Ильми Умеров: «Я не предал ни Украину, ни свой народ»

В сентябре подконтрольный Кремлю Симферопольский районный суд Крыма приговорил заместителя Меджлиса крымскотатарского народа Ильми Умерова к двум годам колонии-поселения. Кроме того, ему на два года запретили заниматься публичной деятельностью и выступать в СМИ​. На полуострове Умерова обвиняли в публичных призывах к сепаратизму – он называл возбужденное против него дело политически мотивированным.

25 октября Ильми Умерова и еще одного члена Меджлиса, также осужденного в Крыму, Ахтема Чийгоза передали Турции. 27 октября они прибыли в Киев.

В эксклюзивном интервью Крым.Реалии Ильми Умеров рассказал о своей дороге в столицу Украины, сегодняшней деятельности Меджлиса и о том, что происходило в Крыму во время аннексии.

​– Знали ли вы о том, что вас освободят, до того момента, как за вами пришли?

– За 13 дней до того, как нас отправили в Анкару, у меня дома были гости из Москвы –​ сотрудники ФСБ. Они рассказали, что есть договоренность между президентами Турции и России о помиловании Ахтема Чийгоза и Ильми Умерова. Сказали, что остается небольшая формальность –​ нужно написать прошение на имя Путина о помиловании. Я категорически отказался. Они пытались меня немножко шантажировать. Мол, Чубаров (Рефат Чубаров, глава Меджлиса крымскотатарского народа –​ КР) и Джемилев (Мустафа Джемилев, лидер крымских татар – КР) вас кинули, вы будете находиться в тюрьмах и колониях, а они ездят по миру, шикуют, живут в Киеве, живут в дорогих отелях, пьют дорогой кофе…

​Более того, они пытались меня обмануть, что Ахтем Чийгоз уже написал соответствующее прошение. Но я все равно категорически отказался, и других контактов ни с какими спецслужбами не было. Поэтому я не знаю, есть ли указ о помиловании на самом деле или его нет. Меня с ним не ознакомили, никто мне никаких условий не ставил о том, могу ли я вернуться в Крым или нет.

– Если бы вы знали, что вас посадят в самолет и отправят через Россию в Турцию, вы бы согласились?

– Я бы отказался. Когда уже мы подъехали, я увидел кусочек стелы, узнал, что это аэропорт. Поднялся, увидел, что там десятка полтора представителей каких-то спецслужб. И Ахтем Чийгоз сидит в салоне. Возникла мысль, что нас куда-то в Россию отправят, потому что я отказался от помилования. А приговор на тот момент уже вступил в силу, потому что я отказался от апелляции. Я подумал, что меня вытащили из больницы (на момент передачи Турции Ильми Умеров находился в Бахчисарайской районной больнице –​ КР), чтобы отправить в какую-то колонию в Сибирь или другой регион. Тем более что, когда ко мне приходили, мне угрожали Харпом – это Ямало-Ненецкий округ.

– Когда вы поняли, что происходит?

– Когда поднялся самолет и я увидел, что сзади сидит Ахтем Чийгоз. Я попытался подойти поздороваться, но мне сказали не дергаться. Позже, когда я попросился в туалет и проходил мимо Ахтема, я сказал по-крымскотатарски: «Здравствуй, друг». Это шипение вновь повторилось. Мол, вы совершили очень грубое нарушение, только из-за вашего возраста и состояния здоровья не применяем силу.

Когда мы пролетели над морем и появились населенные пункты с красными крышами, я понял, что нас везут в Турцию. Что не в колонию везут, а таким образом освобождают.

Три года освобождению Умерова и Чийгоза. Как в Киеве встречали лидеров крымскотатарского народа (фотогалерея)

​– Что вы почувствовали? Облегчение?

