадут зарплату, а колхозе в конце года, говорит, я потеряю всех. А в совхоз нас не брали, потому что у нас иждивенцев больше, чем рабочих. Тогда отец записал рабочими сестер, которым еще не было нужного возраста.

Итак, с горем пополам мы попали в совхоз, недели две мы жили в роще под открытым небом, потом нас всех переселенцев поместили в казармы, и там мы жили до осени. А осенью разместили по несколько семей в одну комнату, и так мы прозимовали. Весной отец осмотрел пустырь, и мы всей семьей построили полушалаш: половина в земле, половина – стены из глины. Крышу закрыли, помню, камышом, стеблями подсолнуха. И так мы жили 2-3 года, потом построили две комнаты, огород развели. Посеяли ячмень, совхоз давал рабочим по 500 грамм хлеба, иждивенцам – по 200 грамм. Ни угля, ни дров – ничего не было – топили колючкой и кизяком.

Все работали как пчелы, поэтому и выжили, в соседних колхозах люди семьями вымерли

От государства мы ничего не получали. Может где-то давали – кто успел, тот съел. Семья наша очень много болела малярией. Мы были полураздетые, семья большая, что зарабатывали – хватало только на еду. Мы, дети, ходили собирать колоски, мама толкла их в ступке, носили на мельницу. Все работали как пчелы, поэтому и выжили, в соседних колхозах люди семьями вымерли.

В Красной армии служили дяди. Камил Куртбединов не вернулся с фронта, Мустафа Куртбединов попал в плен, еле живой вернулся, нашел семью в Фергане. Еще в армии служил в 1939-1947 годах зять Аким Муратов, имел очень много орденов и медалей, жил просто и ничем не воспользовался.

На родину вернулись в 1993 году, описать с какими мучениями – не хватит бумаги

Я окончила 7 классов русской школы, в 1953 году поступила в Самаркандский кооперативный техникум, в учетное отделение, и в 1956 году его закончила. Поступать было нелегко: после окончания 7 классов я два года потеряла, потому что комендант не давал разрешения, а потом пригласил и заставил написать объяснение, что у нас семья большая и я сама не захотела учиться. Старшие сестры и брат так остались без образования.

С 1956 года, когда отменили комендантский режим, жизнь стала легче, люди находили своих близких.

На родину вернулись в 1993 году, описать с какими мучениями – не хватит бумаги. Очень жаль, что родители не видели возвращения: они остались, как и сотни тысяч наших соотечественников, на чужбине. Я мать 6 девочек, муж умер в 1983 году. Сейчас живу со старшей дочерью в селе Ленинское Красногвардейского района.

(Воспоминание от 10 сентября 2009 года)

К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий

FACEBOOK КОММЕНТАРИИ:

В ДРУГИХ СМИ




XS
SM
MD
LG