– Облегчения я не почувствовал. И до сих пор у меня двоякое отношение ко всему, что происходит. Если Ахтем Чийгоз был освобожден реально из тюрьмы, следственного изолятора, где он просидел почти три года, то я полтора года своего уголовного дела провел дома под подпиской о невыезде. То есть меня вытащили из дому, а его –​ из тюрьмы.

​Я не могу привыкнуть к тому, что может так случиться, что я не буду допущен в Крым физически. Я во всех интервью говорю, что я хочу вернуться в Крым. И вам тоже хочу это сказать. У меня есть возможность немножко заняться своим здоровьем, потому что есть приглашение Ангелы Меркель на обследование и лечение в Германии. Я, скорее всего, этим предложением воспользуюсь, а потом обязательно поеду домой.

​– Вам удалось узнать подробности того, как и почему было принято такое решение? Что пообещал или чем пригрозил Эрдоган Путину?

– Зачем узнавать подробности тех дел, которые еще не завершены? Освобождение двоих человек – это лишь один эпизод. Еще более сорока человек находятся в заложниках в Российской Федерации только из Крыма. Мы просто обозначили перед президентом Турции свою благодарность и попросили продолжать заниматься этими вопросами. И как приоритет мы с Ахтемом обозначили Олега Сенцова.

Кроме этого, еще не возвращен Крым, не освобождены Донецк и Луганск. Поэтому говорить о подробностях спецопераций не следует.

​– Есть версия, что вас с Ахтемом Чийгозом обменяли на бывшего офицера российской армии, который воевал за ИГИЛ. Говорят, что этого человека турецкая сторона отдала России, а российская сторона, таким образом, освободила вас. Видели ли вы каких-то людей в самолете? Слышали ли что-то?

– Ничего об этом не знаю. Более того, я еще раз хочу сказать о том, что я никого не просил меня освобождать. Свой срок – два года колонии – я как-нибудь бы выдержал.

– Когда российские войска только появились в Крыму, и Рефат Чубаров, и многие члены Меджлиса говорили, что был разговор о том, что должны быть квоты – 20 процентов мест во всех ветвях власти должно принадлежать крымским татарам. Но договориться не удалось, как мы понимаем, и Меджлис стал запрещенной организацией (на территории России и аннексированного Крыма – КР). Почему так случилось?

– Этот документ был принят 11 марта (2014 года –​ КР), то есть до референдума. Это еще была АРК, Украина. И у нас было и юридическое, и моральное право договариваться с этим парламентом даже при том, что уже были «зеленые человечки» и был назначен референдум. То есть попытку сосуществовать, сотрудничать, влиять на ситуацию изнутри мы предприняли.

​Я тогда работал главой (Бахчисарайского –​ КР) района. Мне казалось, что полезнее находиться внутри, продолжать исполнять свои обязанности. Используя свое влияние, авторитет, я от некоторых вещей оберегал если не весь район, то хотя бы его крымскотатарскую часть. Я категорически выступил против присоединения, против референдума. Самое главное, что я делал политические заявления в роли чиновника. Но когда было принято решение о проведении в сентябре выборов в местные советы, я решил прекратить деятельность руководителя района. У меня в трудовой книжке стоит печать украинская и написано: «Слагаю полномочия такого-то числа». И поставил украинскую печать.

– То есть вы не считаете, что вы работали при оккупационной власти? А сейчас бы вы так же поступили?

– Этот период тоже был борьбой. Я точно знаю, что за эти почти четыре месяца, которые я отработал после аннексии, я не предал ни Украину, ни свой народ, ни самого себя.

– Ленур Ислямов и Заур Смирнов пошли в исполнительную оккупационную власть. Ислямов вышел, Смирнов остался. Стоило ли это делать?

– Сегодня я могу сказать, что однозначно нет. Просто на тот момент мы так чувствовали ситуацию: что, внедрив туда своих представителей, мы будем на что-то влиять. Это было не признанием, а продолжением борьбы. Ленур проработал всего 28 дней и был уволен. А Заур превратился в коллаборациониста, предателя и был уволен через три года.

– Говорят, что тогда в Меджлисе случился раскол. Правда ли это? И есть ли раскол сейчас?

– Это не совсем правильно. Меджлис – это демократическая структура, в которой каждый имеет право высказывать свое мнение, придерживаться своих убеждений, в том числе политических. Если на тот момент те чувства, о которых я говорил, взяли верх, и большинство проголосовало – это есть решение Меджлиса. Ошибочное, но все-таки решение Меджлиса. Это я говорю с позиции сегодняшнего дня. Тогда я и сам голосовал.

– Ситуация с Меджлисом в Киеве и в Крыму: есть ли разница? Есть ли, например, какое-то разочарование крымских татар относительно того, что происходит в Киеве?

– Разные реальности, разные риски. Если в Украине можно чувствовать себя достаточно свободно, то в Крыму очень опасно. Но тем не менее Меджлис сейчас, несмотря на запрет, фактически существует.

Сейчас мы общаемся практически так же, как и раньше. Последнюю неделю я уже в Киеве нахожусь, но до этого мы то по телефону, то по скайпу (общались –​ КР). При необходимости мы собираемся в Крыму у кого-то дома. Делегируем тех, кто еще находится не под подпиской (о невыезде –​ КР), в Киев. Все это происходит, несмотря на то, что в Крыму де-факто российская власть, и Меджлис считается запрещенным.

– «Хизб ут-Тахрир» – это страшное слово, которым запугали россиян. Эта организация запрещена и в Крыму. Многих там обвиняют в том, что они –​ ее члены. Изменилось ли отношение Меджлиса к представителям «Хизб ут-Тахрир»?

– Никакой террористической, экстремистской деятельности мы никогда за ней не замечали. Если даже были какие-то разногласия между отдельными представителями до аннексии, то это были наши внутренние крымскотатарские вопросы. Если человек отождествлял себя с Партией исламского возрождения или «Хизб ут-Тахрир», в Украине это было не запрещено, и никто никаким гонениям не подвергался.

​Первая волна исхода из Крыма после аннексии была именно этими людьми осуществлена. Эти люди первыми уехали, а те, кто сейчас в Крыму находятся, – это обычные верующие люди. Это обычные люди, соблюдающие мусульмане. Но в первую очередь – это крымские татары. Это репрессии против крымских татар, мусульман. Цель – запугать всех остальных, чтобы не было в Крыму нелояльных.

Президент Украины Петр Порошенко (слева) награждает Ильми Умерова орденом «За заслуги». Киев, 27 октября 2017 года

​– Расскажите подробнее о вашей деятельности в Крыму. Какая она?

– Это обычная жизнь человека, который любит свою родину. Никаких секретов в этом нет, я веду обычный образ жизни. Я очень люблю свою семью, своих детей и внуков. Я хочу находиться рядом с ними и, соответственно, я очень люблю свою родину и свой крымскотатарский народ, ради которого я готов на все...

​Вообще меня судили, конечно, только за убеждения, за мнение. Все, что они готовили на следствии, на экспертизах, сыпалось как карточный домик. Но когда начинаешь защищаться, то, во-первых, якобы признаешь их юрисдикцию, а во-вторых, это признак слабости. И я каждый раз, прежде чем сказать, что они фабриковали уголовное дело, всегда говорил, что не меняю своих убеждений. Я считаю, что Крым должен вернуться в Украину.

А Украине надо понять, что нужно бороться – я сейчас циничную вещь скажу – не за народ, не за людей, а за территорию. Нужно за целостность страны бороться. А уже кто на той территории живет – пусть каждый сам принимает решение. После того, что произошло в Украине, готов он оставаться или не готов? У кого руки в крови – тем тюрьма. Те, которые были явными коллаборационистами, но без крови – ограничение прав на какой-то период. Остальным – амнистия.

(Над текстовой версией материала работала Катерина Коваленко)